Госпожа Печалей

— У всех обретенных кольца из целого волчецвета, — бормотал он себе под нос, шагая по катакомбам. — И у Махьяра тоже. А нам дали вот это. — Он постоянно теребил свой прутик. — Наши-то сделаны из половинок стебля!

— Осторожней, — предупредила его Сорайя, — ты начинаешь говорить как обретенный. В следующий раз ты заявишь, что, если трижды сплюнуть, банши потеряет голос.

— Я говорю, что нам нужна защита получше этой, — прорычал Омид, запихивая талисман за пазуху.

— А я говорю, что это вообще не защита. — Сорайя обернулась и посмотрела на инкрустированные костями стены, по которым ползали прозрачные черви. — Если эти твари проголодаются, колечко из сорняка и капелька суеверия их не остановят.

Они продолжали углубляться в катакомбы. Теперь впереди шли Махьяр и Оракул под Вуалью, которая указывала направление всякий раз, когда они подходили к перекрестку. А перекрестков на их пути встречалось все больше. Сорайя давно уже потеряла счет развилкам, которые они миновали. Если им придется возвращаться тем же путем, она сомневалась, что сумеет определить, куда сворачивать. Время от времени Венцеслав делал на полу зарубки, но если уходить они будут второпях, то эти отметины так легко пропустить…

Венцеслав держался позади, вместе с Кветкой и Гаевиком. Сорайя знала, за чем они следят. В какой-то момент могильные черви снова начнут просачиваться в катакомбы. Капитан, хоть и был обретенным, не слишком верил старым предрассудкам. Так что, когда черви сообразят, что от упырей ничего не осталось, он собирался воспользоваться магией Гаевика, чтобы отгонять тварей. А талисманы — это на крайний случай.

— Впереди что-то есть, — донесся до солдат мрачный голос Махьяра.

Сорайя, обернувшись, передала его слова Венцеславу и двинулась вперед вместе с Омидом, держа меч наготове.

Махьяр обнаружил какое-то просторное помещение, из которого отходило несколько коридоров. В центре пещеры располагалась зловещая гробница — огромный фонтан из зацементированных костей. Тут были сотни скелетов. Посредине возвышалась статуя человека весьма впечатляющей внешности. Более красивого мужчины Сорайя в жизни не видела, хотя его надменные черты не оставляли иллюзий относительно его характера. Из приоткрытого рта статуи лился поток темной жидкости — и Сорайя даже охнула, осознав, что это кровь и стоит статуя посреди кровавого бассейна. А приглядевшись, женщина заметила, что из-под губ изваяния торчат длинные клыки.

— Вампир. — Оракул под Вуалью коснулась ноги статуи. — Барон Вальдемар. Он желал леди Олиндер и потребовал от нее стать его невестой. А это ответ. Ее магия превратила его в камень и наполнила его рот кровью, чтобы его заточенный дух вечно мучился от близости столь желанной пищи. — Провидица повернулась к Сорайе. — Вот что значит бросать вызов Госпоже Печалей. Месть ее простирается за пределы мира смертных.

— Ты сильно рискуешь, сопровождая нас, — сказала Сорайя. — Ты могла бы остаться в своей цитадели, вне досягаемости ее власти.

Оракул под Вуалью на мгновение задумалась.

— Она причинила столько горя, — вздохнула она наконец. — Ее врагам давно пора нанести ответный удар. — Провидица окинула взглядом ряд туннелей, тянущихся от кошмарного фонтана. — Мне нужно сосредоточиться и определить наш дальнейший путь.

Сорайя виновато кивнула, и Оракул под Вуалью отошла, двинувшись по периметру помещения, пытаясь сопоставить окружающую обстановку со своими знаниями о катакомбах.

Махьяр и Венцеслав спешно совещались, Гаевик сидел на полу, очевидно, еще не оправившись после бегства от упырей. А Кветка и Омид что-то обсуждали. Сорайя очень удивилась, обнаружив, что солдату нашлось что сказать ученой. Но когда она подошла ближе, ситуация разъяснилась сама собой.

— Я обязан тебе жизнью, — говорил Омид Кветке. — Если бы ты не вернулась помочь мне, упыри сожрали бы меня.

Кветка была явно обескуражена его благодарностью.

— Ты сделал бы для меня то же самое, — пробормотала она.

Сорайя же подумала, что это маловероятно. Омид — надежный боец, но он не из тех, кто рискнул бы собственной шеей столь же опрометчиво, как ученая или Гаевик.

— Я благодарен тебе, — повторил Омид. — Я у тебя в долгу.

Он судорожно обнял Кветку, а потом, очевидно смущенный жестом, быстро отстранился и, коротко поклонившись, отошел от ученой.

Сорайя не знала, как следует понимать сцену, свидетелем которой она стала. Слишком хорошо она знала Омида — и его неизменную враждебность к жителям Восточного Дола. Возможно, конечно, что спасение жизни изменило его отношение, а может, он играет в какую-то другую игру. Следом за ним она подошла к страшной гробнице:

— Ну и что все это значило?

Отвечая, Омид не смотрел ей в глаза.

— Ученая спасла мне жизнь. Я благодарен ей.

Сорайя поймала его подбородок и силой приподняла голову.

— Я спрашиваю, что ты задумал? — прорычала она. Теперь Сорайя была твердо уверена, что здесь что-то нечисто.

— Черви возвращаются!

Эхо разнесло крик Венцеслава по всей пещере. Все повернулись и увидели, как по стенам катится волна. Черви прибывали не только из прохода, по которому пришли люди, они наступали со всех сторон.

Махьяр с волчецветом в руке смело шагнул к ближайшей стене, не обращая внимания на призывы вернуться.

— Мой щит — Зигмар и моя вера, — произнес он и поднес талисман к костям, повторяя то, что сделала Кветка. Корчащаяся масса отпрянула. Жрец повернулся. На лице его читались удивление и облегчение разом. — Ради Молота, действует!

Сорайя покосилась на свой оберег, свернутый из половники стебелька волчецвета. Сумеет ли этот прутик обезопасить ее? Чувствуя, как пот катится по лицу, она смотрела на могильных червей, подползающих все ближе. Краем глаза она заметила и Омида. Тот не потел. И вообще, с учетом его недавней паники был на удивление спокоен.

Сорайя сразу сообразила, в чем дело. Но крикнуть и предупредить не успела. Мучительный вопль разрезал воздух. Обернувшись, Сорайя увидела корчащуюся на полу Кветку, облепленную полупрозрачной массой червей — и все новые и новые твари сыпались на нее с костяных стен. Лицо ученой превратилось в маску ужаса и боли, но после первого визга все прочие звуки задушила копошащаяся груда.

— Кветка! — Гаевик мгновенно оказался на ногах.

Он бросился к упавшей женщине, рассыпая слова заклинания, бешено шевеля и хрустя пальцами, торопливо плетя чары. Потом все тело его охватил огонь — трескучее зеленое пламя потеснило тьму. Маг бросился на призрачных червей, испепеляя их, превращая в пар, сунул руки в извивающуюся груду, пытаясь вырвать Кветку из растворяющих ее «объятий».

Венцеслав и Махьяр бросились на помощь чародею. Своими талисманами они отгоняли новые потоки могильных червей, спешащих присоединиться к омерзительному пиршеству. Черви расступались — медленно, слишком медленно. Когда прилив пошел на спад, пламя Гаевика смогло прожечь массу, обволакивающую Кветку.

Крик колдуна, увидевшего то, что осталось от ученой, был самым скорбным звуком из всех, что когда-либо доводилось слышать Сорайе.

Оракул под Вуалью присоединилась к людям, в ужасе обступившим Кветку. Глядя на полуобглоданную женщину, она горестно покачала головой:

— Я не знаю магии, которая могла бы исцелить подобные раны или облегчить ее страдания.

Гаевик вскинул глаза. По щекам его катились слезы.

— Я знаю такую магию.

Он снова посмотрел на жуткое месиво, несколько секунд назад бывшее лицом женщины, которую он любил. От лица этого осталось ровно столько, чтобы выразить невыносимую агонию умирающей. И чародей, достав нож, решительно положил конец ее страданиям. Потом обнял безжизненное тело и зарыдал.

— Не понимаю, — выдавил Венцеслав. — Кветка сделала талисманы. Мы знаем, что они действуют. Я же сам видел, как она отгоняет червей.

Именно этот момент выбрала Сорайя. Кинжал ее глубоко вошел в грудь Омида, пронзив сердце. Солдат неверяще уставился на нее, потом глаза его остекленели, и он рухнул замертво у ее ног. Венцеслав и Махьяр потрясенно развернулись к ней.