Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 54

Взглянув на бутылки, Кветка на мгновение заколебалась. Она сама приготовила эти смеси, вытяжки из спирта-сырца и уксуса, которыми огор пользовался для обработки шкур и консервации мяса. Она знала, какого эффекта хочет добиться, она объяснила свои намерения Венцеславу, чтобы он разрешил ей участвовать в битве, а не просто прятаться в кладовке, она убедила капитана в достоинствах своей идеи, хотя Махьяр и сомневался в ее способностях, а Гаевика беспокоил риск, на который она идет.

Две бутыли. Одна для огора, другая для его «питомца». Судя по тому, как были обглоданы кости, и по клочьям шерсти, застрявшим в подстилке зверя, Кветка предположила, что это саблезуб. Тварь, конечно, не слишком приятная. Саблезуб меньше медведя, но обладает ловкостью пантеры. Один взмах его когтистой лапы разрывает быка, а клыки действительно столь же длинны и смертоносны, как мечи. Зверь этот — грозный противник сам по себе, даже без своего великана-хозяина.

Кветка еще раз окинула взглядом комнату. Солдаты уже заняли свои места и застыли в готовности. Каждый был вооружен тем, что сумел отыскать в кладовке. Махьяр расположился справа, у полок с консервами, сжимая в руках омерзительный орручий колун. Гаевик убрался в недра логова огора, отправленный в резерв до того момента, когда его позовет Венцеслав.

В жилище огора воцарилась напряженная тишина. Кветке показалось, что она слышит, как выступает на ее лбу пот. Всеми обострившимися чувствами она ловила первый знак появления огора. В хижине воняло хуже прежнего. Это постарался Зорграш, разбив горшок с маринованным мясом.

— Чтобы скрыть наши запахи, — объяснил склепорожденный, обогнув стол, чтобы присоединиться к ученой. — Тугра подумает, что это кто-то из его гротов что-то расколотил. И рассердится.

— Разве все и без того недостаточно плохо? Зачем еще больше злить огора?

— Разозлившись, Тугра забудет об осторожности. Он ворвется сюда, собираясь наказать паршивца, сразиться с врагом, поджидающим в засаде.

С этими словами склепорожденный прижал палец к губам, требуя тишины. Кветка насторожилась: ей послышались далекие шаги. Секунда, другая, и она поняла, что дело не в разыгравшемся воображении. Шаги приближались — мерные, тяжелые. Существо с такой поступью должно быть неимоверно громоздким. Женщина снова посмотрела на бутылки и подумала о том, как жалко выглядит оружие у нее в руках.

Шаги стали громче. Теперь Кветка чувствовала, как подрагивает земля. Когда же снаружи хижины послышалось глухое ворчание, она затаила дыхание. Атмосфера внезапно изменилась — в воздухе повисла угроза, ледяной дрожью пробравшая до самого сердца. Наверное, такой первобытный ужас охватывает мелкого зверька, чувствующего приближение хищника.

Шаги загрохотали уже в прихожей. Неразборчивое ворчание распалось на рваные цепочки слов на каком-то резком, неизвестном Кветке языке. Наверное, Тугра звал своих гротов.

В следующий миг огор отбросил в сторону занавеску из шкур, шагнул в комнату — и глаза Кветки расширились от ужаса. Ростом Тугра был футов пятнадцать, а ширина плеч его достигала, пожалуй, восьми. Кожа — бледная, ноздреватая, изобилующая глубокими шрамами. Грубое лицо с квадратной челюстью и низким лбом намекало на общую тупость и незамысловатость характера. Однако сделать такой вывод не позволяли глаза — проницательные, как у болотного волка, и жестокие, как у могильной гадюки.

Все массивное туловище огора было обмотано многочисленными разномастными шкурами. Вместо котомки за спиной огора красовалась развороченная грудная клетка какого-то гигантского зверя, причем реберные кости были расправлены наподобие крыльев. С каждого ребра свисал трофей. Кветка разглядела сушеную голову оррука и рогатый скальп бестигора, покачивающиеся на веревках из кишок и сухожилий. Были там и человеческие черепа, и золотозубая челюсть дуардина. Тугра, похоже, больше всего ценил трофеи, запечатлевшие весь ужас последних секунд жертвы.

Следом за Тугрой в комнату проскользнула чудовищная кошка. Если Кветка и переоценила ее размеры, то немного. На длинных ногах перекатывались бугры мускулов. На широкой приплюснутой голове сверкали янтарные глаза, из выступающей вперед нижней челюсти торчали огромные кривые зубы. На темно-коричневой шкуре саблезуба чернели пятна и полосы, но кончик длинного хвоста был белоснежным — чтобы отвлечь в последний момент внимание жертвы.





— Вперед! — крикнул Венцеслав, едва огор и его питомец оказались внутри. План требовал стремительности, нужно было нанести удар прежде, чем Тугра сообразит, что происходит.

Венцеслав и солдаты ринулись на охотника с мечами и копьями. Сорайя вспорола Тугре бок, Венцеслав ранил огора в руку, Омид пронзил ногу великана копьем, но взмах мощного кулака переломил древко, будто прутик, и отбросил солдата назад. Тугра яростно взвыл, сорвал с пояса гигантскую дубинку — и уже с оружием в руках злобно уставился на людей.

Притаившийся вблизи от Кветки Махьяр вскочил и бросился на саблезуба. Вонь маринада сбила с толку обоняние зверя, но кошачьи рефлексы оказались все же слишком стремительны для воина-жреца. Саблезуб отпрыгнул, изогнулся в воздухе — и ударил Махьяра тяжелой лапой. Когти скрежетнули по нагруднику жреца, поцарапав металл, но не добравшись до человека. Однако сила удара сбила Махьяра с ног. Кветка охнула, увидев, как он упал совсем рядом с заостренными костями, которые они повтыкали в пол в качестве ловчей ямы для огора.

Махьяр кольев избежал. В отличие от саблезуба. Прыжок перенес зверя через полкомнаты, и, приземляясь, он напоролся лапами на кости. Кошка взвыла от боли. Ее собственный вес загонял колья все глубже. Тогда саблезуб неуклюже прыгнул снова. Из раненых лап его лилась кровь. На этот раз зверь приземлился на стол.

— Сейчас! — крикнул Зорграш.

Кветка не нуждалась в призывах склепорожденного. Она отбила горлышко одной из бутылок ударом о край стола и выплеснула все содержимое в глаза саблезуба. И только после того, как дело было сделано, осознала, насколько близко к ней находилось смертельно опасное животное. Она видела даже волокна мяса, застрявшие между зубов монстра. И слышала шипение едкой смеси, разъедающей кошачью морду.

Зорграш схватил Кветку и утянул ее вниз за секунду до того, как лапа саблезуба сорвала бы ей пол-лица, но сейчас только забрызгала кровью. Зверь спрыгнул на пол следом за женщиной, но боль от ожога заставила забыть об атаке, и вместо того, чтобы наброситься на врага, кошка принялась тереться башкой о землю, пытаясь избавиться от жгучего зелья.

Свирепо рыкнув, Зорграш запрыгнул на спину саблезуба, сжимая в руках два гротских ножа, — и сразу пустил их в дело, глубоко погрузив лезвия в бока зверя. Кветка смотрела, не в силах отвести взгляда, как склепорожденный проворачивает ножи в ранах, выдергивает их и вонзает снова. Кошка корчилась и выла от боли. Пытаясь стряхнуть мучителя, она опрокинулась на спину, пытаясь раздавить Зорграша.

Кветка выхватила кинжал, которым вооружилась загодя, и тоже прыгнула на корчащегося зверя. В отличие от темной шкуры, брюхо животного было белым, как снег. Было. Кинжал Кветки сделал его алым. Объятая дикой паникой, женщина снова и снова погружала нож в грудь саблезуба — и отпрянула, только когда твердая рука Махьяра сжала ее плечо.

— Довольно, — сказал воин-жрец и кивнул на мертвого саблезуба, из-под которого выкарабкивался Зорграш. — Нам еще нужно разобраться с огором.

— Я… — Кветка задохнулась. Даже себе она не могла объяснить, как человек, умный, уравновешенный, образованный, может опуститься до такой примитивной жестокости. Не могла — и не стала. Вместо раздумий она повернулась и схватила вторую бутыль — ту, которую приготовила для огора, а не для его зверя.

Венцеслав и другие солдаты с трудом удерживали великана на расстоянии. Рассыпавшись и наседая на врага со всех сторон, они не давали Тугре сосредоточиться на ком-то одном. Подошвы сапог, которые носил охотник, оказались слишком толсты, костяные колья не пробивали их, а только крошились под неимоверным весом людоеда. А Тугра без устали размахивал толстенной шипастой шестифутовой дубиной, орудуя ею с ловкостью, совершенно не вяжущейся с его кажущейся неповоротливостью. Даже скользящего удара этим страшным оружием было бы достаточно, чтобы навсегда изувечить человека.