Госпожа Печалей

Минуты ожидания растянулись на целую вечность. Сперва Венцеслав слышал, как члены его отряда выживших пробираются сквозь заросли. Когда они достигли сравнительно твердой земли, на которой была построена хижина, слабый шорох, свидетельствующий об их перемещениях, затих. Иногда Венцеслав замечал мельком Махьяра или Омида, приближающихся к постройке, но остальные обогнули дом, совершенно пропав из виду. Единственное, что говорило о том, что они пока не обнаружены, — это тишина. Ни криков ужаса, ни рева огора.

— Сейчас я бы, пожалуй, предпочел драку с огором, — прошептал Венцеслав, когда напряжение сделалось невыносимым.

Кветка резко обернулась к нему:

— Никогда не желай дурного. Ибо никогда не знаешь, к чему прислушаются боги. — Она коснулась большим пальцем вшитой в рукав мантии железной монеты, которая, по старой традиции обретенных, отгоняла несчастье.

Венцеслав, последовав ее примеру, стиснул пуговицу на своей тунике.

— Это не нечестивость, а неопределенность. Огор либо ждет нас, либо нет. Так или эдак — я хочу знать. Хорошо или плохо. Успех или смерть. Воин может принять любой исход, если знает, чего именно ждет.

— Есть в этом что-то либо очень глубокое, либо очень глупое… — начал Гаевик, затем нахмурился и уставился в землю. — Я имею в виду, в такого рода принятии. В готовности следовать намеченной линии и приспосабливаться соответственно.

— А как бы поступил ты? — спросил Венцеслав. Для него существовало только два способа действий. Либо разбираться с тем, что есть, либо убегать.

— Я бы попытался превратить неопределенность в определенность. — Гаевик оглянулся на Кветку. — Я хочу сказать, на самом базовом уровне вся магия сводится к попытке заставить неопределенное соответствовать желаемому результату. — Он снова посмотрел на Венцеслава. — Конечно, это не всегда так работает. Магия по природе своей непредсказуема. Но опытный чародей знает способы формировать сокровенные энергии так, чтобы они наилучшим образом соответствовали желаемой цели.

— А если цель — не быть съеденными огором? — Венцеслав кивнул в сторону хижины. — Думаешь, твоего мастерства хватит на это?

Гаевик опустил голову еще ниже.

— Не знаю. Могу только попытаться. Пока я пробую, по крайней мере часть из вас получит возможность уйти.

Что ж, признание было честным и откровенным до грубости. Венцеслав оценил это, хотя последствия его тревожили. Кветка тоже явно была обеспокоена, но воздержалась и не стала давить на Гаевика.

Венцеслав все еще размышлял о зависимости от магии, когда из кустарников крадучись появился Зорграш. На лице склепорожденного сияла злорадная ухмылка.

— Тугры нет дома, — прошептал он. — Удача на нашей стороне. Мы можем проскользнуть внутрь и взять то, что нам надо.

— А как насчет ловушек? — спросил Венцеслав. — Сколь бы высокомерен ни был огор, что-то не верится, что он ушел, оставив дом без защиты.

— Я нашел несколько, — кивнул Зорграш. — Ратимир тоже. Но, между нами, они никуда не годились. Тугру заботят другие огоры, а не люди, так что обнаружить ловушки было нетрудно. — Тут на лице проводника мелькнуло беспокойство. — Если, конечно, мы нашли их все.

Задумавшись над последним замечанием, Венцеслав посмотрел на Кветку и Гаевика.

— Выбора у нас нет. Нам нужны припасы. Просто нам всем нужно быть осторожными и смотреть в оба.

— С этим, — заверила его Кветка, — проблем не будет.

В ночной тьме, когда луна низко, жрецы Западного Предела поднимают цепь, к которой прикованы городские покойники. Жрецы кропят разлагающиеся трупы святой водой, читая молитвы очищения и защиты. Потом гниющий кошмар опускают обратно в залив, чтобы мертвые продолжали спать в черных глубинах. Вонь этих тел едким ужасом врезалась в память Махьяра, она преследовала его со времен посвящения, перехода от замкнутой жизни послушника к более опасным обязанностям воина-жреца. Нос его не знал запаха хуже, чем смрад разлагающихся тел. По крайней мере до той поры, как Махьяр вошел в охотничью хижину огора.

Вертлявый солдат из обретенных, Ратимир, первым откинул тяжелую необработанную шкуру, служившую хибаре дверью. Внимательный осмотр никаких ловушек не выявил. Махьяр не был уверен, следует ли ему испытывать облегчение — после западней-буреломов и пружинных копьеметов, разбросанных вокруг дома. Да, Ратимир не нашел никаких сюрпризов, но значит ли это, что огор ограничился только наружными ловушками, или же хозяин хижины внутри просто спрятал их более тщательно?

Впрочем, любые мысли об облегчении были забыты, едва Махьяр, шагнув следом за Ратимиром, оказался внутри. Жуткое зловоние обрушилось на него — хотя и вполовину не столь кошмарное, как то, от чего оно исходило.

Внутри хижина представляла собой настоящую бойню. По всей «прихожей» — просторному помещению футов пятидесяти в ширину и двадцати в высоту — валялись куски мяса и требуха. Сводчатый потолок, крытый шкурами и кожами, подпирали толстые столбы. Сверху свисали многочисленные крюки и веревки с навешенными на них разнообразными тушами. Некоторые были уже грубо освежеваны, лишены шкур. На других не осталось ни шкур, ни мяса — лишь бесформенная разлагающаяся масса. Ненужная требуха и клочья покрывали пол слоем вонючей слизи. В гниющих отбросах копошились жуки и мухи, служившие добычей сновавших среди этого месива юрких ящерок.

— Смотрите, — прошипел Ратимир глухо, зажимая ладонью рот. Дрожащий палец солдата показывал на одну из туш. Махьяр сразу понял, почему этот труп привлек особое внимание обретенного. То, что свисало с крюка, по-видимому, когда-то было человеком.

— Склепорожденный предупреждал, что этот огор — людоед, — напомнил Ратимиру Махьяр и обвел взглядом кошмарное помещение. — Помолимся, чтобы оружие нашлось прежде, чем монстр вернется.

Ратимир кивнул, вытащил из пояса монету, плюнул на нее и убрал обратно. Махьяр закатил глаза. Опять эти суеверия! Хотя с учетом окружающей обстановки он решил воздержаться от замечаний. Ратимир на цыпочках двинулся вперед и остановился перед шкурой, растянутой между двумя массивными бедренными костями. Судя по размерам, принадлежали они существу, с которым Махьяру определенно не хотелось бы столкнуться. Неприятно, однако, думать, что огор встретился с такой тварью — и одолел ее.

— Все в порядке, — сказал Ратимир, изучив вход, отвел в сторону шкуру и шагнул в следующую комнату.

Махьяр шел сразу за солдатом. Дальнее помещение было столь же огромным и разве что чуть-чуть меньше замусоренным. Вдоль одной из стен стояло несколько рам для свежевания — и пустых, и с ожидающими шкуродерного ножа тушами. Чуть дальше располагались распялки для выделки шкур — натянутые на них шкуры медленно сушились над дымящимися жаровнями. Жрец с облегчением убедился, что все эти шкуры принадлежат животным, но, когда он бросил взгляд на другую сторону комнаты, настроение его изменилось. Там тянулся вдоль стены гигантский деревянный стол с несколькими мясницкими колодами различных форм и размеров. Вокруг колод валялись куски мяса и окровавленные петли внутренностей. Махьяр заметил что-то, слишком похожее на руку, а потом — несомненно человеческую голову. Изуродованное лицо смотрело на него мертвыми глазами, рот кривился в последнем предсмертном крике.

— Да падет гнев Зигмара на эту грязную тварь! — прорычал Махьяр.

Ратимир, оглядевшись, показал на ряды полок, плотно уставленных всяческими кувшинами, бутылями и горшками.

— Даже не хочу в них заглядывать, — признался он.

— Консервы, — вздохнул Махьяр. — Вряд ли все они из людей. Этот огор торгует с караванами, и только самый отчаянный купец решится накормить своих спутников человечиной. — Он подошел к груде костей в углу комнаты. Одного взгляда хватило, чтобы понять, что тут перемешаны останки зверей и других, более человекоподобных существ. Огор, очевидно, был неразборчив и непривередлив. — Все равно придется все тщательно проверить, — предупредил он.