Девяносто три!

Сколько не облизывай пальцы, они все равно горят.

16

Их можно ловить по-разному. Поджидать новичков у железных дверей порнолавок, в тени невидимой базилики. Но можно и на пляже, в подземных поездах, в казармах, наконец. Зайчик не помнит ничего. Их руки, они одинаковы: запястья, ладошки, коготки. Следы бритвы: не говори "я!", не говори "я!", не произноси это безобразное слово, так ведь может назвать себя каждый, любая мразь. Слушаюсь, care frater. Их голоса в телефоне, прокуренные гласные, змеиное покачивание дифтонгов, префиксы и флексии, застревающие в зубах мясными нитками. Невозможность что бы то ни было объяснить. Мяукал, хрюкал, верещал, как зяблик. Ап! Ап! И всё эта астма, одно спасение — морфин, морфин в алхимических дозах. "Куда ты едешь? В Бутан, набираться ума-разума". Отстегнул велосипед от загородки, буйство виноградников. "Какого хуя?!"

Посторонние цыганята, шмякающие мячом о хлипкую стенку. Не додушили. Щупальца травы. Умывальник: из-под бирюзовой краски выглядывает оранжевая. Царапины: HJ, jerk-off, рука юного патриота.

Доплелся до дома, ступни опухли. Но все-таки нашел силы подойти к хрустальному наперстку, приподнять щуп. No new mes…. Не тут-то было. Визг последних тормозов.

"Я думаю о бинарности ворот, парни. Они либо открыты, либо нет. Ты или проходишь, или дрожишь снаружи. А ведь каббалистические пути отличаются тем, что у них множество уровней, и каждый выбирает свой. Отвлекусь. Следователь, еще до событий 23, говорил мне: "Вам, нацистам, обеспечена виселица. Будешь болтаться в петле, зальешь бетон своей сранью". Я смотрел на него, не отрываясь, через полчаса он превратился в вишневое деревце с бренчащими плодами. Вот что я называю каббалой. Иногда, после малой пентаграммы, я обращаюсь к солнцу: выжги глаза, стисни мозг, пока не вспыхнет адской горошиной. Но светило не откликнулось ни разу. Я уже говорил, что ворота могут быть открыты или закрыты. Так вот: для меня они закрыты. Закрыты навсегда".

Подполз к сифону, навалился на рычаг. Шум похотливых струй. Чесночные таблетки, держи теперь рот на замке. "Глубже, — серьезно говорил студент. — Ты что, не можешь глубже? Лучше бы уж не брался, мудак. Повторяй за мной: Малькут! Малькут!"

Что оставалось? Я подчинился.

"Помните тунисское видение брата Пердурабо: дерево, опутанное тридцатью эфирами ЭС? Так вот: мы срубили это дерево под самый корешок. Ле-Олам. Аминь".

17

Экстернштайн. Болезнь уходит внутрь. Сначала красное пятно на лодыжке, что-то наподобие псориаза, шелуха и тлен. Втираешь белодерм, пятно пропадает неохотно, но начинает гнить кость. Распухшие суставы, сочится лимфа, не спасают бинты, припарки, заговоры знахарей, и вскоре в песчаную дыру нагло таращится sol invictus. Церемония завершена, вестфальский ветерок штурмует знамена. Домашняя ЭИ.

Жадно перелистал вражеский диктант.

"National Express… Выродки. Сели впереди, жирный скинхед и его потаскуха с разными ногтями. Потом подошел мальчик-лишаи-на-затылке. Лет восемь, не больше. Такого противно потрошить. Ты не имеешь права ездить с быдлом ты должен пролетать мимо на серебряном рысаке в шлеме перчатках с черными цепями не смеешь вот здесь с детьми старухами как бомбоубежище на колесах как выжатый хвостик алоэ как то от чего плачешь забыл как называется эта штука ну помнишь в ботаническом саду в йоханнесбурге там это сранье и дерево на которое мочился американский мальчик мы еще были шокированы как их плохо дрессируют а могли бы огнем и мечом как у нас в изуверской секте плеткой по шагреневой коже продал душу дьяволу за грязный пятак и вот скинхед поворачивается смотрит прямо на нос сломали трубой еще когда приезжал майор с шоколадом одноразовый шприц на всех это опасно всё опасно вот юный вертер а его сучка говорит: наш сосед потеет от него смердит как от негра надо запретить таким ездить в ньюкастлтон на national express и можно было бы им показать тайные знаки объяснить про черную мессу как это важно гадать по кишкам сколько замечательных предсказаний сколько научных открытий даже без телескопа без всего и вдруг звезда которой никогда не было на карте не было в планетарии просто пробел почему у вас темно когда вселенная бесконечна как флаг победы это лампочка перегорела конфузится лектор надо к этому отнестись философски не счесть алмазов в каменных пещерах тогда сучка поворачивается к своему скинхеду как ему без носа на кой хуй ему нос как ты думаешь хорст хорст хорст нужен ли ему нос может без носа лучше и тут объявляют переход на следующий уровень а там другие правила французские загадки как сто жидов засадить в малолитражный автомобиль рено или пежо или вот симку а очень просто сжечь на хуй точно промокашку завиток овечьей шерсти сжечь и дело с концом то что называют историей а это не истории это просто рядом ползает как нищий у входа в метро или зловонная старуха у помойки потерявшая стыд а ведь могла бы петь плясать сосать хуи у приезжих на кельнском вокзале где панк откинул голову затылком о мраморную чашу с ноготками и кажется резедой хотя с такими вещами никогда не можешь быть на сто процентов уверен ничего человеческого нельзя гарантировать цветы меняются они текут по подбородку словно слюни дьявола какого дьявола да вот какого дьявола моя девушка хочет знать какого дьявола отвечай ей что язык проглотил.

Да он просто не говорит по-немецки.

Вовсе нет. Среди дьяволов бывают вот такие: Aax, Adi, Agb. Но есть и другие: Pfm, Pia, Piz. Встречаются и эти: Xii, Xom, Xoy. Вы довольны? Вполне. Полоса слизи на рыжей коже. Дымок. Руками не трогать, тут сидела грязная пизда".

Какие-то люди, зачем-то пишут. Картонки с бумагами, ломкие газеты, отрывной календарь, выборы канцлера завершились благополучно. Уважаем способных перерезать горло. Откромсал клок бороды, подставил тазик. То, что мы не любим вспоминать: Новый Ирод сдался, раскаялся, предал Прелати и Баррона, молил о пощаде, принял смерть. Это так, парни, Храм недостроен, мы выхватили угасшую нить, мокрый бикфордов шнур, согрели дыханием, пропитали мальчишеским соком, тайной эссенцией страха, засушили в серебряной книге, как сентиментальный лютик. Секреты хынека-штрих.

Не забывайте, парни: спящий все еще спит.

18

Лавина страха. Вырос в гинекее, ничего не видел — войны, походы, сечи, битвы, облавы, охоты, доменные печи, кровавые бани, дельтапланы, случайная смерть от чистки ружья, смотрел в ствол, как в калейдоскоп (в некрологе написали «нелепая», корректор просмотрел, не вычеркнул, потом сокрушался, "как же так") — ничего подобного. Только тру-лю-лю.

Происходит вот что: зайчик в плаценте, огонь, руки зябнут, потеют ступни, глаза гноятся, на лодыжке пятно. За тридцать лет безупречной службы, за сатанинские ужимки, за царапины и нарывы. Не подходи к двери, запри на два оборота. Не отвечай на звонки. Liste rouge. Не отвечай на звонки. Не отвечай на звонки. Восстановить предыдущее сообщение. Не отвечай на звонки. Эти люди недостойны тебя видеть и слышать. Читай "Ключи Соломона": "Воздух не так полон мух летом, как полон он невидимых демонов". Не включай свет, не подходи к окну. Отупел от таблеток.

Выебали юного кришнаита. Поганец заблевал матрас. Бесконечность.

В полночь у подъезда останавливается черный автомобиль, запускают циклон-б, но мы наготове, в саквояже щипцы, вазелин, "Книга Велиара", два мотка бечевы. Быстрее к черному ходу, они не поспеют. Потом, отдышавшись в дупле секвойи: чай, эклеры.

Они плетут заговоры, девятый чин: искусители и злопыхатели. Их клыки, изогнутые когти, присоски. Демон должен упасть с высоты при звоне колоколов, но это уже не мы говорим, это смотрит в экран Семьсемьсемь, панически дрыгает ногой. Вступил в прискорбный французский клуб, мальчишки расправляют жабо, подкрашивают веки, чтобы лучше выглядеть на операционном столе. "Тайные закоулки дома моделей", заметка в воскресной газете, испорченная щека Дж. А. Уилсона на полицейском снимке. Тень в окне "Отеля де ля Сюз".