Девяносто три!

Вчера я был ребенком, брошенным судьбой в глуши лесов.

Сегодня я пламя — пожираемое — и пожирающее.

Жорж Батай, "Юлия".

"О, король Бабабел, избавь меня от напасти!" Джефф Страттон вынул из кобуры пистолет, положил на стол, расстегнул ремень, дернул молнию. Брюки сползли до щиколоток, вентилятор щекотал худые, хищным волосом поросшие ноги. Джефф поежился, засунул палец туда, где вспыхивала позорным огнем тугая шишка. Казалось, за пару незаметных часов дежурства она выросла еще. Шишка уже почти закрывала проход и ответила пальцу взрывом постыдной боли. "Проткнуть иглой?" — Он представил афганский поток крови, заливающей пол в комнате службы безопасности, самодовольно плещущей на стерильный пульт, оседающей каплями на подмигивающих мониторах, хлюпающей под ногами. Объявить тревогу. "Я ранил злоумышленника из А-е, негодяй скрылся". Джефф извлек из планшета склянку с белой дрянью, взял чуточку мизинцем, смазал богомерзкую шишку, натянул штаны, сел, морщась. Пистолет успокаивал руку, сообщая ей что-то умиротворяющее на древнем мужском языке. Что может быть противнее геморроя? Только лишь издевательская, звериная надпись: "No new messages on server". Но послания были. Тут пристало закурить, предвкушая, но начальство запретило, и взамен Джефф достал потайную флягу, глотнул. Вот от этого-то все беды: алкоголь будоражит кровь, сосуды лопаются, вены вылезают, как паскудные корни, потешаясь над тайным меридианом любви. Влажный глаз Гора, воспаленный зрительный нерв, проделки Элис. Джефф изучил заголовки, псевдонимы неведомых отправителей, клюнул стрелкой в первое письмо, пришедшее от Грифа. Гриф любил разъяснять, давать советы, ехидничать, подъебывать новичков; Джеффу он представлялся ядовитым старикашкой, коротающим часы в Британском музее — или даже нет, в каком-нибудь подвале, где пылятся энциклопедии, алхимические колбы и, быть может, на неприступной полке таращит сонные зенки очарованный брахицефал. "Проблема с ЗР, — наставлял подопечного Гриф, — в том, что Мазерс пытался вбить квадратный клин в круглую дырку". Шишка напомнила о себе обидным выстрелом боли, и Джефф понял, на что она похожа — будто в вену загнали фасоль. Джон-Ячменное-Зерно или еще какая белиберда в этом роде. Квадратный клин. Смешно обращаться к тромбу, как к запертой пиратами пещере, но Джефф на всякий случай послал гадине приказ: "Рассосись!" и вернулся к сочинению Грифа. "Не могу согласиться с вашим суждением, — продолжал старик, — что ЗР делает опыты более впечатляющими. Для меня ЭМ ЗР — единственная из всех систем, не давшая, по чести сказать, ни малейшего результата. Поскольку это было моим первым опытом соприкосновения с ЭМ, удивляюсь, как я вообще не счел занятие бесполезным. Но я всегда знал, что там, под покровом Изиды, таится нечто завораживающее". Да, вот именно, раскаленная фасоль, застрявшая в вене. Найти хастлера, оплатить кровавый шашлык. "Так что я вернулся от ЭМ ЗР к исходному материалу. И счастлив, что сделал это". Тут вступал жирным шрифтом неофит, с которым Гриф полемизировал: "…особенно идея о Боге, который выше самого Бога. И тем паче богов эллинов и египтян с их антропоморфностью. Если кто-нибудь из вас использовал подобные технологии для общения с Богами, откликнитесь per favore". Гриф тут же и отвечал самодовольно: "Я вызываю Архангелов от Планет или Элементов, в зависимости от того, с чем работаю в данный момент. К ним я обращаю молитвы после церемонии Сторожевой башни". Спина затекла, от трепета экрана взвыл висок, и Джефф с ужасом представил, как тромб ползет к мозгу, взрывает доверчивые сосуды новогодней петардой. "Рассосись!" Хуй тебе. Джефф, не снимая брюк, снова залез пощупать, пряжка впилась в живот. Ужас! На белом грунте японским солнцем расцвела алая точка. Вот и иголка не понадобилась. Джефф представил, как на форменном хаки растут нелепые бурые пятна — словно его бессердечно поимели прямо на служебном месте.

Так произошло первое магическое кровотечение.

1

Котик жил один, коротал часы, плутая в коллекции ножей, топорщившихся в тесных кольчугах. Что может быть тоскливей страсти к письму? Застрял в паутине намеков, ну вас на хуй. Пошел в клуб, снял бездельника, накормил огнем. В пять утра зашевелились птицы. Суп из сушеной саранчи, гватемальские снадобья, рецепты страшных пирогов. В ноябре празднуют день мертвых, облизывают сахарные черепа, ковыряются в могилах. Или это май, сентябрь? (проверить в красном словаре). Тебе было сказано: сиди, не высовывайся. Пролетит вертолет, отхуячит затылок. Проедет автобус, пробьет лоб. Промчится всадник, пронзит горло. Прожурчит газонокосилка, отрежет ноги. Таков уж этот поселок, зачем ты сюда забрался? Достойно встречают пришельцев, приносят в жертву тощих петухов, заклинают ураганы, поджигают стога, заливают чачу в корыта. Пришел к доктору, взмолился: пришейте пальцы! Пришейте пальцы скорее! Но тот уже принял дозу, стены зеленели, пол качался, кактусы играли в прятки. Отправляйтесь в сан-хосе, там амбулатория. Пациент заплакал. Да как же так? Я ведь шел пешком, у меня же трактор. Сунул кровавый кулек. Понюхайте, они еще живые, еще просят пощады. Видите, трава под ногтями. Но лекарь не мог ничего сказать, едва шевелился. Вентилятор гудел, мухи падали в пропасть, завыла дико пума, на кухне уронили тарелку, колокол звал на молитву. Всё, как перед свадьбой, перед причастием, перед обрезанием, перед погружением в микву, перед поминальным словом. Это был хищный механизм, взбесился от жары, истреблял всех подряд, не отвечал не любовные письма, не отвечал на деловые письма, не отвечал на письма протеста. Так распорядились в гестапо. "Моя работа, в основном, с заклинаниями, и, это правда, вы легко можете вызвать ангелов, — сообщал Семьсемьсемь. — Их отличие от других духов в том, что они вовсе не похожи на энергию, которую вы впитываете, попросту говоря — сосете; напротив, они внедряются в ваше тело, пробуждая его органы, детали, шарниры, и тогда эти части (рука, селезенка, ухо, волоски на затылке) начинают действовать самостоятельно, как узлы связи, лейтенант в радиорубке, чуткий конвоир. Никаких ритуалов не нужно, ну разве что выйти в коридор, встать на колени, ткнуться лбом в вытертый линолеум, повторить три раза: авраам, исаак, иаков. Но иногда получается и просто так".

2

Вот проблема — истощение ауры. Окутывала плоть тайной сферой озона, теперь истлела, словно застиранная майка. Только бешенство. Выполз на покинутый причал, затылком в прорубь. Сломался в слабых пальцах Azt, прилетели грачи, поклевали скисшие зерна. В день осеннего равноденствия прибыл истощенный покровитель — фиолетовые тени, прозрачные пальцы, вены, провисшие, словно сельские провода. Всё бы хорошо, но вот — облюбовал резину. Лыжные костюмы, противогазы, дубинки. Вступил в прискорбный французский клуб. История из потешной газеты: скитальца поймали, разрубили топором, растворили в кислоте. Напоследок проковыряли дырку в священной книге, спрятали ампулы. Вам, мистагоги. Вам, запутавшиеся в сетях. Вам, духи лжи. Вам, жадные хуи. Экран вспыхнул, как этна. "Таинственный пожар в ломбарде". Где теперь позолоченные ложки, где статуэтка балерины, где гравюра "Похищение и убийство Жана Донета", где святые дары? Где иглы и плети?

24 июня 1438-го года бесследно исчез двенадцатилетний Жан Донет, сын Жанны Дегрепи из прихода Нотр-Дам-де-Нант. Новый Ирод в те дни останавливался в "Отеле де ля Сюз", и мальчика видели входящим в его комнату. Так в день святого Иоанна сокровищница Храма Невинных Душ пополнилась еще одним бериллом.