Девяносто три!

48

На задворках сна Azt ждет за бронзовой дверью. Боялся пожара, боялся меланом, боялся подцепить вирус, боялся перейти таиландский проспект. Маленький, как птенец ястреба. Движение машин с ложной стороны, беспощадные моторы, пазухи, свечи. За хлипкой роговицей растет ХНД, костлявые стены, непотребный шпиль, косой купол. Desire, disco

Подхватил губами кленовый лист, побежал, дурачась по полю: попробуй, разожми зубы. Словно раненый сенбернар. Его ушлые ноги.

Так из цветочной рассады, из шевелящих землю жучков и муравьев вырастает холодным цикламеном окончательное решение еврейского вопроса, "пососать тебе пальцы? плюнуть тебе в рот, облизать ноги?". Да, ноги, ноги. Первое слово книги Велиара, вкус проколотой губы. Приготовиться ко взлому алтаря: девять, семь, три, "…отец сломал печать простую". Богатый клиент, поставщик элементарного короля, очки в золотой оправе, разъясняет: "В преступлении сознались сорок семь мужчин и две женщины".

Рысь, выпивающая дыхание изо рта спящего младенца, мистер уилсон, пилящий недопизду пополам, новый ирод, обдрочивший кишки крестьянского сына. Мы здесь, мы раскачиваем бронзовую дверь. Там ждет тебя хранитель, ему не терпится, он раздражен. Еще немного, улетит, не дождавшись. Таков марокканский трюк. Ты будто бы смотришь на витрину, а вовсе не на бритоголового парня, но он все равно замечает твой взгляд, на полтора миллиметра, на сорок микрон, четыре миллисекунды высовывает злой язык (случай на прагерштрассе). Свидание в баре Bornless Rite через полчаса.

Напали возле трокадеро: "Ну что, сука?", проломили череп. Веселые осколки костей.

— Я всегда был таким.

Хуй, который разлюбила сперма.

— Не дышит. Идем?

Шаловливый филерский свист. Дыхание возле окоченевшего уха, теплый язык сержанта внутренних войск. По всем меридианам. Читали «ювенилию», читали "безымянный роман", читали пародии на суинберна. Лежали во фланелевом соседстве, бок о бок, запустив друг другу в трусы шутливые пальцы, разминая костный мозг. В таком волшебном единении душ, в божественной DT, в ее весеннем буйстве. Рак кожи — страшный, как утюг кавказского палача. Новые метастазы, надо спешить.

Дисбаланс солей, анемия, обезвоживание, исход кальция. None but the dead deserve the fair. Dead butt. His dead butt, в которую пробралась ошалевшая от счастья змейка. Serpent-destroyer в итальянских брюках. Вышли на пляж, волны, ветер, пластиковой вилкой пырнули в щеку, остался пороховой шрам: три фиолетовые точки, матросская метка.

49

Обычное обозначение радиоактивности. Знак Bon-Pa, его изотермы. К вечеру — тепловой удар, в затылке бьет колокольчик, словно в грязной славянской кукле. Ibah, головоломка, ее лишние, облепленные мокрым песком детали. Первородная глина. Эльф закутался в брюшную перегородку, прыгал, как заяц. Два пальца вверх, потом к запястью, к горлу.

— Рад видеть вас, синьор фон Зеботтендорф! Крутились в хаммаме?

Да, пар и смутные тела желаний. Мое любимое время — половина одиннадцатого утра. Они уже глотнули вереска, зачерпнули горсть пряных бобов, теперь готовы на все. Встреча "между кадок". Теплые, как щенки в тюремном лукошке. Кожа турка в мелких укусах. Белый порошок зашит в шелковой подкладке.

— Куда отправим черепа?

— Забросьте в Hypogeum.

Там, где слышны только мужские голоса. Музыка лоа, колеблющая священные столбы. Известняк, гранит, желтый форт стережет пустое море.

"Детский ульпан". Смерть тебе, ты плохо вытер жопу.

— Ни одному отцу не понравится, что его сын так извивается в чужих руках.

— Не знаю, мне чужды радости отцовства. В битве под Брэ лошадь ударила меня копытом в пах.

Жизнерадостные поклоны. Гвардейцы пришли повертеться в парке, покусать мальчишек. Штаны на лямках, сизый позор фимоза. Здесь рады любому, мальтийский клуб. В пиано-баре наглый смех М-Широкие-Плечи. (Угомонись, сука, здесь тебе не коннектикут).

Но ничего не сказал, втянул голову в плечи, офицерский воротник в красных нашлепках.

Такие люди не ждут. Печень, автомат, неправильно закинул ногу. Всё ясно, прозрение посетителей, шепот богатых блондинов. Посмотри, как он держит сигарету. Ты только посмотри, хорст.

Всегда боялся произнести три слова "orange juice please" из горла вырывался позорный вой посмешище "what can I do for you sir?" позор гр крх "black wine" в разбитом самолете дыры циклон-б плутаем в загадках фюзеляжа направление — таматав, блядство на побережье.

Или происшествие в шахматном магазине, где школьники похитили ладью.

— Слышал? Они говорят "спустили".

Враги повсюду. Посмотрел, ухмыльнулся, мог бы и ебнуть (случай на п-штрассе). В июле проникновение в глубокую палестину.

Пизда, рассеченная ураганом. Тяжкая, словно африканская свинина, грудь. Инициация новоприбывших. Ваши документы, ваши лодыжки, ваши резинки и кляпы. Ваш "пакет приобретений". Зловонные олим.

— Помилуйте, магистр.

Год рождения. Глубина отверстий. Цвет языка. Микробы, дремлющие в носоглотке. Свистопляска на южно-мичиганском проспекте. Пальцы, мои пальцы. А это уже смiрть, ее тощие позывные, ее пиццикато. Ее слабый, замазанный ветром голос. Стертый щебетанием сорных трав. Зажатый журчанием воды в пробоине ("происшествие с вахтенным матросом"), смытый хрустом пули, испоганенный цокотом языка.

"Что-то забулькало". А ведь вывод ясен, как лепесток черного георгина. Проходите, мистер уилсон, присаживайтесь. "Он в темноте гризетку миновал". Доктор-б: избавление от судорог, фасоли в рыдающих венах, катаракты в запретных глазах богов нового эона. Канюли и пипетки, хлороформ, батистовые бандажи. Мог бы быть поаккуратней. "Я невнимательно читаю". Произнесите по буквам. Д-о-л-л-а-р. Довольный смех ассистента. Рискнул обратиться к удачливому коллеге, вспомоществование Вевельсберга, лучшая чеканка. Вот ваш конвертец.

Убийство и расчленение пожилого всезнайки, вытащили заспиртованного младенца из колбы, забили в ученую глотку. Достали из утробы самодельный наперсток. "Как настоящий, вот блядина". Даже холодный факел на дне.

Баррон! Ты дергаешь черный поводок, колешь нас незримыми иглами, поливаешь сердечным воском. Ты снимаешь стружку, будоражишь мясо, выдергиваешь стулья. Ты вздымаешь вихри в зеркалах, режешь сухожилия коням, рвешь барабанные перепонки, поджигаешь амбары, выпиваешь дыхание спящих детей, взрываешь их колыбели. Ты меняешь стихии, растворяешь воздух огнем, засыпаешь песком каверны, вынуждаешь лимфу струиться вспять, а рвоту гаснуть в желудке.

— Но это же… это же пузырь с грязью.

— Проткнуть.