Тюрвень

  Рядом со мной сидел ОʼБрайен - в очках и в инвалидной коляске; отныне он - заика. Улыбка давно сошла с его губ; он совсем раскис и был погружён в безмолвие.

  - Отвези меня в Кент, и посели в Кентербери (а лучше в Дувре); именно там я хочу встречать рассветы и закаты. - Неожиданно проговорил он и уронил голову на колени, дабы я не увидел всех его мучений и страданий.

  - Нет уж, старина, - Запротестовал я. - В родном городе тебе станет намного легче; и вообще - кто из нас двоих больший оптимист?

  Я понимал, что ему тяжело, но не знал, чем помочь и как приободрить; я поглаживал своего друга по его белокурой голове, в то время как он окунулся в спасительный для него сон - надеюсь, ему не снятся кошмары...

  В Инвернессе я оборудовал Ллойду помещение для художеств, ибо знал, что долго мастер без творчества не сможет. Я установил мольберт пониже и придвинул его поближе.

  - Рисуй, мой друг, и да снизойдёт на тебя всяческое вдохновение! Пусть муза озарит тебя!

  Уже стоял март двадцать третьего, и то, что изобразил в своей картине Ллойд, повергло меня в шок и недоумение.

  То была пирамида Хеопса, по левую и правую сторону которой стояли Сет и Анубис - два воплощения одного и того же древнеегипетского зла. Но не они, не они напугали меня - а напугать меня трудно: ближе к вершине пирамиды на ней зиждился человеческий глаз - но очень, очень злой - да такой, что мне стало не по себе, ибо пара таких страшных глаз имелась у Жаббоны, служанки барона де Тюрвеня. Самое ужасное, что глаз этот смотрел прямо на меня - и на любого другого, кто посмел бы взглянуть на полотно.

  Мне показалось, что этот глаз что-то усиленно ищет - ищет, ищет и никак не может найти. Я же поспешил рассмотреть иные детали художества моего друга, и увидел, что над пирамидой довлеет небо цвета индиго, а за самой пирамидой встаёт кроваво-красное Солнце (или Луна), на диске которого отчётливо проступает перевёрнутая пентаграмма. Если учесть, что Солнце это (или Луна? Или Юггот?) являет собой окружность, то вписанная в эту окружность зловещая пентаграмма - явный перебор мрачных символов, без того господствующих на этой иллюстрации; один этот глаз чего стоит... Глаз, который в несколько ином, искажённом виде много позже использует Толкин в качестве новой жизнеформы одного из своих главных злодеев!

  - Как тебе мой рисунок, Джордж? - Поинтересовался Ллойд. - Не правда ли символично?

  - Символично чему? - Не понял я.

  - Читал ли ты сегодня утреннюю газету?

  - Ещё нет; а что там?

  - Прочти сам...

  Я взял со стола свежий номер "Инвернесс лайф" и пробежался по заголовкам, листая газету.

  - Ничего не понимаю...

  - А я - даже очень! Ты по-прежнему жалеешь, что не стал членом экспедиции лорда Карнарвона, собирателя древностей? Этот твой тёзка по имени, и твой тёзка по профессии - оба они мертвы, равно как и иные из тринадцати, принявшие участие в осмотре (читай: осквернении) гробницы Тутанхамона. Почитай сам ещё разок...

  Я последовал его совету.

  - Двое погибли сразу, Джордж; после умерли ещё девять. Ну, как тебе это? Что ты на это скажешь?

  Я не ответил прикованному к креслу человеку, окружённого моей заботой.

  Тут я заметил на столе какую-то то ли брошюру, то ли... То была "Телема" Кроули.

  - Ты где это взял? Выкинь в урну эту дрянь сейчас же!

  Я перепугался за своего товарища: а не водился ли он втайне от меня с телемитами - последователями учения о воле? К сожалению, сейчас я не всегда бываю рядом, ибо целыми днями пропадаю в конторе, и ОʼБрайен предоставлен самому себе. Я понял, что друга надо спасать: одно дело - увлекаться мистицизмом для саморазвития, и совсем другое - всерьёз это практиковать!

  - Друг мой, почему бы тебе не взять и не навестить Аннабель, Риган и Эмили Роуз? Помнится, тебе всегда было удобно, приятно, уютно и комфортно в их радушном обществе. - Предложил я однажды Ллойду.

  - В другой раз, Джордж, - Улыбнулся художник и поэт - давно уже я не видел его столь окрылённым! - Этим вечером я намереваюсь присутствовать на одной литературной встрече; я буду декламировать стихи собственного сочинения. Там будет вся богема; не желаешь ли присоединиться?

  - Боюсь, моё общество любой из твоих знакомых сочтёт скучным и нудным, - Отмахнулся я. - К тому же, я не ищу новых знакомств.

  К счастью, ОʼБрайен не обиделся, и я с облегчением вздохнул. Я мог бы составить ему компанию, но мне действительно нечего делать на грядущем литературном вечере. Но я с удовольствием прослушал его потуги сейчас, без лишних ушей и глаз; мне выпала честь первому услышать его новые поэтические излияния.

  - Отчего тебе не писать прозу? - Предложил я. - Думаю, у тебя получилось бы недурно.

  - Видишь ли, мой друг... - Начал Ллойд и запнулся. - Как ты знаешь, я человек творческой натуры, и мне необходимо вдохновение для написания чего-либо. Это корреспонденция в одночасье за определенное количество фунтов стерлингов напишет отличную статью; для них это работа. Я же так не могу, ибо идея может родиться, а может и не родиться в моей голове; для этого нужно определенное время суток, желание и прочее. Но в Тюрвене я вёл дневник в стихотворной форме; можешь почитать на досуге.

  - Даже не напоминай! - Стал открещиваться я. - Забудем всё произошедшее, как страшный сон.

  - Некоторые сновидения имеют свойство повторяться, - Возразил Ллойд. - Вот всё же мучает меня один вопрос: не показалось ли тебе странным, что слово "Тюрвень" не встречается ни в английском, ни во французском, ни в гэльском шотландском, ни в ирландском, ни в валлийском и ни в каком другом? Такого слова нет; оно словно выдумано.

  - Пожалуй, ты прав, - Согласился я. - Но не стоит забивать себе голову этими мыслями.