Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 15 из 18

– Поздно после драки кулаками махать, вот моё мнение парни, – заявил мудро Лоб. – У Юрки нашли нож, если ментура докажет, что именно он им размахивал, это значит, Балашу сплетут лапти, как пить дать и никакие бумаги ему не помогут. Погодите, верёвки ещё свяжут и Вальке Маханше. Статей на всех хватит. Уголовный кодекс у нас богатый. Жалко, конечно, пацана, но он там не пропадёт. Сирот на зоне не обижают. Если только на малолетке могут. Там дурней хватает, да и порядки, как в армии. Маршируют с песнями. Везде строем: в столовую, в школу, на работу. А самое плохое это бальная система.

– Что это такое? – проявил интерес Беда.

– Это Серёга «блядская», до безумия унижающая человека система, которую придумали партийцы. Как бы тебе ясней объяснить. – Лоб, на минуту задумался. – Короче, к примеру, нашли у тебя пыль на шконке, то есть на кровати, снимают с отряда пятьдесят балов. Получил двойку, тоже извольте лишиться кровных очков. А если серьёзное, что – то совершил, когда на тебя рапорт пишут, совсем труба. Вечером на подсчёт балов бугор идёт к заму по воспитательной части и приносит портянку с нарушителями, после чего этих нарушителей прессуют в каптёрке, да вдобавок ещё наряды вне очереди дают. Самым серьёзным нарушением считается побег или попытка к побегу. Лишают за это всё отделение на полгода условно-досрочного освобождения. Каждый твой шаг оценивается баллами, проявил, где – то инициативу пополнишь отделению баллов. Короче, вся эта бодяга называется социалистическим соревнованием. Каждый бугор дерёт свою задницу, чтобы его отделение было первым, чтобы ему на свободу пораньше выйти. Дико бывает. Сегодня ты паренька колотишь, что по его вине лишились баллов. Завтра ты проштрафился, он на тебе злость выместит ещё лютее. Вот, что такое бальная система, или у нас, её иначе называли круговая порука. За такую поруку пострадал мой брат Колюка, воткнул в бок заточку активисту и пошёл на раскрутку за добавкой к основному сроку.

– Ты такие ужасы рассказал, что действительно, будешь остерегаться этой колонии, как холеры, – выслушав Лба, испуганно произнёс Дюк.

– Вам это никому не грозит, – успокоил всех Лоб.

– Это почему? – взволнованно спросил Валерка.

– Вы с Колькой из детского возраста вышли. А у Серёги совершеннолетие тоже не за горами. К тому же вы все из положительных семей. Кто же вас посадит?

– Тюрьмы я не боюсь, – смело заявил Беда, – но что ты нам сейчас рассказал, это средневековье. И если бы довелось мне на своей шкуре испытать эту систему, то плохо бы пришлось тому, кто посмел бы надо мной такие эксперименты проводить. Я себя унижать не позволю.

– Я же вам объясняю, что это система, – спокойно объяснил Лоб. – А чтобы её сломать, нужно подымать анархию, чтобы она дошла до самого верха. Но, после анархии обязательно кого – то из зэков отдадут под суд. Вот и подумаешь, как тут быть, или терпеть до взросляка эти унижения, или делай революцию и иди на новый срок.

– А как же ты там ужился в таком климате? – вновь задал ему вопрос Беда.

– Я, другое дело, я всем сразу дал понять, что враз замочу, если хоть одна тварь посмеет руку в отношении меня отвести. Но я особо не наглел. Старался на рожон не лезть. Я одному шустрику из Татарии накинул чехол от матраца и отметелил того за милую душу. После чего меня бояться стали, а ребята из Казани зауважали. Они тоже злые на него были. Конечно привилегий, какие были у актива, мне не давали, но я и сам за ними не гнался. Если бы захотел, взял бы самостоятельно, ни у кого не спрашивая. Я был доволен тем, что меня не допекали. Знали, что связываться со мной смертельно опасно для жизни!

Лоб дико захохотал на весь подвал.

– Так, значит, жить там всё – таки можно? – переспросил его Беда, когда он успокоился.

– Отстань от меня, – нервно ответил ему Лоб. – Я вам всем битый час на днях рассказывал, что всё зависит, как себя сумеешь поставить. Понял?

– Понял, вот с этого и надо было начинать, а то начал нам сагу ужасов рассказывать.





– Беда, сейчас сайку получишь, вы же сами до меня со своими вопросами до махались. Что спрашивали, то я вам и вещал, – на весёлую интонацию перешёл Лоб.

Все громко рассмеялись. Беда поднял руку кверху, давая понять, что хочет сообщить важную новость. Все замолчали, кроме Лба. За долгие годы он забыл повадки Серого.

– Я что думаю, пацаны. Мне встретился Фрол только что, как прийти к вам. Он говорит, Юрке в данное время мы можем помочь, только продуктами, купить и передать в милицию. Денег нужно прилично. Нам много не добыть. Но у нас за стенками стоит фляга неизвестно с чем, возможно там подсолнечное масло. Мне сколько раз из такой тары наливали в нашем магазине его. Я предлагаю продать масло, своим родственникам по низкой цене и на вырученные деньги, помочь Юрке. Скоро появятся Арбуз с Вовкой Туманом и надо флягу принести сюда.

– Это верное решение, – парня нужно подогреть, молодец Беда, – похвалил Лоб Серого. – Делать только нужно быстро и с осторожностью, а лучше на рынке предложить знакомым оптовикам. Видать спокойно обошлось с этой флягой, а то бы сегодня легавые уже всё облазили и опросили всех, у кого окна на магазин выходят.

– Слушай Дюк, а что, если твоей матери в столовую загнать, – осенило Салепу. – Для неё барыш знаешь, какой выгодный будет. Она тебе за это точно штиблеты новые купит, и нам поможет.

– Надо поговорить с ней сегодня, я знаю, что она в конце месяца остатки снимает и наваривает неплохо, – прошепелявил Колька.

– Дюк, ну ты даешь, тебя не спрашивают, что она делает у себя на работе. Тебя просят предложить ей выгодное дело, – раздражённо, почти выкрикнул ему Лоб, – а ты взял и заложил нам свою мать. Может здесь за дырявыми стенами, стоит работник конторы и слушает, о чём мы говорим. Нельзя этого делать. Семейные дела, никогда никому не рассказывай. Знаешь, как много сидят по тюрьмам родителей из – за своих болтливых детей? Их называют на зонах жертвами Павлика Морозова. Нам в школах постоянно твердили, и по сей день твердят, что он герой и пал от кулацких рук. Хотите, верьте, – хотите, нет, но его поступок осуждают многие зэки. По сути дела, он заложил своего отца и деда, когда семья от голодухи пухла.

– Разногласий по Павлику много ходят, – сказал Беда, – и ещё долго будут ходить. Мы не имеем права его обсуждать. Пока ещё дом пионеров и двадцать первую школу называют его именем.

Лоб поднялся с топчана, прикурил папиросу. От едкого дыма папиросы он прищурил глаза, разгоняя рукой выпущенный изо рта клуб дыма:

– Трудно с вами базарить на эту тему, – подрасти трохи вам нужно. Возможно, для кого – то он герой, потому что вы не знали, как переносится тяжело голод. А старые люди испытали на себе эту катастрофу.

За дверью послышался шорох, Дюк испуганно поднёс палец к губам, чтобы все замолчали. Его впалые глаза, хроническая худоба и безволосая голова, при тусклом освещении свечи производили в этот миг на него мифическое сходство с жителями подземного царства. Беда мгновенно представил его в саване и с косой. И подумал, что если ему вручить эти аксессуары и пустить по подвалу и чердаку, то жители дома надолго забудут дорогу в эти места.

– Кошки это, что ты напуганный какой стал, – засмеялся Беда, – весна на дворе, пора любви. При этом он не спеша, встал с места и отодвинул дверной засов. В темноте ничего не было видно, но звук убегающих животных хорошо слышался. Кольку подняли на смех, он стоял оконфуженный с глупым выражением лица и оправдывался: – Кошки обычно при любовных делах звуки издают, а тут шорох подозрительный, я на всякий случай предупредил. «А вы смеётесь», —сами всегда говорите, что бережёного бог бережёт.

– Всё правильно Никола ты сделал, – одобрил его действия Лоб. – Я лично смеялся над твоим видом, ты мне в это время напомнил узника из Бухенвальда. А по конспирации ты молотком себя проявил. Я только одного не пойму, зачем тебе артиллерийское училище, твоя стихия разведка, – издевался Лоб над Колькой.

– После операции я похудел на пять килограммов, сейчас потихоньку вес входит в норму. А поеду я поступать в Забайкалье, в Читу. У отца там связи имеются неплохие, – объяснил Колька.