Пограничник

В делёж трофеев не лез, себе особой доли не взял, но постановил, что ВСЁ отбитое зерно идёт на содержание войска. И так как войско я уже кормил это время своим зерном, мне, не торгуясь, его и отдали. В качестве моей доли. Я был не против — железяки пусть бароны разбирают, мне кузнецы свои скуют, со стандартизацией, из лучшей в мире стали. Зерно реально нужнее. Половину тут же продал управлению виа, по божеской цене, половину отдал в фонд разграбления Феррейроса, постановив, что если горожане подпишут мир, половина от прибыли — мне, половина — в общий котёл. А не подпишут — заберу в Пуэбло, там тоже стройка полным ходом, и надо бы с мастером Гнеем перетереть, что там за прожекты реализовывает. Какой-то вид у него был не просто задумчивый, а как у человека, сделавшего открытие и посвятившего ему всего себя. Что-то курилка задумал, и испросил у Астрид на это около сотни солидов.

Мы с тремя плотниками, вольными, приехавшими на проект виа подзаработать, а также с управляющим, катались вокруг Феррейроса, по над северной стороной, где я показывал, какие виселицы и сколько нужно к завтрашнему обеду тут сделать. Лесоматериалы из крестьянских изб из деревень, принадлежащих ранее городу, почти все растащили — в степи с дровами напряжёнка, так что у нас были проблемы с виселицами: не из чего было делать. Управляющий со мной спорил — хотел место казни подальше отвести, но я настаивал, что надо тут, чтобы со стен города было видно. А охрана — у меня воинов больше, чем у них, отобьёмся.

— Это опасно, — качал он головой. — Мы — не сторона конфликта. А тут наши рабочие, будут виселицы делать.

— Я заплачу. — Я мило улыбнулся. — И напишу пергамент соответствующий, расписку. Получается, вы работали за деньги, а не по моему приказу. Не должны горожане вас тронуть.

Он тяжело вздохнул, смиряясь. И правда, у меня шесть сотен воинов под рукой, куда со мной спорить?

Хотя горожане таки тронуть могут. Но со мной спорить — гарантированно не стоит.

— Вашсиятельство, а это кто? — показал вдаль один из плотников.

— Сигизмунд, в лагерь! — скомандовал я и развернул Пушинку.

Я испугался. Ибо их выехало человек полста. А нас было с десяток. И подстраховка далеко. Правда и мы были далеко от города, по любому успевали уйти, вот я и не замедлил воспользоваться эвакуацией. Горожане не стали увеличивать ход и на рысях поехали следом, прямо к нашему лагерю, игнорируя, что наши летучие отряды у них уже по бокам, а из лагеря выехало полсотни бойцов Тита. Над одним из шишек отряда реял белый флаг.

Воинов было около трёх десятков. И около двух десятков — горожане. Не простые, богатые. И все лезли ко мне с претензиями, а точнее предложениями выкупить их родных из плена, если таковые у нас в плену. Суммы выкупа назывались разные. Вот оно, почему сеньоры не нападали больше! Заложники!

— Так-так! Стоп! Сеньоры, стоп! — поднял руки вверх я, прекращая базар. — Сейчас нам всем принесут тюки. Мы сядем вот на этой площадке перед палатками. И обсудим мирный договор. И обсуждать будут только те, кто уполномочен городом вести такие переговоры. А после будем говорить о пленных и о выкупе.

Предложение было встречено бурным перешептыванием.

Их по-прежнему было пять. Лютый, «скользкий», бургомистр и два крупных гильдейца. Видимо от горной гильдии и от кузнечно-плавильной — а кто блин ещё? Это что-то типа их директории, верховного коллективного магистрата. Я был не против — знакомый противник всегда лучше незнакомого.

Трифон принёс пергамент, который я всё утро сочинял и диктовал ему. Попросил Ингрид прочесть его вслух — для всех. Ибо за мной стояли и слушали мои бароны, за сеньорами — их сопровождающие лица.

Ингрид, лапочка, обстоятельно и с выражением прочла красивые, надо отметить почти каллиграфические буквы Трифона, и перед палаткой повисла тишина.

— То есть как, не будет выкупа? — спросил гильдеец справа от бургомистра. — Совсем?

— Конечно, — не стал юлить и набивать себе цену я. — Сеньоры, у нас война, но это не отменяет, что мы — соседи. И пусть вы вместо добрососедской почти бескровной войнушки начали войну «плохую», я всё же не демон во плоти, и не желаю ссориться с вами, чтобы наша вражда продолжалась ещё столетия. А потому никаких выкупов. Если война заканчивается — то заканчивается. Все пленные и заложники — возвращаются. С обеих сторон. Без всякого выкупа. Я отпускаю также всех захваченных возниц, всех наёмников. Правда, оружие не отдам — это трофей. Как и зерно. Но в остальном ваше имущество верну, включая беглых крестьян, если вы таковых у меня найдёте.

— Но как расценить пункт о торговой блокаде? — усмехнулся «скользкий». — Что значит «ввозная пошлина в размере четырёх пятых»?

— Значит что любой груз, едущий в Феррейрос, проезжающий по моим владениям, облагается дополнительным налогом в четырёхкратном размере от стоимости груза, — пояснил я. — Либо количество груза делится на пять частей, и четыре остаются у меня.

— Это неслыханный грабёж! — раздался голос одного из горожан сзади сеньоров, и поднялся поддерживающий гвалт.

— Это не грабёж, — я старался быть самой уравновешенностью. — Это ваша компенсация мне за понесённые мной расходы на эту войну. Я её не планировал, я готовил войска совсем для другого. Но благодаря вам не решил свои стратегические задачи, которые ставил, и более того, потерял много денег и жизней бойцов на эту бессмысленную войнушку. Кто мне будет за это платить?

Новый гвалт. Угу, договор подписан не будет — горожане не дадут его подписать бургомистру, даже если тот захочет. А тот не захочет. Жаль.

— Сеньоры! Сеньоры! — закричал я, перекрикивая это стадо. Тут стоящий за спиной Марко… Задудел сигнал «тревога». Мгновенно воцарилась тишина, а мои воины даже начали вытаскивать оружие из ножен и оглядываться.

— Так-то лучше, — усмехнулся я, делая за спиной пальцовку Марку из поднятого вверх пальца. — Сеньоры, ещё раз. Войну начали ВЫ. Выдвинув мне грабительские неприемлемые требования, что отягчается тем, что я добровольно, на свои, строил дорогу, от которой безопаснее жить будет всё королевство. А раз так — то вы и должны мне мои убытки оплатить.

Либо вы выплачиваете мне две тысячи солидов с рассрочкой на год, и мы забываем об этом инциденте, либо я ввожу такой вот налог, и вы выплачиваете мне две тысячи солидов равномерно в течение следующего года с каждым из ввозимых товаров. И даю слово, получив свои две тысячи, я отменяю чрезвычайную пошлину, что также прописал в пергаменте!

Пауза. Оглядеть притихшую публику. Я говорил, что рыцари — это гопстоперы. Я ошибся. Не только рыцари. Эта торгашня как бы не хуже честных рыцарей, грабящих тебя открыто, «крышуя» и собирая дань, которую заранее чётко озвучивают. Капиталисты не лучше, но действуют исподтишка. Жаль, что я ничего не могу изменить, а раз капитализм всё равно наступит — хочешь, не хочешь, а придётся быть его флагманом. И для начала возьму себе на вооружение всю грязь и подлость этого строя, чтобы сеньорам купцам тошно стало — им до меня расти и расти.

— Больше мне не нужно от вас ничего, — закончил я и победно усмехнулся. — Ни земли. Ни шахты. Ни ваши жизни. Вы должны мне деньги, и я хочу получить свой долг. И конфликт исчерпан. Нет? Значит воюем дальше. Ничего личного, просто бизнес. Но сразу предупреждаю, каждое моё следующее предложение мира будет хуже предыдущего. И чем дольше вы будете брыкаться и сопротивляться — тем хуже для вас самих. Я сказал — вы услышали.

— Король этого так не оставит! — Ещё одна реплика «из зала».

— Видите, как сильно я его боюсь! — весело воскликнул я, картинно оглядываясь. — Аж спина потом покрылась.

А теперь смешки за моей спиной. Ага, все знают мой страх перед монархом.

— Наверное, сейчас описаюсь от страха, — продолжал я, но вдруг посерьёзнел.

— Сеньоры, вы не поняли? Пуэбло — наш дом. Наша земля. Мы родились тут и выросли. Пусть король приходит — кто я такой, чтобы ему запрещать? Но унесут его от нас вперёд ногами. Платить же за всё, в том числе за короля и причинённые им разрушения, будете ВЫ! И никуда не денетесь.