Коктейль

Разноцветный диван сидит в гостиной, показывая многогранность взглядов его пользователей. Ой, всех прикрас не описать. Мальчишка кладёт камень на письменный стол, лампа жадно молчит. По-любому её лампочка сильна подобно светиле из Андромеды, например.

Пару дней статика, она же – изучение комнаты. И теперь молодец взялся за камень, кромсая его бока инструментами. Неимоверная боль! Откуда этакая ненависть в таком возрасте, в таком когда-то знаменосце добродетели! Муки кончились через долгие пол часа, прозрачная струя в ванной омыла раны. Затем всё прекратило быть непонятным.

Увидя себя в зеркале, были найдены очертания сердечного образа, как же мило всё будет, предвкушаю! Нагрянула минута, встреча с девочкой, парень дарит неловко свой труд – камень в форме сердца как признак чистых позывов любви. Улыбка подружки помогла камушку узнать свой смысл жизни.

Как я встретил новый год

31 декабря начался многообещающе. Сперва с отцом в торговом центре побывал, поел вкусной булки с корицей да кофэ сладчайший испил, затем в магазине взяли воду и белого стефана, который санта. Дотащив трясущимися хилыми рученьками сей груз до квартиры, чего далее по обращению старой подруги/знакомой резвел в гости к её маме (какой там по счёту маме я нравлюсь…) по причине результатов плодов поедания изделий "Растишка". Да, в узчайшем чулане мой прообраз слендермена оказался полезен, коробка с игрушками спущена, никто не пострадал. Узнал, что по мне видно незнание чего желаю, удивления не прибавилось.

С наивернейшим, умнейшим и теплейшим другом юным хирургом мчу на южку с бутылками пива, слушаем в парке Никулино ненужный рассказ одинокого полупьяного велосипедиста, продолжаем движение. Авеню. В уборной пахнет травой, воротит. На пятом этаже случается потасовка кавказцев: упитые мешают покою посетителей игрой на гитаре, воспитанные же толпой нагрянули к ним. Конфликт решён, поражаюсь их соуважению. Лекарь пьёт пиво, в себя вливаю америку эконом класса. Затем куплена красная бутыль Авраама (ли?) Дюрсо, игристое, как моё настроение когда-то. Тут и пение пошло про коня с полем, и важность родословных, после посещаем азбуку со вкусом и покупаем подарки моей семье. Всё хорошо, у пруда разошлись.

Я в леопардовой шали, любимой цветково-розовой футболке, папа нарицает меня дочкой, стол перенаселён мамиными изделиями, встречаем праздник как всегда. Чувствую себя взрослее лишь, почему-то. Потом что. После подарков одеваюсь и иду провожать бывшего бармена до его подруги. Жду, жду, в подъезде пою Лунную серенаду, чудом обделён, устал ждать. Пошёл в банк кинуть купюру, товарищ выходит, садясь в такси и торопя меня бежать к нему, исполняю.

Рассказовка, пролетарские новостройки. Мороз, обещание ненадолго визитировать старую подругу. По итогу я прошёл пол района в поисках магазина, чтобы как максимум – погреться, как минимум – взять воды, лишь в аптеке из окошка мне дали питьё. Поблагодарил за работу в эту ночь фармацевта, он улыбнулся. Во дворе смотрю на смрад синих электоратов и их весёлых отпрысков. Салюты, гляди, пускают. Порох напомнил стрельбы батальонские. И полковые. И полигонные… Война будто по шумоощущению, а они рады. Невоспитанные кидают петарды почти под ноги! Дурацкий праздник перелистывания календаря. А мой любимый задержался сроком в два часа, я успел скурить сигариллу, предназначенную для одиночества в парке, а также оледенеть. Тепла не нашёл. Спутал такси, незапылившийся снизошёл на улицу, вдоль ветра идём к метро. Там тоже эксцесс, пугающий нас, но всё обошлось. Утомительно. На волжской оказались спустя долгую дорогу. Он уехал знакомиться с семьёй своей избранницы, а я ждал в метро. И сидел, и ходил, и пел, и читал, слушал музыку до разбатареивания наушников. Три часа почти вышло, угу. Полициейские заподозрили во мне нечто, небось, так странно я вёл себя. И кушать нечего было! Когда сидел у зеркала, к которому подошли две девочки, одна мне помахала. Хранил же искусственную миниатюрную розу, даб подарить кому-то. Не сообразил. Когда ещё мне повезёт?

Неакадемик нарекал незабываемую прогулку по центру в Новый год. И её, признать, трудно будет забыть.

Просил принести еды, сказали, принесут десерт. Всё забыли дома. Как друзья нашли меня, утро наступило. Как и мы наступили на лёд гранита, который всюду лежал. Все забегаловки не работают, умираю от голода и холода. Ахах, все веселились, пили, обнимались, а я пять часов пребывал в думах о своей обречённости, ненужности и неспособности жить.

Мы прошли пару кварталов, но магазинов не увидели функционирующих. За руки шли поперечным паравозиком, мне оставалось глумить юморезки, даб заглушить внутренний шторм недоумения. Такси, едем до шаболовки, прощаемся. В метро еле жив, еду до тропаря. Ах, ещё по голоскользи идти же до дома десять минут целых…

Ем хлебец, потом овсяное печенье, пью воду, представляю себя неоткормленным бомжом, грею макароны, чайник кипятится. Не допил ромашку, размазал майонез, не чистя зуб лёг спать, окутавшись в халат, слушая асмр. Почки болят. Подтверждая мои предположения в разочарованнии, почти никто не написал и вешняя моя даже не вспомнила обо мне, не захотела, не смогла, ноктюрн Кобзона заслушан зря.

1 января удался интересным днём, заставившим задуматься о многом.

Глава о вопросе "как дела?"

Как дела, как дела. Отвечу, что хорошо, приподняв себе настроение тем, что со мной заговорили. Хотя, с кем мне говорить, о чём. Мужики попримитивнее, попроще, им армию вспомни, диалог собой завяжется. С бабами достаточно взять романтический тон, да ласки побольше, остроумия, если влюбить захочу. С ровесниками стоит въюлить юмора грязного, да пожёстче, затем животы содрогаются, сводятся скулы. Старикам дай ностальгией согреться, им нечего более делать. Дети вот, вся надежда, они познают Мир, похотью не испачканы, разные идеи находят, удивительно! Но зверь внутри тянется к другой добыче. Моя несусветная леди… Простите, мной руководит воображение.

Очерк пишу вновь об этом: как живу я ненужным поэтом, бездельником в лени, мечтая. Заявление: учиться не стану, бездарен к новым познаньям. Гуляю, страдаю, пою и ругаю себя за то, что смениться не смог. О важнейшем моменте мыслю, что не осилю, да не буду замечен, разве после останусь предметом для речи? Или одуматься, к чему почести эти… Бред, желаю остаться поводом литературных собраний.

Моя писанина – от глупости шаль. Впечатление – моё второе неданное имя, помимо когда-то Димы. Потешно рифмы слагать – то, что радует кроме еды и выпуска семени. Да что друзья. Я с ними рифмы слагаю из юмора али трагедий, у них своя жизнь, у меня – вся. А, точно, мерещатся дивы. Красивы, молчаливы. Рад стану ещё иллюзии, вслед которой творить буду. Богатым не быть, я бумаги денег использую черновиками своих лучших поэм. Меня легко посрамить, я – человек мем! Хоть в этом найду свою благодетель.

Нет, можно усомниться в правильности восприятия мною странного Мира, да вроде адекватным нарекают любезные знакомцы и не. Налоги плачу, одежду ношу, манерам потакаю, только в повестях лишь раскрываю правду гнусного Мира, от чего перспектив не имею. Принимаю сдаваясь себя, что тупее остальных поколений, полустоя на коленях, представлю, как пал я в тоннеле, свободу обретая.

Зачем строчу стихотворно? Тренирую художника слова. А как дела у вас, лицемерно овопрошусь? Нет, действительно интересно, как поживают обычные люди.

Вякаю про зависть

А самцы охмурены самками, и такая картина встречается на каждом углу, будь это метро, торговый центр, улица, набережная или интернет, где продолжаю терять себя и присущие внутренние таланты. Всё объяснимо по поводу моей зависти: моя нота в этом аккорде – тоника, а не доминанта. Ну не дано. Поэтому и защитный механизм выбрал неосознанно тот, который должен продлевать жизнь, да не всегда он выручает. Случается, есть этакие эпизоды, где самоирония скорее походит на самоунижение, что тоже может быть мною сильно развито.