Страница 4 из 15
Старый дурак снимал игигский комбинезон и шел по тропе без него. Одевался он в коричневый твидовый костюмчик с белой рубашечкой и видавшие виды узкие туфли. Ну словно на лекцию к студентам топал или на доклад о проблемах взаимодействия ксенополей. И как будто не касалось его, что среда на планете агрессивная, что пары ядовитые, что радиация и все прочее. Правда со временем, костюмчик запылился и стал серым, а рубашка черной, но профессор был упорен и все равно их не снимал. Чем-то он Виктору импонировал, не смотря на ядовитые насмешки Философа.
Мэри всегда бежала ему на встречу и очищала от пиявок и бабочек, которые в пиджаке личинки оставляли. Словно он ее дедушкой был, а не посторонним человеком. Виктор удивлялся, как с такой любовью к людям она могла в армию попасть, да еще до приличного чина дослужиться? В рации запищало и захрипело. Это Макс появился. Обычно он раньше всех расправлялся с лианами на тропе и ждал у озера, бросая валуны в воду и смотрел, как они шипели и растворялись. Но сегодня что-то припозднился. Может вышка попалась, как и Виктору, или еще что.
Присмотрелся и понял – что-то не ладно. Тихонько шепнул Стефану: «Смотри!». Звезда как-то ярко сверкнула и вдруг скрылась за свинцовыми облаками. Стало темно и холодно. Лианы уползли в лес, а белые деревца, что красовались у озера, скрутили листья и спрятали свои чахлые цветочки. Запахло озоном и Виктор пожалел, что снял комбинезон. Хотя какой в нем прок: три дырки, это считай, как у профессора: нет комбинезона…
Макс, большая белобрысая детина с маленькой головкой, едва тащил свое сгорбленное тело и даже мышцы, которыми он обычно играл перед Мэри, как-то обвисли. То ли ногу подволакивал, то ли с бедром у него что-то было. Сдулся богатырь. А ведь говорил: троих в драке завалю, раз плюнуть. Подошел он при общем молчании и глаза в сторону отвел. Усталым голосом спросил про заветную сигаретку и только мрачно кивнул.
– Что случилось? – Виктор видел, что его комбинезон порван во многих местах, словно он не из мягкого углепластика сделан, а так, из дерюжки какой. Видимо прорывался он сквозь лес напролом или удирал от кого-то огромного и ужасного.
– Да ничего, устал просто.
Красивый у него был немецкий, заслушаться можно. Хох дойч. А вот рожей он не вышел: рябой весь, в конопушках, как девчонка, лоб как у неандертальца, глаза маленькие, колючие, а нос как гнилая картошка. Зато телом бы взял, мышцы как у культуриста, ни грамма жира, силен, как вол. Звездолетчик и драчун, молчун и одиночка. Хотя вроде как у него жена где-то там, на Аркане, с детишками-мартышками была. Да только не вспоминал он про нее, наверное это давно было.
– А порвал тебя кто? Как собаки покусали… – Стефан смотрел на Макса и мрачнел все больше и больше. Ни аптечки у них не будет, ни даже бинта обычного, ничего, только индивидуальные поля с истощенным источником питания. Это если сейчас побежать.
– Да на колючку нарвался, проклятье богам.
Врал он неумело и не уверенно так, отводя взгляд. Но никто ничего не сказал. Сам человек выбрал, как ему дальше быть: молчать или о помощи попросить.
– Ладно тогда. Все в сборе. – Констатировал Виктор, смотря почему-то на Макса, а не на Мэри, которая стояла напротив, высвобождаясь из комбинезона, и растирала ушибленную руку. – Значит, магнит я достал. У нас минут десять, не больше, пока Страусы притопают. Карту все видели? Бежим назад по заброшенной тропе, где Гуня бултыхнулся. За болотом направо, там есть туннель, черная дыра такая, я ее хворостом прикрыл, по нему пару миль. Фонари у всех есть? Хорошо. Как из туннеля выйдем, дорогу видно. Широкая такая, из гранита она что ли. По ней еще миль пять и попадаем в точку Б. Там пятно это черное, хрень какая-то, а за пятном сразу база. Никто никого не ждет, собираемся в точке Б. По рации говорить только по-русски и не ругаться.
– Я русский плохо знать. – На Макса было жалко смотреть. Посерел весь и почти до земли согнулся. – Я албанский немного знаю.
– А почему по-русски, простите? В этом есть какой-то смысл? – Профессор достал из внутреннего кармана пенсне и зачем-то нацепил его на грязный нос. Пенсне съехало и Борис Натанович стал напоминать панду. При этом он продолжал топтаться на месте в нерешительности.
– А вы же не знаете… Я Страусам сказал, что у нас в языке нет будущего времени, так что они считают, что мы с вами обсуждаем прошлые события.
– Что с пайками? – спросила Мэри. Она почему-то больше всех от голода мучилась. Даже пару раз в обморок падала, пока все не стали ей по крохе от своего скудного запаса отщипывать. То хлеба чуть-чуть, то кашки ложку.
– У меня в рюкзаке гунькин паёк, так что в точке Б перекусим. И сразу хочу предупредить: кто не уверен, пусть лучше здесь остается и ждет Страусов.
Все заговорили одновременно и возмущенно. Виктор удовлетворенно кивнул. После туннеля непонятного назначения, внутри которого была кромешная тьма, по карте было две заброшенных тропы. По одной из них можно было дойти до красного крестика, которым Страусы обычно обозначали либо склад провизии, либо базу. Только вот эту базу отделяло черное пятно, которое больной занозой засело в голове Виктора. Про него спросил Стефан:
– А это что такое? Или у меня планшет глючит? То появляется, то исчезает.
– Не знаю, – честно признался Виктор и вытащил магнит с торчащими проводами, – может быть и ничего страшного, а может быть и смерть наша. Но быть тупым рабом игигов больше не могу. Джунгли эти по ночам все время снятся. Проснешься, и опять по ним топаешь… Надоело, сил уже нет, и конца и края нет. Издохнем здесь, как скоты и никто даже наших имен не вспомнит.
И это правда была. Золотая, даже алмазная правда. Черная была гигантской планетой, очищать ее можно было до конца времен, даже если тысячу таких групп прислать. К тому же Виктору дали пожизненную за Тритона. Хотели, чтобы он Тритончика сдал, а вот хрен вам, пришельцы. Заморочили мозги целому миру, твари безносые. И Бунт киберов они сами устроили, чтобы лишить всех роботов.
Впрочем, не важно, это была его личная боль, а сейчас они должны были бежать, использовать свой редкий шанс и улететь к чертям подальше. И забыть навсегда про ужас и унижение, когда тебе в спину тычут лазерным дулом, а ты должен через болота переть и на каждой кочке смерти ждать. Не было никаких перспектив впереди, тропы не кончались и Страусы не имели жалости. Каждый день мог стать последним, как для Гуни. А профессор свою рацию перенастроил и ловил разговоры других групп.
Там уже десятка два человек в целом погибло. Двое под «качелями», троих вышка всосала, одного монстр в туннеле укусил, остальные от голода и потери жидкости в теле. Виктора в его двадцать два года такая перспектива не устраивала. Он только подобрал особые слова для Мэри, только полюбил жизнь, как она есть, только выражаясь образно, свою особую тропу нащупал…
А тут банальщина – динамит Страус не дал, или тварь укусла ядовитая, или пропустил комбинезон лиловый туман и все, – выбросят игиги твое тело в болото и даже памятника не поставят. Нет уж, увольте, на такое он не подписывался. Лучше уж бежать и в дороге концы отбросить, чем медленно убивать себя, вдыхая агрессивную среду этого мира.
– А магнит где взял? – сверкнул глазами Философ. И была в его словах толика зависти и уважения к особым талантам Виктора.
– Где, где? На жопе у Страуса открутил. Попросил его визоры выключить, пока буду гадить, а этот чурбан и повелся. Три дня все-таки диарея была. Вырубил камеру и ждет так почтительно, пока я вы… ну в общем, схожу по большому. Ну я и воспользовался моментом, открутил пару деталей, отверткой твоей, между прочим. Две бесполезные были, пустышки какие-то, гайками набитые, а одна с магнитом внутри оказалась. Так что готовьте свои браслетики, сейчас я их обезврежу и бежим.
Они собрались в кружок, тесно так сошлись, что даже чужим потом пахнуло и дыхание было слышно. Все склонились над заветным магнитиком, который условились называть «сигаретой» и стали руки протягивать. Виктор уже достал магнит и собирался каждому даровать долгожданную свободу, как случилось нечто из ряда вон. Взвыл сиреной Страус Бориса Натановича, который мирно дремал с западной стороны озера. Взвыл и замигал на башне красными индикаторами.