Страница 2 из 37
Воин дакота что-то сказал, обращаясь к нему; сиксик понимал лишь отдельные слова, но по жестам догадался, о чем его спросили: как звать и не отвезти ли его куда скажет.
Этот вопрос показался ему чудесным, но слишком подозрительным в его человеческой простоте, чтобы сразу ответить «да». Что этим дакота могло понадобиться в стойбище сиксиков? Они на разведке, а тут подвернулся случай безнаказанно проникнуть в поселения сиксиков, чтобы шпионить там?
Раненый задумался. А если и так? Тогда он будет спасен, а двое дакота окажутся посреди толпы черноногих воинов, которые не дадут им уйти, если вскроется их злой умысел. А если их не двое, а они всего лишь разведчики большого отряда дакота, который выжидает где-нибудь в засаде, чтобы пойти по их следам до самого стойбища и напасть на женщин и детей? Может быть, они спасают раненого лишь затем, чтобы он показал им путь до стана черноногих. Нет, лучше не связываться с чужаками. Правда, тогда ему останется лишь погибнуть в этой безжизненной степи. Ведь как только он попытается доковылять до своего стойбища, дакота с легкостью его выследят.
Разозлившись на то, что появление и непрошеное внимание этих всадников отняло у него последнюю надежду на спасение, он коротко и пренебрежительно махнул рукой, чтоб уходили, давая понять, что он не рвется быть спасенным ими.
Кажется, они поняли, без слов развернулись, вскочили на коней и ускакали. Как знать, может, отъедут на расстояние видимости, сделают крюк и продолжат следить за ним. Но он твердо решил, что лучше останется здесь лежать и умрет от жажды или дастся на съедение волкам, чем выдаст врагам свое стойбище. Надежды на то, что его братья и друзья пойдут его искать, тоже не было. Ведь его взяли в плен, и все наверняка считают его погибшим.
Но те двое дакота, уже скрывшись из виду, повели себя не так, как думал раненый. Оказавшись вне его видимости и слышимости, они остановились. Мужчина спешился, юноша тоже соскользнул с коня, и они сели рядом в траву.
– Что ты думаешь про воина, которого мы нашли? – спросил мужчина.
– Сиксик на тропе войны. Сбежал от врагов, но сломал правую ногу. Мы видели его следы. Он идет прямиком на северо-запад, должно быть, там стойбище его братьев и отцов. Человек с такой тяжелой травмой и без оружия не пойдет в обход.
– Хау. Что будем делать? Что ты предлагаешь, Харка Твердый Камень, Убивший Волка?
Мальчик, на тринадцатом году своей жизни, но по росту и серьезности выражений намного выходящей за пределы этого возраста, ответил:
– Мы поскачем на северо-запад и отыщем стойбище сиксиков, чтобы сообщить отцам и братьям раненого воина, где его искать.
– Люди в стойбище тоже примут нас за врагов, как только поймут, что мы дакота.
– Да, примут. Но разве мой отец Маттотаупа думает, что из-за этого мы должны скрываться?
– Я так не думаю, Харка. Мы давно решили идти к стойбищу сиксиков. Еще когда лето подходило к концу, когда трава уже пожелтела, а снега и морозы еще не наступили, мы решили это вместе, и я сказал тебе, что сиксики суровые воины и будет нелегко попасть в их ряды. Если мы знали это еще осенью, то зачем теперь, весной начинать бояться. Я сказал, хау.
Отец поднялся с земли, мальчик тоже немедленно встал. Оба сели на коней и поскакали на северо-запад, меняя поочередно легкий галоп и шаг – как было привычно всадникам без седел. Небо прояснилось, прерию озарило солнцем. Редкие облака отбрасывали свои бегущие тени. Поскольку дакота уже с утра перекусили, а были привычны есть только один раз в день, они больше не останавливались. Следы, какие им попадались, были оставлены антилопами, оленями, один раз лосем.
В три часа пополудни они наткнулись на след людей. След был обширный, отчетливый, видимый издали. Они подъехали ближе, спешились, чтобы не повредить следы, стреножили коней, чтобы те паслись, но далеко не ушли, и начали – каждый сам по себе – внимательно осматривать следы, читая их как письмена. Когда они снова сошлись, отец спросил:
– Ну? Что скажешь?
Подросток привык, что отец спрашивал его, прежде чем сказать свое мнение. Это было школой, которую проходил индейский мальчик.
– Поселение меняет место стоянки, отец. Они передвигаются так же, как и мы. – Говоря «мы», мальчик имел в виду племя дакота и свое родное поселение. – Женщины с детьми идут длинной вереницей посередине, их лошади тянут за собой волокуши.
Поскольку индейцы не знали колеса́ и даже не переняли его у белых после того, как познакомились с ними, они перевозили свои жилища, типи, имущество и маленьких детей по старинке, на волокушах. Две длинные еловые жерди тонкими концами закрепляются на спине лошади, а толстые концы волочатся по земле. Между ними натягивают шкуру, на которую можно сложить скарб и посадить детей. Такая транспортировка очень подходит для кочевья по бездорожью.
– Справа, слева, во главе и позади вереницы с женщинами идут воины и мужчины. Думаю, тут стойбище примерно на двадцать типи.
– Хау. Сколько времени этим следам?
– Примерно день. Они не могли далеко уйти, лошади с волокушами идут шагом.
– Вперед!
Дакота вернулись к своим коням и вскочили на них. Но они не пустились в путь, как намеревались, а застыли на месте, словно изваяния. На западе, в такой дали, что только глаз охотника может что-то различить, они одновременно увидели всадников. То был небольшой отряд из семи охотников, преследующих антилоп. Дакота видели, как две антилопы упали от выстрелов, остальные бежали дальше. Всадники собрались у убитых животных, забыв про охоту на остальных. Но, кажется, их занимала не добыча, они выстроились в одну линию.
– Они нас заметили!
Маттотаупа пустил своего Гнедого шагом в сторону чужаков. Харка направил Чалого за отцом.
Незнакомцы посовещались. Результат был ясен. Двое всадников забрали убитых антилоп и поскакали на северо-запад, судя по всему, несли добычу домой. Остальные пятеро галопом направились к Маттотаупе и Харке. Эти всадники были тоже индейцы, на маленьких, быстрых, полудиких мустангах; на них также были только штаны, пояса и обувь, ни головных уборов, ни курток. Волосы были гладко зачесаны назад, без пробора, обычного для дакота. Только в черной шевелюре переднего всадника топорщились орлиные перья. В правой руке он держал большой деревянный томагавк, каких Харка еще не видел.
– Это сиксики, – сказал отец.
Обе группы вскоре сблизились. Крича и размахивая оружием, сиксики окружили дакота и на полном скаку осадили мустангов. Маттотаупа и Харка тоже остановились и всем своим видом выражали полное безразличие к их воинственному поведению.
Когда пятеро всадников продемонстрировали свое оружие и навыки, они успокоились. Воин с орлиными перьями встал напротив Маттотаупы. Он приказным тоном что-то произнес, чего Маттотаупа не понял, но жесты говорящего были недвусмысленны: дакота должны убрать руки с оружия и дать разоружить себя.
Но Маттотаупа уже сжимал в правой руке револьвер, он выстрелил в воздух и затем направил дуло на предводителя всадников.
– Мы не будем говорить на языке оружия, но будем говорить с оружием в руках! – сказал он при этом.
Харка выпрямился после его слов и также держал револьвер наготове.
Человек с орлиными перьями немного растерялся. Эти дакота не соответствовали его привычной картине мира. Он вырос с убеждением, что есть люди, а именно сиксики. А есть дакота и ассинибойны, которые хотя и выглядят как люди, но являются врагами, койотами, трусами и лжецами, с которыми настоящим людям приходится постоянно воевать. Он привык видеть воинов с чистым телом, чистой одеждой хорошей выделки и хорошим оружием и вождей с еще лучшей одеждой, лучшим оружием и украшением из орлиных перьев и рогов бизона. На этих же двоих одежда была поношенной, хотя и видно, что когда-то она была качественной. На мужчине не было никаких знаков отличия. Но оружие у них было не просто отменным, оно было колдовским. Мужчине около тридцати лет или чуть больше. Трудно определить его возраст точно. Его торс и конечности были крепкими и соразмерными; шрамы служили доказательством, что он выдержал не одну тяжелую битву. Черты его лица создавали одновременно впечатление искренности и закрытости. У него была гладкая, светло-коричневая кожа, как у юноши, но в черных волосах уже поблескивали серебряные нити, а вокруг глаз и в уголках рта образовались морщины, будто вписывая в лицо человека скорбь и горечь. Стройный подросток рядом с мужчиной не был копией отца; кожа темнее, лоб выше, более острые черты лица. Но и в его внешности отпечаталось противоречие юного возраста и недетской серьезности, небрежного, даже надменного вида, с которым он, казалось, осознанно держит дистанцию с другими людьми. Как внешность, так и поведение этих двоих дакота таили загадку. Что могло стать причиной того, что воин скачет по прерии с мальчиком? Отец хотел научить сына охоте? Что делают дакота на землях сиксиков? Мальчикам нельзя находиться на вражеских землях, их место в родных поселениях, а набираться опыта им положено в охотничьих угодьях их племен. Так было принято у людей и даже у паршивых койотов, которые выглядят как люди. Чего же этому чужаку надо у сиксиков? Если бы он пришел как враг, он бы не показывался или мог выстрелить еще издалека. Непохоже, чтобы он не умел обращаться с этим оружием. Но дакота не мог прийти к сиксикам как друг.