Страница 1 из 37

Изгнанники, или Топ и Харри

Вельскопф-Генрих Лизелотта

Лизелотта Вельскопф-Генрих

Liselotte Welskopf-Henrich

DIE SÖHNE DER GROßEN BÄRIN

Die Höhle in den schwarzen Bergen

Heimkehr zu den Dakota

Перевод с немецкого Татьяны Набатниковой, Романа Эйвадиса

Серийное оформление Вадима Пожидаева

Оформление обложки Татьяны Павловой

Иллюстрация на обложке и иллюстрации в тексте Павла Парамонова

Издательство АЗБУКА®

Пещера в Черных холмах

Укрытие изгнанника

Стояла холодная темная ночь, и то место, где в траве лежал индеец, мало подходило для привала. Ни воды, ни укрытия от ветра. Прерия простиралась равниной к северу от большой излучины реки Миссури. Ледовое крошево набивалось в траву и поблескивало в лунном свете, его день и ночь наносило и тут же срывало сильным ветром. Хотя снег давно сошел, ночные заморозки обращали любую влагу в ледовую корочку. На небе толклись клочья туч на бегу к юго-западу.

Индеец лежал на боку, опираясь на левый локоть. Голова клонилась от усталости на плечо. Глаза его были открыты, но смотрели в землю. Он то и дело хватался свободной рукой за правую ногу, голень которой была неестественно вывернута – как при переломе.

Не было при нем ни коня, ни шкуры, ни оружия, ни провианта. Рядом с ним лежали две крепкие палки, которые вот уже три дня служили ему костылями. Он исхудал до скелета и мерз. Огниво – жесткое кресало и мягкий трут – он захватил с собой при побеге, но у него не было сил, чтобы искать в лысой прерии ветки для костра. Он боролся со сном, боясь замерзнуть и больше не проснуться. Его желание жить и добраться до цели оставалось несломленным.

Он пролежал так уже три часа, слыша лишь вой голодных волков. Теперь они смолкли и все плотнее сжимали кольцо вокруг своей добычи. Индеец взял одну из своих палок и стал бить ею о землю. Конечно, хищников этим не отогнать, но хотя бы спугнуть на время взмахами палки и стуком.

Вскоре он услышал какой-то посторонний звук. Он показался ему очень знакомым, индеец прильнул ухом к земле и прислушался. Сомнений не осталось. По ночной прерии скакал всадник, а то и не один, а двое или даже трое. В голове его смешались страх и надежда. Он сбежал от беспощадных врагов, три дня тому назад едва ушел от них. И теперь не знал, то ли это враги, то ли его соплеменники. Но ни те ни другие не могли прийти с юго-востока, откуда доносился звук.

Топот копыт приближался. Вскоре индеец различил двух лошадей, быстрых как ветер мустангов. Их черные силуэты, слитые с седоками, летели по степи. Всадники достигли кольца волков, и все внимание наблюдавшего захватила игра теней, видимая в свете луны и звезд. Всадники на скаку натянули тетивы и выпустили стрелы. Одного волка ранили, он взвился на задние лапы и опрокинулся на спину. Три волка погнались за вторым конем, но, как только один из них прыгнул, всадник ударил его палицей или томагавком – этого наблюдатель не мог разглядеть. Но увидел, как хищник соскользнул и остался лежать. Его удивило, что оба всадника не издали ни звука. Они скакали без седел, с непокрытыми головами, волосы их были заплетены в косы; это были индейцы. Лежащий бы с радостью их окликнул, но он все еще не знал, враги или друзья перед ним, скрываться ли от них или рассчитывать на помощь.

Всадники развернули лошадей и атаковали волков с луком и стрелами и, как теперь уже мог видеть раненый, хлесткими гибкими палицами. Они сражались смело и ловко, и вскоре остаток голодной стаи бежал в прерию.

Однако по гибким палицам наблюдатель понял, что всадники, должно быть, из племени дакота. Они были его злейшими врагами, и ему оставалось только надеяться, что его не заметят. Он с опаской внимательно проследил их дальнейший путь.

Сначала они остановились и стали что-то обсуждать. Индейцу бросилось в глаза, что один из всадников был намного крупнее второго, а тот был не только меньше ростом, но и по-мальчишески худ. Посовещавшись, всадники неожиданно спешились и, казалось, решили устроить привал, хотя место, где они находились, так же мало подходило для привала, как и то, где обессилел раненый. Ему оставалось только ждать, что будет дальше. Волки убежали, зато теперь рядом оказались дакота. Одна опасность была ничем не лучше другой. Он решил не шевелиться и быть начеку. Возможно, рассвет внесет ясность в его дальнейшую судьбу. Он снова ощутил пронзительную, тычущую боль в месте перелома голени, о которой он забыл из-за волнения от последних событий.

Медленно шли часы, звезды уже погасли, только утренняя звезда сияла на небе, раненый внутренне уже был готов ко всему, что бы с ним ни случилось. Хотя поблизости не было водной глади, в которой он мог бы увидеть свое отражение в утренних сумерках, он знал, что на его лице был красный боевой раскрас и следы этого раскраса еще не стерлись. Между ним и дакота не могло быть ничего, кроме вражды не на жизнь, а на смерть. А поскольку он безоружен, ему оставалась только смерть. Вопрос был лишь в том, заметят ли они его. Сложно было не заметить следы, которые он оставил, ковыляя по прерии на двух палках.

Рассвело, но солнце еще не взошло. На горизонте лежала гряда облаков, было по-прежнему холодно. Метрах в ста пятидесяти тянулась почвенная складка, и раненый заметил, что дакота лежали на ее возвышении; лошади, должно быть, стояли позади него. Чужаки не проявляли особой осторожности. Видимо, не ждали опасности от обезноженного раненого индейца. Они явно его заметили и поглядывали в его сторону, пытаясь понять, кто он и как будет себя вести. Так прошло полчаса. Лучи солнца уже то и дело пробивались сквозь облачную гряду.

Дакота, кажется, решили, что делать дальше. Тот, что поменьше, взял лошадей и повел в сторону беззащитного раненого. Больший, чья рослая стать казалась мощной, но в то же время и гармоничной в своих пропорциях, налегке шагал рядом. Они не торопились. Понимали, думал раненый, что жертва от них никуда не денется. Но им придется узнать, как воин племени сиксиков встречает свою смерть. Он невольно схватил одну из палок, которую использовал как костыль. Вступать в бой бессмысленно, но так он хотя бы покажет, что добровольно не сдастся.

Дакота наконец остановились в двух метрах от него. Они стояли молча и не начинали разговор, так что у сиксиков было время посмотреть на них. Это были мужчина и рослый юноша. Одеты оба только в кожаные штаны и мокасины, они тоже мерзли. Через спину одного коня было перекинуто одеяло из шкуры бизона. Эти двое дакота были отлично вооружены. Из стрелкового оружия – лук и стрелы, двуствольное ружье и револьвер, из ручного – не только нож и гибкая палица из камня размером с яйцо на рукояти из ивняка, но и томагавк со стальным лезвием. Сиксик был поражен. О револьверах он знал до сих пор лишь по слухам. Эти дакота, должно быть, состояли в очень хороших отношениях с белыми людьми, у которых только и можно было раздобыть такое оружие.

Раненый не собирался говорить первым. Пока не начались разборки, он мог оставаться в живых. Он выжидал.

На дакота не было боевого раскраса. Сиксик рассмотрел вышивку на их мокасинах и на ремне мужчины. Узор был незнакомый. Может быть, эти индейцы своими проборами и косами, гибкими палицами были всего лишь похожи на дакота, но принадлежали не к тому племени, с которым воевали сиксики и его братья. Может, они вообще не знают об этой войне? Может, они были на границе, выменяли себе огнестрельное оружие и теперь возвращаются к своему стойбищу. Но они же видят, что сиксик, лежащий перед ними, в правой руке все еще воинственно держит палку, а на лице его боевой раскрас.