Страница 4 из 12
В Челябинской области есть известное дело семьи Хорошениных из г. Касли, которая уже в современной России попыталась получить статус репрессированных и компенсацию ущерба. Что из этого вышло? А вышло негусто. Граждане снова оказались во всем не правы перед государством. Суды указали, что, вообще-то, это было выселение за неблагонадежность. Быть признанным неблагонадежным вне времени, то есть не заслуживающим доверия, это совсем никакие не репрессии, а бдительные административные меры. Вот если бы расстреляли или, по крайней мере, арестовали. А тут «всего-навсего» выселили. А если это не репрессии, то о каком статусе жертвы может идти речь? Несправедливость восторжествовала, и это тоже, увы, со временем стало традицией в отношении судеб людей, каким бы то ни было краешком пострадавших от великого атомного проекта.
Тайной было то место, куда везли людей, об этом им не сообщали. Когда мою бабушку, работавшую в 1947 году на заводе по производстве сукна для шинелей в Пензенской области, коммунистическая партия завербовала на строительство будущего атомного завода, все, что она знала и тайком обсуждала с детьми в поезде, было то, что везут их строить «секретный» и почему-то «подземный город». Тот, который нельзя называть. Даже когда людей привозили на ближайшую железнодорожную станцию, как правило крупный железнодорожный узел с открытым названием, они узнавали об этом только в момент прибытия, прочитав вывеску.
Следующей по очереди тайной было место, куда именно их везли уже с этой станции. «Везли куда-то в лес, боялись, что в лагерь». Иногда, их высаживали на мелких полустанках без названия, и они должны были терпеливо ждать встречающего, потому что даже спросить о том месте, куда их везли, означало выдать государственную тайну… Пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что – это было про них. Уже по прибытии на секретную точку, тайной было само их пребывание и проживание в это месте. На первой секретной площадке будущего Озерска (того самого указанного выше Кузнецкого-Кыштымского района) первые почти десять лет людям нельзя было сообщать своим родным, куда они попали, и где они находятся. Телефонные переговоры, как и почтовая корреспонденция, были запрещены. Люди как будто исчезли, их родные не знали, где они находились.
По этой же самой причине сохранения сначала военной, а затем государственной тайны, было решено с самого начала не давать населенным пунктам (соцгородкам) при строительных площадках заводов собственных имен, а называть их по имени областного центра с последними цифрами почтового индекса. Так запутывали противника. Отсюда и появился Челя-бинск-40 (почтовый индекс 454040), затем он сменился на 65 (454065), а также последующие номерные названия городов. Но если мы с вами попытаемся найти конкретные документы советской эпохи по поводу того, что именно являлось секретным, то мы их не найдем, потому что их не существует!
Правильнее будет сказать так. Они очень неконкретные и, конечно, секретные. Да-да, документы о том, что является военной и государственной тайной в СССР, во-первых, не дают конкретных наименований ни предприятий, ни объектов. Они называют это, например, все вместе абстрактно «объектами обороны». Взглянем на открытый сегодня документ, и он, увы, практически один. Секретное Постановление Совета Народных Комиссаров СССР[4]. В этом документе, вслед за перечнем сведений, в каких именно областях знаний они являются секретными, за советским законодателем – СНК – закрепляется право объявлять таковым, что душе не пожелается, то есть неограниченные возможности относить к государственной или военной тайне все, что им заблагорассудится. Вы можете спросить: а как же можно узнать, что составляет государственную тайну, если точно не знаешь, что ею является?
Вот! Именно это и было одним из ноу-хау советских органов по засекречиванию. Если знаешь, что есть гостайна, значит знаешь и что НЕгостайна. А значит, начнешь это обсуждать и еще не дай бог придешь к какому-нибудь выводу. Лучше засекретить все и сразу. Черную кошку и черную комнату. Здесь сразу становится понятно, почему в СССР все так боялись выдать гостайну. Потому что никто не знал ее истинных размеров и пределов ни в пространстве, ни во времени. Детский садик перед вашим домом легко превращался в объект обороны, если был расположен рядом с лабораторией номерного завода.
Во-вторых, сам документ вот с этими абстрактными наименованиями целых отраслей тоже засекречен. В те времена также действует принятое в 30-е годы правило о том, что сам документ о засекречивании, перечисляющий наименование секретных объектов, тоже является секретным! Секретность получается тройная. То, что описано в документе, тайна, сам документ – тайна, где он лежит – тайна, тот, кто все это знает – носитель тайны. Довольно сложная ситуация, при которой никто точно не знает, что есть тайна, и поэтому самый простой выход из этой ситуации – считать ею все, что хоть каким-то образом связано с этим вопросом. Именно поэтому граждане, связанные с проектом, «тем, который нельзя называть», а впрочем, и не связанные с ним тоже, предпочитали считать автоматическм гостайной ВСЕ и молчать.
И все же почти единственный документ, хоть с какими-то наименованиями, который госпожа История любезно позволила нам иметь, существует. Постановление Верховного Совета СССР 1954 года еще больше все запутывает. Под грифом «совершенно секретно» он присваивает нескольким рабочим поселкам (а не соцгородкам, как они сами себя называли) при комбинатах с номерами названия. Эти названия они официально и открыто получат через… сорок лет, когда секретность с индустрии будет снята!
А тогда, в 1954 году ни жители городов, ни даже их руководители (за редким исключением) про переименование поставлены в известность не были. Секретность! Именно от этого до сих пор в головах людей путаница. Одни говорят, я родился в Сороковке, другие – в Челябинске-40, а третьи – в Челябинске-65, а по документам они и вовсе родились на сто двадцать километров южнее своего города… И все это про Озерск! Одни говорят, я родился в КБ-11, другие – в Кремлеве, а третьи – в Арзамасе-36, а это про Саров. Обманчиво кажется, что это каждый раз три разных города, а это всегда один и тот же. Проверьте карты советской эпохи, вы их и найти-то не сможете. Закрытых городов никогда не было на картах СССР. Про них так и говорили «города, которых нет на карте». «Запутали следы» с таким «знаком качества» и знанием дела, что до сих пор возникает масса социологических и юридических вопросов.
Государство выдало органам безопасности карт-бланш на засекречивание, и вскоре в секретном городе секретным стало ВСЕ. Включая, между прочим, факт существования людей! Вы не поверите, но тайной было само рождение людей в рабочем поселке при заводе, который первоначально назывался «соцгородком»! Для того чтобы скрыть истинное месторождение этих людей, в их свидетельствах о рождении ставили… название областного центра. Так, например, люди, которые рождались возле комбината «Маяк» в Челябинской области, в документах значились как рожденные в Челябинске. Та же ситуация была с регистрацией браков и смертей. Почему же так поступали? Потому что боялись и не знали, что может случиться. В случае нечаянного ядерного взрыва и случайного уничтожения всех и вся никто и никогда бы не доказал, что в этом месте было какое-то поселение. Документально людей там как бы не существовало до… 1994 года, когда города получили официальные современные названия, а люди – право на настоящее, а не выдуманное место рождения в документах.
А чтобы запутать врагов еще больше, и не позволить им произвести аналитические расчеты, государство придумало, каким образом подсчитывать людей в закрытых городах. В те времена, как впрочем и сегодня, любые новые аналитические выводы, сделанные из несекретной информации и касающиеся хотя бы краешком атомной темы, сами по себе становились государственной тайной. Чтобы этого не произошло, на бумаге жителей запреток просто… переселяли в другие регионы, причем не всегда соседние.
4
«О дополнительном привлечении к участию в работах по использованию внутриатомной энергии научных учреждений, отдельных ученых и других специалистов».