Страница 62 из 90
Глава двадцать первая. Генерал-адмирал
Глава двадцать первая
Генерал-адмирал
Санкт-Петербург. Ново-Михайловский дворец
18 марта 1880 года
В комнате царил полумрак. Единственным источником света была настольная электрическая лампа с зеленым абажуром. Стены были практически невидны и лишь на одной из них можно было смутно рассмотреть картину написанную по приказу Императора, кою он повелел именовать: «Ходоки из купеческой сотни у Государя Петра Алексеевича». Михаил II, всё чаще за глаза именуемый «Хмурым» в конце очередного рабочего дня, который по всем показателям попадал под определение «ненормированный» сидел за письменным столом в своём кабинете и с чувством острой ненависти к собственной лени просматривал регулярно обновляемый список первоочередных и архиважных дел, которые ему предстояло выполнить «ещё вчера». Среди многочисленных пунктов значился внешне совершенно невинный — разговор с генерал-адмиралом. Но с завидным постоянством, он перемещался со дня на день, с недели на неделю. С одной стороны, это объяснялось тем, что Великий Князь Константин Николаевич во время рокового взрыва пострадал не только физически, но и душевно. Его супруга и почти все дети не выжили, а это лишь добавляло душевных терзаний. Ибо какой же мужчина сможет спокойно жить, зная, что не смог спасти свою семью. Но было ещё одно обстоятельство, которое следовало бы поставить на первое место. К сему разговору следовало хорошенько подготовится, руководствуясь мудрыми словами замечательного сатирика Аркадия Райкина: «Всякий экспромт хорош, когда он хорошо подготовлен».
И Михаил Николаевич тщательно готовился, изучая документы, профессионально составленные генерального штаба полковником Мезенцевым. Производство в полковники из капитана, было делом неслыханным, но и жизнь государю спасает не каждый и не каждый день. Сегодня, как раз должны были принести последнюю порцию информации, которой не хватало дабы поставить решающую запятую в приговор, уже вынесенный генерал-адмиралу: «казнить нельзя помиловать». Когда Мезенцев лично доставил пакет, то Император поблагодарил полковника, и приказал прибыть завтра, в это же время, дабы получить инструкции к действию. Для чтения документов потребовалось не более получаса, а затем его Императорское Величество встал из-за стола, с удовольствием проделал несколько гимнастических упражнений, а затем вызвав адъютанта приказал привести к нему Сандро. Подобные распоряжения отдавались регулярно и все уже привыкли, что Государь, не взирая на тяжкий труд по управлению Державой, находит время дабы поверить, как идёт обучение его сына. А отдельные слова, которые иногда просачивались через дверь, лишь подтверждали эту версию. А значить они могли только одно: строгий и заботливый родитель экзаменует своего отпрыска и, с целью повышения рвения к учёбе постукивает его лбом о столешницу. Либо, устав от упрямства молодого дарования бьется лбом о стену сам лично, так сказать, освящая кладку монаршим лбом. На самом же деле, это шёл совет двух матёрых, битых жизнью мужиков, готовых даже рискуя сорвать голосовые связки, отстаивать своё мнение. Когда Сандро прибыл по вызову, Михаил Николаевич приказал адъютанту: никого не пускать и не беспокоить и запер дверь.
— Ну-с, сынок, смотри: вот итоговая схема, где отражены все фигуранты, которые могли активно влиять на твоего дядюшку, а значит и на политику Государства Российского.
Когда развернули лист бумаги, сложенный в многослойную гармошку, то он занял почти всю столешницу и пришлось зажечь верхний свет, дабы лицезреть всю картину в целом. Многочисленные квадраты, содержащие самые разные фамилии и титулы, соединялись стрелками и через несколько промежуточных позиций сходились к одной и той же цели. Впрочем, вышеупомянутая цель, на которой значилось: генерал-адмирал не была конечной. Из неё также выходили разноцветные линии. Но на сем чертеже предусмотрительно было оставлено свободное место и Император совместно с Великим Князем вооружились карандашами и негромко переговариваясь, а иногда и переругиваясь дорисовывали прямоугольники с новыми фигурантами, напрягая память, отягощённую знаниями из будущего. Помучившись час, первым не выдержал Сандро и, отбросив инструмент рисовальщика, решительно заявил: