Страница 75 из 78
Назвать человека «собакой» («ни маналика улуна») — грубое оскорбление и клевета. Одно из самых страшных оскорблений на малагасийском языке, например, сказать в самозащиту: «Если я сделал это, пусть мои предки будут собаками». Обвинители никогда не снесут такой злой способ самозащиты. От имени деревенского совета они потребуют взять обратно сказанное, и виновный должен будет принести в жертву предкам большого быка, так как оскорбление нанесено им.
Дикого вепря превозносят за его силу, и существует очень мало табу в отношении него. Танала утверждают, что кабан практически никогда не болеет. Мясо его восхитительно, если только не слишком старо или постно. Колдуны используют его зубы в качестве талисманов. При входе во многие деревни танала есть столбы, к которым прикреплены челюсти с большими зубами.
Вазимба выставляли столб с черепом кабана перед пещерами, в которых они жили. И это не похвальба охотничьими трофеями, а нечто значительно большее. Столбы с черепами производят ужасающий эффект и охраняют жилища и плантации от посягательств злоумышленников и от ночных нападений животных.
Перед охотой на вепря микеа обращаются к богу с мольбой о помощи и прощении. Убив кабана, они приносят тушу к священному дереву в лесу, где обычно молятся. Затем сбирается вся деревня. Голова кабана отдается собакам за «работу». Некоторые охотники отрезают маленькие кусочки шкуры, окунают их в кровь и носят на бечеве вокруг шеи как амулет, придающий физическую силу, — в отличие от талисманов, которые поддерживают духовную силу. Такой церемониал вполне объясним: как и всякое дикое животное, вепрь принадлежит богам, в то время как домашние животные принадлежат людям. Охрана священного права обладания дикими животными — вот главный смысл и основная характеристика охотничьих табу.
Однажды на северо-востоке Мадагаскара я оставил машину на дороге и углубился в лес. Было тихо. Успокаивающую тишину зеленого царства мелодично оттеняло лишь нежное, умиротворяющее пение птиц. Вдруг надо мной послышался легкий шелест листвы. Я поднял глаза и увидел: обняв ствол, прямо на меня уставился умным, почти человеческим взором озорной зверек без хвоста, в черной шубке с белыми пятнами. Это был индри, или бабакуту: «маленький отец», как его называют на Мадагаскаре, где он окружен всеобщим уважением.
Танала всерьез считают индри прародителем семьи. Раньше примата никогда не убивали и тем более не ели его мясо. В Ифандиане, недалеко от Фианаранцуа, мне поведали довольно странную историю.
Как-то один человек отправился собрать каучук. Он подошел к огромному дереву, с которого свисала лиана; она плотно обвивала дерево, поднялась по нему уже до вершины — в общем, жила душа в душу с ним. Человек вскарабкался по лиане наверх, как полагается по обычаю, но так неудачно подрезал ее, что лиана практически вся упала вниз. После чего он, к ужасу своему, обнаружил, что не может спуститься по толстому и скользкому стволу высокого каучуконоса. Во все горло бедняга принялся звать на помощь. Но безуспешно. Просидел он так до заката. И только тогда из пущи вдруг появился большой бабакуту. Он подошел поближе, прыгая с ветки на ветку, взял человека за руку, помог ему спуститься и тут же, не ожидая слов благодарности, исчез. Помощь была оказана столь тихо и элегантно, что человек был глубоко взволнован. С огромной радостью и удивлением прибежал он домой и рассказал о случившемся. Все поклялись не причинять доброму животному вреда — и это обязательство с тех пор и доныне касалось и касается каждого в семье.
В этом фади легко распознать экологические мотивы. К слову сказать, в ряде районов запрещено есть лемуров.
По малагасийским поверьям и убеждениям, животные имеют души, которые после смерти их физической оболочки живут, подобно душам умерших человеческих существ. Однако называются они не душами, а духами, и это слово употребляется только по отношению к потустороннему миру. Духи животных мстят людям, если над ними смеялись при жизни или их убили жестоким способом…
Табу на употребление в пишу лемуров в ряде районов прежде всего связаны с верой в том, что лемуры — прародители, основатели рода. Малагасийцы боятся, что их дурные поступки повлияют на детей, дурные качества могут передаться по наследству. Дух убитого животного может отомстить за себя. Наконец, они просто испытывают благодарность за добрые поступки животных.
Мясо ежа на острове, как правило, считается несъедобным. Свертываясь в клубок, ежи показывают свою трусость. У них робкая натура, и поэтому еж — табу для всех, у кого есть военные талисманы воинов или амулеты, гарантирующие успех в грабеже, а также для беременных женщин.
Все виды змей (кстати, на Мадагаскаре они все безвредные, неядовитые) — фади, поскольку в них, как полагают малагасийцы, живут духи предков. Они — священные животные. Если в деревне появляется дона (змея типа удава), то все бегут ей радостно навстречу, приветствуя с уважением. Тщательно всматриваясь в нее и изучая ее движения и выражение на «лице», кто-то может уловить сходство с собственным дедушкой, который умер много лет назад. Тем более, если на голове змеи имеются шрамы, особые морщины, бородавки или наросты. Местный житель выкрикивает: «Дедушка! О, мой дедушка!» Перед змеей кладут мед, молоко или немного рома. Убивают курицу, и дона пьет ее кровь. Вождь деревни просит ее угощаться, заявляя, что все люди счастливы и благодарны гостье за посещение. Затем вождь умоляет змею тихо и мирно возвратиться домой.
В этих краях священен и крокодил. Если крокодил мирно ползает по деревне на берегу реки, ему кивают, его задабривают. Курицу со связанными ногами кладут перед ним. Иногда забивают зебу, и большие куски мяса швыряют прямо в разверстый рот рептилии. К ней обращаются: «Дорогая бабушка (или дедушка), мы рады, что ты посещаешь нас. Вот подарки. Мы рады предложить их тебе сейчас. Не причиняй нам вреда, дай нам благословение, а когда ты будешь возвращаться домой, делай это мирно».
В середине 70-х годов в озере Ануси, в самом сердце малагасийской столицы Антананариву, завелись крокодилы. Нет-нет да и выползали они погреться на солнце, а к ночи не страшились выбираться на асфальт и, по слухам, даже приставали к прохожим. Охотиться на них не разрешалось — и неспроста! В крокодиле жители Мадагаскара видят собрата, предка, так как верят, что произошли от крокодила. В старину его убивали только в отместку за павших друзей. По поверьям, за неоправданное убийство рептилии может последовать смерть человека. На озере Итаси бытовал обычай каждый год обращаться к рептилиям с публичным предупреждением о том, что за гибель каждого из своих близких и друзей люди будут убивать по крокодилу, то есть мстить будут только за причиненное зло и только злонамеренным животным.
Если крокодил съедал человека, местный вождь или старейшина во главе многочисленной процессии отправлялся на берег водоема и увещевал семью «преступника» выдать его в руки правосудия. После этого в озеро или реку бросали крюк с насаженной на него приманкой. На следующий день на берег вытаскивали (как все были убеждены) виновника преступления или, по крайней мере, его родича. После тщательного расследования мотивов преступления крокодила приговаривали к казни. Когда справедливость торжествовала и десница правосудия поражала предполагаемого виновного, его горько оплакивали и хоронили как родственника. Над останками рептилии насыпали холм, а место, где покоилась голова, отмечали камнем.
В Африке есть неукоснительно соблюдаемый закон: табу необходимо выполнять полностью, сознательно и до конца! И горе тому, кто пытается поступать иначе. «Остерегайтесь соблюдать запрет наполовину, это все равно что съесть бульон и оставить в нем кусок мяса», — гласит обычай, закрепленный в поговорке.
— Половинчато исполнять запрет — все равно что воздержаться от бананов, повинуясь фади, но съесть листья банана, — пошутил как-то Ришар Андриамандзату.
Будучи сыном современной, анархической России, которая сильно страдает от таких завезенных в страну в последние годы «болезней», как шкурный эгоизм и синдром вседозволенности, я с нескрываемой завистью воспринимаю запреты на Мадагаскаре. Разве случайно, что там самый низкий процент зараженности СПИДом, причем не только среди африканских стран, но и по отношению к соответствующему показателю во всем мире. Фади, большие и малые, как бы маленькими вешками, ориентирами обозначают человеку наиболее безопасный путь по жизни, помогая избегать отрицательного, худшего. Каждое табу — это, в сущности, антитеза идеалу, к которому мы стремимся, предостережение об опасности на нашем пути к нему, а в целом запреты как бы огораживают наше кратковременное странствие по земному миру от зла. Конечно же по этому пути нелегко следовать, ибо подчас кажется, что нарушение запрета — более прямая и легкая дорога к цели. Человек же слаб и начинает себя уговаривать: «О чем говорить! Так оно ближе. Фади же — всего лишь суеверие, хотя, разумеется, и основанное на каком-то конкретном историческом событии…»