Страница 34 из 71
Стоило в этом разобраться, на душе стало ещё теплее. У них любовный треугольник. Только без ревности и необходимости выбирать. Лене тоже хочется полноценно ожить. Данила с Сантой могут в этом помочь. Она желает им счастья и находит свое в их влюбленных глазах.
— Ну как это «никак»? Ну Сант!
Попытка Санты избежать необходимости врать и придумывать что-то приличное провалилась. Лена всплеснула руками, обращаясь к дочке требовательно.
Та снова попыталась сбежать.
Уже обратно — из гостиной в кухню.
Чтобы взять разложенный на красивой тарелке салат, развернуться с ним в руках… Опять вздохнула…
Потому что Лена стоит в дверном проеме, сложив руки на груди.
Смотрит так, что понятно — она хочет подробностей. Много. Все.
И Санта из-за этого так смешно, что она не сдерживается…
Ставит тарелку на место, начинает заливаться, запрокидывает голову, чтобы слезы не пролились…
— Мам… Ну пожалуйста… — складывает руки в молящем жесте, бровки делает домиком… — Пусть тебе Данила рассказывает, хорошо? Ты его спроси, он отказать не сможет…
Поступок Санты — не самый смелый. Но если кому-то нужно врать, пусть этим занимается Чернов.
По взгляду Лены видно — она в сомнениях. В итоге же смиряется.
Освобождает проход, хватает тарелку вслед за Сантой… Они снова несут…
Когда видят свет приблизившихся к воротам фар, в четыре руки чуть двигают блюда, чтобы всё встало и выглядело красиво. Реагируя на короткий гудок, синхронно выпрямляются.
— Я ворота открою…
Елена берет в руки телефон, после чего слышен новый звук — ворота разъезжаются…
И пусть Санта прекрасно знает: у неё нет оснований тревожиться, волнение всё равно подступает.
Они с мамой встречают Данилу, как самого дорогого гостя.
Санте кажется, что она умудрилась соскучиться, хоть и расстались вчера — она поехала к маме, он остался в Киеве.
Его появление в холле заставляет сердечко трепетать…
На улице снова метет, поэтому Данила трясет головой и старается оставить слякоть на улице, топая ногами.
Оказавшись в доме, улыбается.
Елене — тепло. В Санту пожаром стреляет. Но быстро тушит, а у неё внутри уже горит. Он тоже соскучился. И сегодня они долго не уснут. Вместе в город поедут.
— Добрый вечер, Лен…
Первой он здоровается со старшей Щетинской. Спокойно реагирует на то, что Лена без лишних церемоний прижимается своей щекой к его — холодной.
Санте из-за этого становится ещё лучше. Она не сдерживает улыбку, когда ловит его лукавый взгляд. Почему-то уверена: он говорит что-то похожее «вот смотри, как меня теща принимает, а ты «знакомить» не хотела»…
— Это вам…
Протягивает высокий картонный пакет, из которого тут же извлекается бутылка…
Данила вешает пальто, а Лена цокает языком…
— Моет… Ты прямо угодил…
Оглядывается, хвалит, на что сам Данила реагирует сдержанным кивком, а Санта всё же закатывает глаза.
— Сложно не угодить Моетом, мамуль…
Иронизирует, чтобы получить в ответ от мамы грозящее движение пальчиком, а от Данилы — подмигивание.
— От кого-то и Моет не в радость…
Замечание Лены внезапно отдает легким сожалением. И для каждого в холла, наверное, отзывается воспоминанием о своих «не тех» людях. У Санты в голове первым делом почему-то братья.
Но очень радует, что Данила не дает им погрязнуть и погрузнуть.
— Сэкономлю в следующий раз. Артемовское как вам, Лен?
— Я тебя с пустыми руками рада видеть, Дань, ещё и с собой соберу. Ты главное заезжать не забывай…
Лена отвлекается от шампанского, говорит Даниле с улыбкой, но понятно, что без иронии. Тянется к его локтю, придерживает…
— Я в ванную провожу тебя…
Поясняет с улыбкой, получает в ответ благодарную.
Лена с Данилой идут в сторону гостевой уборной, проходя мимо Санты, Лена вручает бутылку ей.
Она же только и успевает, что улыбнуться Даниле, которого уже взяли в оборот.
Дальше же следит, как мама провожает его до одной из дальних дверей за лестницей…
Тормозит на полпути, Данила с ней.
Лена оглядывает, скользит по Санте, потом на Данилу смотрит…
— А вы с датой уже определились?
Спрашивает, продолжая смотреть на Даню. И Санта тоже на него, а у самой сердце подскакивает. Потому что не договаривались. И что делает мама — ей понятно. Переводит перспективу из неопределенной в неотвратимую.
Это страшно, но это правильно. Лена отлично знает свою Сантушу и очень желает ей добра.
— Нет ещё.
Данила произносит практически безразлично, пожимая плечами. А у Санты в голове водоворот мыслей.
— Сантуш… — когда мама обращается к ней, Санта замирает… — Твои предложения? Зима, весна? Лето?
— Лето, наверное… — Санта отвечает, смотря при этом на Данилу. Немного боится увидеть, что он не очень доволен. Но лето — это в пределах обозначенного для неё времени. Наверное, поэтому он спокоен. Усмехается, смотрит вниз, почти сразу поворачивает голову и уже на Санту, чуть жмурясь. Ему тоже ясно, что делает Лена. И он тоже не против.
— Шестнадцатое июля как тебе? — Данила спрашивает, сердечный ритм Санты сбивается. Ей… Страшно. Но об этом она молчит.
— Отлично…
Отвечает, чувствуя себя человеком, который как бы снова шагает в пропасть. На лице Лены расцветает улыбка. Она довольна собой и «детками».
— Мне тоже кажется, что отлично… — комментирует, ненавязчиво предлагая Даниле продолжить их путь в сторону ванной.
Санта же ещё несколько секунд стоит, не двигаясь, принимая тот факт, что у них уже даже дата, кажется, есть…
— Санта жадничает, но хотя бы ты мне расскажи, Дань… Ты как её замуж позвал? Она говорит, комод сломался, вы чинили… Только как комод сломать-то можно было? — До Санты продолжают доноситься мамины вопросы. — Ой… Я, кажется, поняла… Не надо рассказывать.
Данила смеется, его смех подхватывает Лена. Санта же сбегает в гостиную.
У неё горят щеки и уши.
А шестнадцатого июля она выходит замуж.
Глава 18
— Данила Андреевич, к вам посетитель…
Голос Томы по внутреннему звучал так, будто ей неловко. Данила посмотрел на время, хмыкнул удивленно.
Насколько сам помнил, встреч на сегодня не назначал. Собирался подогнать хвосты в офисе, вернуть практику в рабочий режим после вальяжных новогодних и рождественских дней.
— Посетитель представился? — Тома замялась с ответом. Слышно было, что вздохнула…
— Щетинский Игнат Петрович.
Произнесла, внезапно удивляя.
Первым мелочным желанием было отправить Щетинского восвояси. Сказать, что к нему вообще-то по записи и сейчас времени нет. А потом…
Любопытно стало послушать.
— Проводи, пожалуйста.
Данила нажал кнопку сброса вызова, встал с кресла, к окну подошел…
Хмыкнул ещё и в него. Потом отвернулся, глянул на полку без фото. Дальше на дверь, которая открывается Томой после трех ударов.
Она же толкает её, будто у Щетинского рук нет. А на самом деле, совести. Зато гордыни — на троих. И дело это не барское.
Он не благодарит, смотрит с нескрываемым пренебрежением.
На дверь, на Тому, на Данилу, войдя…
А Чернову смешно даже. Потому что… Ну как бы сам же пришел…
— Чай сделай.
Игнат бросает Томе, которая тут же замирает, будто с просьбой глядя на Данилу. Мол, это нормально?
Данила отвечает ей пожатием плеч, его губы подрагивают… Он видит, что Тома реагирует правильно — тоже чуть улыбается…
— Вам черный, зеленый? — спрашивает вроде как аккуратно…
В ответ Игнат «дарит» ей свой внимание. Проходится взглядом от макушки до носков. Паузу держит…
— Такой, чтобы пить можно было. Могу дать денег, в магазин сбегаешь… Помои не неси…
И вместо того, чтобы ответить вменяемо односложно — выливает на офис-менеджера туеву хучу своего внутреннего дерьма. Делится прекрасным, так сказать…
— Том, всё хорошо. Без чая обойдемся.
Данила видит, что слова Игната вызывает в Томе возмущение. Ей хочется отстоять честь. Свою. Чая. Веритас.