Как приготовить дракона

Губы сладкие как лесные ягоды, словно созданы для поцелуев. А волосы пахнут травами, и их запах сводит с ума.

Ведьма.

Гарри пошел за ней следом, держась в отдалении. Как бы больно Кэти ему ни сделала, гулять одной по лесу, где есть волки, он ей не позволит.

Камыши гнулись к земле, утки спрятались, а темная туча, выползшая на небо, отражалась в озере, и казалось, что все оно — сплошной омут. Того и гляди, полезет какая-нибудь чертовщина.

Ветер трепал золотые кудри Кэти, рвал юбку, но девушка упрямо шла вперед, расправив плечи. Она задержалась лишь у самой таверны, чтобы глянуть вверх, на толстую серебряную лошадь с наростом на лбу, и первая молния, прорезавшая небо, отразилась во флюгере словно в зеркале.

С кузнецом ей, видите ли, нравится целоваться. Предложение он ей сделал. Флюгер подарил.

Гарри сперва не понял, откуда этот странный звук, но потом осознал, что он исходит из его груди. Точно дикий зверь, жаждущий крови, рвался с привязи и рычал. Может, это уже дракон? Стоило представить, как Кэти обвивает своими нежными ручками бычью шею Ксандра, как в глазах темнело от бешенства. Или дракон тут ни при чем, и это банальная ревность?

Он, герен Гарольд Шпифонтейн, исконный вассал владыки, ревновал трактирщицу к кузнецу?

Кэти ушла в таверну, закрыв за собой дверь и так ни разу не обернувшись, и Гарри пошел прочь. Кровь шумела в ушах, и его разрывало от противоречивых желаний. Хотелось вломиться в таверну, схватить Кэти в охапку, унести в комнату наверху и не выпускать оттуда по крайней мере три дня. Но уязвленная драконья гордость заставляла его идти навстречу буре, морщась от порывов ветра.

Вернувшись на луг, Гарри обошел его по периметру, но никаких волчьих следов не нашел. Не то, чтобы он какой-то опытный следопыт, но по идее, и крови должно быть куда больше. Не проглотили же волки несчастную козу в один присест. Туча все густела и темнела, и первые тяжелые капли обожгли Гарри холодом. Опомнившись, он поспешил в лес и свернул к той самой хижине, где должен был коротать ссылку.

— Неплохо, — пробормотал он, перешагнув порог. — Очень даже уютно.

Есть стол, кровать… ежик. Колючий зверек шмыгнул под елочку, выросшую по центру комнаты, и затаился, свернувшись в клубок.

Через щели в стенах задувало, и Гарри невольно пожалел, что не оделся теплее. Да и в целом, куда приятнее было бы уходить после обеда — в животе уже посасывало от голода. Постучав дверками буфета, Гарри обнаружил пару истлевших мешков, немного мышиного помета и — вот удача — стеклянную банку с сухофруктами, плотно закупоренную крышкой.

Сев за стол, Гарри открыл банку и, достав сушеный ломтик яблока, понюхал, а после откусил.

— Очень неплохо, — похвалил он, с трудом прожевав.

Выудив из банки сушеную грушу, бросил ее ежику, но тот, осторожно высунув черный нос, снова скрутился в клубок. Достав записи Густава Ровенцуха, Гарри разложил их на столе, прижав для надежности банкой и высохшими чернильными принадлежностями.

— Вариативность миров, — прочел он себе под нос. — Червоточины. Наслоение реальностей… Исконная кровь, принадлежащая только одному миру, — важное условие перемещения, ибо задвоение сущностей ведет к парадоксу и нарушению законов мироустройства. Ты что-нибудь понимаешь? — обратился он к ежику, который, осмелев, обнюхивал грушу, и повернулся к записям снова. — Именно исконная кровь является ключом к открытию врат. Посему полагаю занимательным провести практический опыт с червоточинами, обнаруженными мною в озерах, именуемыми Лоханками. Возможные даты открытия проходов в иные миры… Тут табличка с числами, — сообщил Гарри ежику. — Готов поставить банку сухофруктов на то, что одна их этих дат — время, когда герен Густав Ровенцух исчез, предположительно — утонул.

Порыв ветра чуть не вырвал лист у него из рук, и Гарри, сложив все записи, спрятал их назад в ящик стола. Отодвинув кровать с остатками матраса под часть крыши, которая более-менее уцелела, он уселся, поджав ноги и обхватив себя руками. Непривычный влажный холод заползал под шелковую рубашку, зубы застучали, выбивая быстрый ритм. Гарри вытянулся на кровати, потом свернулся в клубок, подражая ежу. Пошарив по карманам, вынул носовой платок и карту и, развернув их, положил сверху. Толку было мало. Вскочив, Гарри снова принялся рыскать по шкафчикам и не сдержал победного вопля, когда обнаружил кресало.

Собрав в горку нападавшие прямо через крышу сухие ветки и иголки, он присел на корточки и, выбив сноп искр, осторожно подул. Искры вспыхнули и погасли. Выругавшись, Гарри достал из стола чистые листы бумаги, смял их и подсунул под ветки. Бесценные записи Ровенцуха он бы не пустил на розжиг ни за что и никогда. На этот раз получилось куда лучше: по бумаге от искр расползлись коричневые круги, язычки пламени перекинулись на ветки, от которых повалил густой белый дым, поползший по земляному полу.

Ежик метнулся из-под елки и выбежал прочь сквозь широкую щель под окном.

— Зря ты! — крикнул ему вслед Гарри. — Сейчас согреемся.

Ветер и дождь прибивали дым к земле, и Гарри потер заслезившиеся глаза. Распахнул дверь, но оттуда рвануло холодом. Костер все никак не хотел разгораться, зато дымил так, что Гарри вскоре закашлялся и высунулся в окно вслед за ежом.

Деревья скрипели, монотонно покачиваясь на ветру, туча была такая черная, словно над Кручинками сгустилась ночь. Но драконье зрение мигом выделило в темноте силуэт, который двигался будто бы против ветра.

Насторожившись, Гарри вцепился руками в подоконник, но, шикнув, убрал руку и выдернул зубами занозу. Силуэт замер, а после шагнул в сторону, спрятавшись за стволом.

— Кэти? — позвал Гарри без особой надежды.

Она бы не стала прятаться. Да и обманом заводить ребенка вне брака — тоже не в ее духе. Городничий, конечно же, устранял опасную соперницу, желая выдать замуж засидевшуюся в девках дочь, и Гарри должен был это понять. Да, обидно, что Кэти его использовала, но у нее были свои цели, и он подозревал об этом с самого начала. Заставить ссыльного исконника полюбить место изгнания и сделать его своим домом — даже красиво. Карта с сокровищами для дракона — умно. Но при том, что таверна очень важна для нее, переходить черту Кэти не стала. Она целовала его в ответ, но сумела остановиться, и это далось ей куда легче, чем ему.

Лопатки отчаянно зачесались, возвращая его к реальности.

— Кто здесь? — строго спросил Гарри, а после перемахнул через подоконник и пошел вперед — навстречу опасности.

16.1

Виктор хозяйничал за стойкой, за дальним столом сидели лесорубы, и я, проходя мимо, заставила себя им улыбнуться. В конце концов, именно они мне выручку и делают. Так будет и дальше. Придется попрощаться с мечтой о звезде. Но в груди ныло как будто совсем по другой причине.

— Катька, где ходила? Чего такая растрепанная? — спросил Виктор, а после, помрачнев, сухо заметил: — Пуговки поправь.

Я провела по рядку пуговиц на груди и обнаружила, что застегнула их через одну.

— Где Шпифонтейн? — ровным тоном, не предвещающим ничего хорошего, поинтересовался Виктор и, склонившись, вынул из моих волос травинку.

— Скоро придет, — бросила я и сбежала от расспросов наверх.

В комнате Гарри гулял ветер, и я поспешила к окнам, чтобы закрыть их, но задержалась у подоконника, заметив вдали фигуру. Дракон, чуть ссутулясь и спрятав руки в карманы, шел назад — к перешейку между озерами. Выходит, сперва провел меня до таверны? Но куда он теперь? Мелькнула быстрая догадка, но я прогнала ее, как невероятную. Не станет герен Шпифонтейн ютиться в дряхлой хижине. Скорее, пойдет к городничему. А уж там его примут как дорогого гостя. Рен Кухт, наверное, жалеет, что сразу так не сделал.

Грозовое небо снова прорезало молниями, и я вжала голову в плечи от неожиданности. Но, выдохнув, мысленно потянулась к туче.

— Поворачивай, — приказала я. — Уходи.

Потом пригоню пышное белое облако, которое прольется на землю коротким обильным дождем.