Страница 9 из 29
(вишнёвый сироп), одежда изорвана в клочья. Они стоят, прижавшись друг к другу.
– …Увести! – кричит Диман, и трое других гестаповцев прини-маются вырывать из строя ребят, несмотря на их отчаянное сопротивление.
Одна из девочек (типаж Любки Шевцовой) запевает «Интернационал». Её поддерживают товарищи. Затем – и это, видимо, главная задумка режиссёра – им начинают подпевать зрители, которым подаёт знак пышногрудая пионерка Мальцева (пока что это
только 10 – 15 учеников, двое учителей – девушка в спортивной
форме и пожилой человек с орденской колодкой на пиджаке, врач, уборщица в синем халате).
Двое ребят из младших классов закрывают занавес. Один
из них при этом падает, сорвав с колец часть материи.
Несмотря на это, Иван Петрович, директор школы (человек
с большим животом и привычкой дёргать себя при разговоре
за мочку уха, в то же время громко причмокивая) аплодирует
и хлопает по плечу Вадима – режиссёра спектакля.
– Браво, Дунаев, у тебя талант… Получилось лучше, чем
в кино… Есть, конечно, шероховатости (смотрит на мальчика, 36
порвавшего занавес), но это ничего… Готовьтесь… – и уже тише, одному только Вадиму: – Всех наградим грамотами…
Дом деда. Комната Жени. Мансарда.
Женя сидит за уроками. Звонит телефон. Долгие гудки. Бабушки нет дома, и Женя идёт в холл, поднимает трубку.
– Женечка! – кричит мать. – Я одна… не знаю, что делать…
– Что случилось?
– Тут такой ужас! Я в шоке!
– Мама! Что с тобой? Что случилось, скажи?
– Это не по телефону… У меня беда… с Андреем… Беги сюда…
Если можешь…
Квартира матери.
…Андрей сидел на холодильнике с топором в руках.
Ещё с порога Женя слышал его крик:
– Всё! Конец твоему генералу! Узнает он у меня, как чужих жён..!
– Андрюша… ну отдай топор… я тебя прошу… Зачем тебе топор?
– без всякой надежды повторяла мать.
Увидев Женю, Андрей немного поутих, на что мать и рассчи-тывала. Кричать перестал и решил объяснить ему суть ситуации
спокойно, на его взгляд убедительно. Но топор по-прежнему из рук
не выпускал…
– …Ты пойми… Я прихожу – а он у нас на диване… Я опять
прихожу… а он опять на диване… Сколько можно? Он думает, что
если генерал, то всё ему разрешено?! Пусть только покажется
сегод- ня… – замахивается топором. – Пока он достанет свой
пистолет,
я его отсюда… раз..! и зарублю… Что мне стоит? Как ты думаешь, успею? А у тебя есть пистолет? Я видел у вас дома… Ты говорил, что из него Пушкина убили… Ты его принёс? – и после небольшой
паузы: – Как я понимаю теперь Пушкина… Бедный Пушкин..! – и
неожиданно заплакал, обнимая топор.
– Что мне делать, скорую вызвать? Горячка у него… Ты же видишь… А тебя он слушается… Сделай что-нибудь… – всхлипнула, подавляя рыдания, мать.
– Дядя Андрей, – подошёл к нему Женя, – вот что… давайте меняться. Я вам принесу пистолет, но вы сначала дайте мне топор…
Идёт?
– Не идёт! – закричал Андрей. – Не идёт! У меня белая
37
горячка на фоне запойного наследственного алкоголизма, ты понял? Но я же не дурак! Ты тоже меня, как мамашка твоя, за идиота
считаешь? Нет уж… сначала пистолет, а потом – топор. Ты-то хоть
войди в моё положение… Мне же надо отомстить за поруганную
честь жены… между прочим, твоей родной матери…
Звонок в дверь.
Мать побледнела, всплеснула руками.
– А-а-а! Вот и он, наш генерал! Честь имеем, товарищ генерал!
А вы имеете? – заорал Андрей.
Повторный звонок.
– Тамара! – кричит Андрей. —Для встречи спр-р-р-рава!
Ша-а-агом марш! Бой часов на Спасской башне! Из ворот Кремля…
на вороном коне… выезжает маршал Ворошилов! Трам-трам-там!
Тра-рам-там-там!
Андрей разводит руки в стороны, будто дирижируя военным
оркестром, и роняет топор. Женя сразу же хватает его и идёт открывать дверь.
На пороге стоит девочка с косичками – Женя.
– Извините… я, наверное, не во время… Здравствуйте…
Она с удивлением смотрит на Женю с топором, на Андрея, сидящего на холодильнике…
– Да ничего… нормально… мы холодильник чиним.
И происходит чудо. Увидев девочку вместо ожидаемого генерала, Андрей моментально приходит в себя, спускается с холодильника и, пошатываясь, идёт в спальню.
– …Отставить… – бормочет он под нос. – Вольно…
– Проходи, Женечка, – стараясь не показывать своего состояния, говорит девочке мать.
Дом деда. Комната Жени. Мансарда.
…Крутится глобус.
Это Женя, сидя за письменным столом, делает уроки. Точнее, пытается делать. Раскрыта перед ним тетрадь, несколько учебников, но он, скучая, раскручивает глобус и смотрит, как мелькают перед
ним материки и океаны…
Время от времени он вынужденно прислушивается к разговору в
соседней комнате, когда мать с бабкой говорят громче.
– …Он хороший… как ты не понимаешь? Он добрый, умный…
38
– Я всё понимаю. Но ты понимаешь, что дальше так нельзя?
Так и до беды недалеко!
Мать всхлипнула.
– Измучалась… Не могу …больше… Только отцу не говори…
теперь, как запой, так уже из дому тянет…
– Уложи в наркологию, – говорит мать. – Лечиться же – не работать. Пусть хоть что-то сделает полезное…
– Не хочет… Боится…
Женя подошёл к двери, приоткрыл осторожно.
– Это ты должна бояться… Ходит, вон… с топором… – Ангора
поднялась, достала из трюмо несколько купюр, положила в
сумочку дочери. – Возьми пока, потом ещё дам…
Со двора донёсся звук подъехавшей машины.
Послышались тяжёлые шаги. Это дед пришёл с работы.
Мать и дочь замолчали, стали говорить тише и о чём-то другом.
Но дед всё понял.
– Опять учудил? – спросил он грозно, не здороваясь. —
Позо- ришься, Тамара, и всех нас позоришь! – и прошёл к себе в
кабинет, хлопнув дверью.
Наступила тишина.
Потом вдруг распахнул дверь, крикнул:
– …Мне это надоело! Боксёр! Мотоциклист! А следующий кто?
Акробат в цирке?! Клоун!? —опять хлопнула дверь.
Было слышно, как дед нервно ходит из угла в угол.
– А сын твой кем вырастет? Ты подумала? – выглянув ещё раз, крикнул дед,и ещё громче хлопнул дверью.
Посыпалась штукатурка со стены.
Двор наркологической больницы.
Андрея-таки пришлось положить в больницу.
…Мать с сыном пришли навестить его.
Во дворе больницы гуляли недолго. Прошлись пару раз по аллее. Мать с Андреем впереди. Женя – чуть приотстав от них. В руках – пакет с передачей.
Час был приёмный, и больных с посетителями было много.
Женя смотрел на них, на Андрея, и у него сжималось сердце. Одинаково отрешённые, нездоровые лица, потухший взгляд. И одеты
кто в потёртые, нестиранные халаты без пуговиц, без поясов, кто
39
в пижамы непонятного цвета и размера. На невысоких больных —
почему-то всё было велико – длинные рукава, длинные штаны.
На высоких – наоборот, всё было до смешного коротко. Но смеяться не хотелось. Хотелось плакать, и Женя отводил взгляд в сторону.
Смотрел на деревья, на зарешёченные окна больничного здания.
– Подойди, – оглянулась мать. – Дай пакет. Сейчас пойдём…
– и опять повернулась к мужу: – Я просила маму поговорить
с отцом… Насчёт работы…
Андрей был тих, молчалив, подавлен.
– Вот увидишь… всё будет хорошо, – сказала мать. – Тебе
уже лучше. Давно надо было… Если бы ты согласился…
Андрей не ответил.
– Ты уж сам теперь… поверь… в себя… Постарайся…
– Не знаю, – махнул он рукой… – Ладно… посмотрим…
Парк культуры и отдыха.
По аллее идут Женя с Женей. Девочка смеётся громко, от души.
Это потому, что он рассказывает интересные истории про свою
школу. И не только рассказывает, но и показывает очень смешно. Со
словами. Сейчас – директора:
– Браво, Дунаев, у тебя талант… (дёргает себя за мочку уха