Страница 7 из 29
…Он отжимается от пола, быстро и коротко вдыхая тяжёлый
тюремный воздух…
…Щелчок кормушки.
– Завтрак!
Встаёт и, тяжело дыша, принимает в окошке поднос с едой.
Увидев содержимое, принюхивается и возвращает обратно.
– Голодовка? – интересуется голос за дверью.
– Диета.
– Ну-ну.., —слышится усмешка.
Он ложится на койку и лежит так с закрытыми глазами.
Видение Жени.
…Из затемнения:
Яркая вспышка.
…Медленно взлетает вверх машина, объятая пламенем… Во все
стороны разлетаются её части и так же медленно, долго опускаются
на землю…
Кричит мужчина:
– Дима-а-а-а! Лё-ё-ёша-а-а! Слышен крик женщины:
– Же-е-е-ня-я-я! Что с тобой,Женя..?!
Тюрьма. Камера.
…Он вздрагивает от скрежета замка.
– Жалобы есть? – слышится традиционный
вопрос. Он умышленно тянет с ответом.
– Есть.
– На что жалуетесь,
Ангелин? Опять пауза.
– На себя, – наконец отвечает он.
– Ангелин, прошу учесть, что за такие шутки у нас тоже
найдётся… наказание.
– Какое? Вышка?
Окошко закрывается.
Громко щёлкает задвижка.
27
Волчонок
Воспоминание Жени. Школа. Кабинет литературы.
Портреты классиков на стенах.
Два гипсовых бюста на высоких подставках – Пушкина
и Маяковского.
…Долговязый парень (это – Диман) важно заложив руки за спи- ну, расхаживает перед строем ребят помладше.
Мальчики стоят молча, опустив головы, а Диман, время от времени останавливаясь перед кем-нибудь, произносит заученную
фразу не своим, неестественным голосом:
– Где партизаны? Вы меня слышаль? Отвечать!
Мальчики молчат.
– Ты! Шаг вперёд! Говори – где партизаны?
– Они везде… – отвечает щуплый белобрысый мальчик, с вызовом глядя на Димана.
– Что?! – орёт Диман дурным голосом и тычет ему кулаком
в лицо.
Это, наверное, и в самом деле больно, но мальчик предпочитает
сдержаться.
– Я не иметь время! Ви молчать – я всех расстрелять..! —
кричит Диман.
– Стоп! Стоп! Кудряшов, будет лучше, если ты до этой фразы
подойдёшь сначала к Олегу Кошевому! – вмешивается кто-то, и только тогда мы видим полноватого парня в очках – режиссёра.
– Подойди и схвати его за ворот рубашки… вот так… – подбегает
и показывает, как это надо сделать.
Олег Кошевой – это Женя Ангелин. Ему на вид лет четырнад-цать-пятнадцать.
– Понял, Кудряшов? И больше страсти, жестокости во взгляде!
– Понял. А ему что сказать? То же самое?
– Нет! Ты роль учил?
– Ну… учил… – Диман достаёт из кармана мятый листок, заглядывает.
– Начали! – говорит режиссёр упавшим голосом.
Диман подходит к Жене, решительно хватает его за рубашку.
Летят на пол пуговицы.
– Вы есть главный ваша организация? Сколько человек ваша
28
группа? Где другие? Отвечать!
Женя, не обращая внимания на порванную сорочку, дерзко смотрит фашисту прямо в глаза:
– Отвечать придётся вам… и очень скоро.., – говорит он громко, выдерживая паузы.
Парень в очках несколько манерно, «по-режиссёрски», хлопает
в ладоши:
– Браво, Ангелин! Хорошо! А ты, Кудряшов… ну совсем, как
деревянный… Ты что, кол проглотил?
Раздаются смешки.
В это время в класс заглядывает полногрудая девушка в пио-нерском галстуке.
– Вадим, разбегаются все..! Я их заперла …
– Ну и что?
– Как что? Тебя ждём…
– Не видишь, Мальцева? Я занят… Начинайте, я подойду.
– Иван Петрович сказал, чтоб без секретаря не начинали.
– Ладно. Иду, – говорит Вадим и оборачиваетсяк актёрам:
– Спасибо. На сегодня всё. Учите текст… А ты, Кудряшов, дома
порепетируй… перед зеркалом…
Дом деда. Кухня.
Женя забросил портфель под письменный стол, прошёл
на кухню,выпил воды из-под крана, на ходу отщипнул кусок хлеба. Ангора, стоявшая у плиты, ударила его по руке, когда он пытался таким же манером закусить сыром.
– Не можешь хоть раз по-человечески поесть? Руки бы помыл.
Не учат тебя что ли? Иди, мойся… покормлю. – Потом всплеснула
руками: – Господи, а это что такое? Опять дрался? – это она
заме- тила порванную сорочку без пуговиц.
– Нет, мы «Молодую гвардию» ставим в школе. Я – Олег Кошевой. А это (показывает на сорочку) – по роли… так надо.
Фашист меня допрашивал… Диман, из восьмого «Б»…
– Какую ещё гвардию? Какой фашист? – не поняла Ангора. —
В школе учиться надо…
– Тёмный ты человек, Ангора. По роману Фадеева. Спектакль
ставим… ко Дню Победы…
– В артисты подался… Только этого нам не хватало… Снимай, 29
зашью. А ты ешь пока, – поставила на стол тарелку с борщом.
Женя скинул рубашку, подошёл к зеркалу, посмотрелся, напряг
бицепсы. Остался собой доволен.
– Кожа да кости, – услышал за собой голос бабки. – Кощей
бессмертный…
Улицы провинциального города.
…Он шёл по улице бодрой походкой. День был пригожий, солнечный, и настроение у него было соответственно весеннее.
…Когда подходил к дому матери, его остановила тоненькая
девочка с косичками.
– Простите, мальчик, – обратилась она к нему совсем как
взрослая, – вы не подскажете, где тут улица Клары Цеткин..?
– А вы на ней… стоите… девочка…
Она прыснула. Посмотрела на него уже внимательней, с улыбкой:
– Знаешь, вообще-то мне нужен переулок… Сказали, где-то здесь… Гончарный, дом 8.
– А это рядом, вон за углом, – Женя показал рукой. – Потом-направо… Мне по пути. Пошли, провожу.
…Он шёл впереди, а она за ним, приотстав шага на два-три.
Он иногда оборачивался, проверяя, здесь она или исчезла так же
неожиданно, как появилась.
Двор перед домом матери.
Когда подошли к дому номер восемь и вошли во двор,девочка
остановилась в нерешительности.
– А тебе кого? – спросил Женя.
– Мне к врачу… к Тамаре Новиковой. Где тут второй подъезд, не пойму.
– Номера слева направо… Значит, вот это и есть второй… А Новиковой нет дома. Но она скоро подойдёт, подожди… – и указал
на скамейку во дворе под деревом.
Девочка удивлённо посмотрела на него.
– Откуда ты всё знаешь?
– В школе хорошо учусь. А ты пойди, посиди пока…
– Спасибо, – сказала она, опять превратившись в маленькую
даму, и неспешно пошла к скамейке.
В это время с ревом влетел во двор мотоцикл. Заложив крутой
30
вираж и подняв клубы пыли, мотоцикл остановился рядом с Женей.
– С глушителем что-то, – сказал, откашливаясь,водитель. Слез, шагнул к Жене, потрепалего по плечу. – Куда это ты пропал? Мать
соскучилась. – Потом нагнулся к мотоциклу. – Сейчас
разберёмся. Поможешь?
Женя сел в седло.
– Давай, газуй! – сказал мотоциклист. – Помалу!A я посмотрю, что тут у нас… Ну, давай!
Женя крутил ручку, искоса поглядывая на девочку.
– Опять он с этим драндулетом! – послышался сзади женский
голос. – Андрей! Ну,сколько можно?
Мотоциклист поднялся с колен, отряхиваясь. Женя
обернулся.
Мать стояла за ними с двумя тяжёлыми сумками в руках.
– Вспомнил о матери? – улыбнулась она. – А я уже беспокоилась… – подошла, чмокнула в щёку.
Женя перехватил у неё сумку. Андрей взял другую.
– Тебя ждут, – сказал Женя матери, кивнув в сторону скамейки.
А девочка с косичками уже шла навстречу.
– Здравствуйте, Тамара Григорьевна!
– Здравствуй, Женечка! Заждалась? А я в очереди стояла…
Этих вот… кормить…
– Дармоедов.., – подсказал
Андрей. Девочка улыбнулась.
– Как себя чувствуешь? – спросила мать.
Девочка смущённо пожала плечами.
– Ничего… Всё будет хорошо, вот увидишь… начнём сегодня, —
и, приобняв, повела её к дому.
«Дармоеды» послушно поплелись за
ними. У подъезда она обернулась: