Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 29



– А сигареты? – спросил у него Женя.

– На какие… шиши?

– А у тебя сигарет сколько? – решил уточнить Женя.

– Пять пачек, – заглянул в свою сетку Диман.

– Это мало. А Коляну? Он же тоже курит, – сказал Зуб.

– Сейчас докупим, – сказал Женя и остановился у киоска.

– Десять пачек «Примы».

– Эти положим Михалычу, – решил Зуб. – А твои – Коляну,

– повернулся он к Диману. – У тебя что?

– Болгарские…

– Две пачки чая – это мало, сказал вдруг молчавший до сих

пор Костик.

Все посмотрели на него.

– Там же чифир пьют… вместо наркотика. И друг друга угоща-ют… – пояснил он. Ребята остановились, переглянулись и схвати-лись за животы. Смеялись до слёз.

Только Костик не смеялся. Смотрел на них и хлопал своим

длинными ресницами.

– Ну, ты даёшь… – выговорил, наконец, Диман.

– У тебя сколько ходок было? – поинтересовался Женя.

– Может, ты – вор в законе, а мы и не знали? – съязвил Зуб.

– Слышал… во дворе …в беседке говорили, – ответил смущённо Костик.

– Ты попал в плохую компанию, – сказал Женя серьёзно.

Опять засмеялись и пошли дальше.

– Ребят… а Костик-то прав… – сказал потом Диман. – Надо бы

докупить. Скинемся?

Скинулись. Даже Костик добавил…

Сквер.

Сидели в скверике на скамейке. Молчали.

– Плохо, – вздохнул Диман. – Гудеть Михалычу ещё целых

пять лет… Я бы удавился…

– Хорошо Коляну повезло… выйдет скоро, – сказал Зуб.

93

– Повезло? Михалыч всё на себя взял, – сказал Диман. —

И нас они не замазали…

– Глупо как-то всё получилось… – сказал Женя.

– А ты думал… так и бывает… – вздохнул опять Диман.

– Я хотел сказать… давно… Вы не знаете… – замялся Зуб.

– Чего это мы не знаем? – спросил Женя.

– Если бы в тот день не Костик… Ну, когда задержал нас с Диманом… У меня в сумке… была одна вещь… Когда они всех

шмона- ли… Сегодня вы бы и мне передачу несли…

Все посмотрели на Костика.

Костик, как всегда, смутился. Дошли до перекрёстка, остановились.

– Ладно, – сказал Костик. – Разошлись. Мне домой…

а то мать заругает…

Дом деда. Кабинет деда

…Дед сидел дома, в своём кабинете, и смотрел по телевизору

похороны Брежнева. Трубка у него то и дело гасла, и он не всегда

это замечал.

Женя стоял рядом с ним и тоже смотрел. Потом потянул его

за рукав:

– Дед, а дед…

Дед словно не слышал его. Качал головой, попыхивал погасшей

трубкой.

– Дед…

– Что тебе? – наконец откликнулся он. – Меня комиссия

признала не годным…

– Какая комиссия?

– Военная… призывная…

– Да? – не очень естественно удивился дед. – И что ты хочешь? Чтобы тебя по блату признали годным?

– Нет… Но я-то знаю, что здоров…

Дед пожал плечами, стал раскуривать трубку, делая вид, что его

больше всего интересует телевизор и речь будущего генсека.

– Твоё дело, – наконец, сказал он. – Решай свои проблемы

сам. Здесь я ничем тебе помочь не могу… Понял?

– Понял. Но… даже Костика признали… А меня – нет…

– Какого такого Костика?

– Нашего… из спортивной секции… Его даже сначала в секцию

94

не брали…

Дед встал, направился к письменному столу.

– Они отслужат, вернутся и вне конкурса смогут поступить

в любой институт… если захотят. А я…

Дед удивлённо посмотрел на него.

– А что ты? Ты уже поступил, вот и учись.

– Знаешь, дед… ты только не сердись, ладно? Я тебя очень прошу…

– Ну… – Я же не хотел в наш… поступать, ты же знаешь… Что, мне потом в клубные работники идти?

Дед сел за стол.

– Опять тебе неймётся? Что ещё задумал на нашу голову?

– Я ради вас поступил… понимаешь..? Куда я хотел, вы не пустили…

– И правильно сделали. Куда тебя, дурака непутёвого, одного…

от дома? Сам скажи. Ну? Если честно…



Женя молчал. Наверное, соглашался. Потом сказал:

– Дед, не сердись, договорились? Давай, я перейду на заочный

и пойду работать.

– И что дальше?

– А дальше… Наберу стаж и поеду в Москву… Ну, дед, я очень

хочу… понимаешь?

– Не понимаю и понимать не хочу, – спокойно сказал дед.

– Запомни: оставишь институт – ни по одному вопросу ко мне

не обращайся. – И крикнул вдруг: Где ты будешь работать? Кем?

Как? – Стал раскуривать трубку. – Иди, я занят. Куда только твоя

мать смотрит..?

Женя вышел.

Дом деда. Комната Жени. Мансарда.

…Он лежал в своей комнате на кушетке лицом к стене, когда дверь

осторожно скрипнула.

– Женечка, у меня в холодильнике были пирожки.., – неуверенно начала Ангора…

– Какие пирожки?

– С мясом.

– Я их съел, – пробурчал Женя.

– Все?

– Все. А что?

95

– Ничего… Я так… Но… целое блюдо?

– Ангора, ты не знаешь? Я военную комиссию не прошёл. Врач

сказал… что мне питание нужно… усиленное… Вот я и съел… целое

блюдо.

– Хорошо… хорошо… Я рада, что съел. Хочешь, я сегодня ещё

напеку?

– Нет уж… спасибо… объелся…

– Ладно.., Женечка, как захочешь, скажи…

Закрыла дверь. И тут же снова заглянула:

– …А блинчиков?

Цеха мебельной фабрики. Лестничные пролёты.

– Нам такие ребята как раз нужны… – говорила Жене начальник отдела кадров, полная, сильно накрашенная женщина, когда

они шли через всю мебельную фабрику к лестнице на второй

этаж, где находился кабинет директора.

Гул станков не давал услышать, что она ещё говорила (а говорила она без остановки), и потому до слуха Жени доходили лишь

случайные обрывки: «…А то приходят… смотришь потом… директор

Семён… А что делать..? Один раз даже»…

Время было раннее, и потому все, кто шёл навстречу, здоровались и перебрасывались друг с другом неслышными словами.

Иногда – просто жестами.

Когда поднимались по лестнице, она все ещё говорила:

– Семён Михайлович, пока не увидит сам, не посмотрит в глаза, никого не принимает… даже новичков вроде тебя… Он очень занят, но время всё равно найдёт…

Кабинет директора мебельной фабрики.

Когда они вошли к нему в кабинет, Семён Михайлович пил чай, макая в него сушки.

Он действительно долго смотрел Жене в глаза, продолжая ма-кать сушку в чай, сделал пару глотков, потом сказал:

– Подойдёт. Давай подпишу. Прикрепи его к… Маркелову.

Пусть учится…

И опять занялся чаем.

Дом деда. Комната Ангоры.

96

…Мать мерила Ангоре давление.

Дед нервно ходил из угла в угол с погасшей трубкой во рту, вздыхал, бормотал про себя что-то непонятное. Время от времени

подходил к кровати, останавливался.

– Сколько?

– Двести десять на сто сорок.

Дед опять принимался ходить. Ангора следила за ним взглядом, и

когда он оборачивался к ней, говорила с трудом:

– …Мне уже лучше… Успокойся…

Когда же он отходил от неё, шептала дочери:

– …Извинись перед отцом… слышишь..? Он же о тебе думает…

о внуке…

Внук, виновато опустив голову, стоял у окна и поглядывал

через открытую дверь в комнату, где лежала бабка.

Дед в очередной раз подошёл к кровати.

– Что будешь делать? Скорую вызывать?

– Нет, не надо. Сделаю укол… Аритмия уже слабее… – встала, прошла на кухню.

Дед, проходя мимо Жени, сказал:

– Всё из-за твоих номеров, видишь? – и пошёл в кабинет.

– Женечка… – позвала бабушка. – Женечка…

Он подошёл к ней.

– …Дед тебя любит больше всех… Не спорь с ним…

Послушайся… сынок… Зачем тебе работа? Учись пока…

Зашла в комнату мать со шприцем.

Женя вышел.

Гараж.

…Он с трудом повернул ключ в ржавом висячем замке, открыл

дверь гаража и вывел мотоцикл. Повозившись недолго, выехал со двора на улицу и неторопливо покатил в сторону музыкальной школы.

Улица перед музыкальной школой.