Правила Лебядей

Кан. Дмитрий. Матрица.

– О, господи! Олег!.. – он помог ему вытащить трубку из горла и подал стакан воды.

– Привет, – Олег слабо дернул лапкой.

Ему было стыдно. Рванул в армейку таким героем, чтобы впечатление на авторитетного папу произвести. В итоге, плен и контузия, и еще дыра в жопе. Сходил, называется, за медалями. Как падаль мерзкую домой привезли.

Нет, Кан его ни словом, ни взглядом не попрекнул. Лишь обнимал, прижав к себе. Вроде бы даже плакал, но Олег сам себя теперь презирал.

– Да что ж ты творишь, придурок! – взорвался Кан, когда радость схлынула. – Ты понимаешь, что у тебя контузия! Тебе даже просто пить нельзя, а ты еще в нос долбишься!.. Чем ты думаешь, мать твою, Олег?!! Это просто чудо, что твой задрот знаком с моей девушкой и они немедленно сообщили мне! Ты не дожил бы до утра, если б мы тебя не забрали!..

И все в таком духе, и тра-ля-ля! И про его отца непутевого, и про спившуюся мать. И Олег сам заплакал.

Мать он любил. Олег ее еще трезвой помнил.

Такую красивую, воздушную, неземную. Как фея. Если бы Кан не грохнул тогда Андронова, Олег бы сам его придушил. Медленно. Чтобы, глядя в глаза этого ублюдка, который испортил жизнь его маме, увидеть в них и страх, и агонию, и понимание, что за все на свете надо платить.

Выписавшись, Олег решил, что докажет Кану: он – его сын. Его, а не этого мудака. Он завязал с выпивкой, наркотиками и тощим липким парнишкой, которого натягивал, напившись до синьки. Стал ходить по врачам. Прогнозы были хорошие. Олег занимался спортом, подтягивал ребят из армейки, собирался охранное агентство открыть. Ну, и собирал кое-что на заказ, пока его не подставили. Не послали его «конструктор» на дом его отцу, его сестре и их, еще грудным, детям.

Странно, но это их в итоге и сблизило.

Когда Олег разобрался с Толстым, Кан его в самом деле зауважал. одолжил ему денег, свел с нужными людьми и дал работу. А Ангелина все сделала, чтобы по-настоящему включить Олега в семью.

Большую и очень странную, но крепкую и любящую семью.

…Закончив протирать памятник, с которого ему улыбалась мама, Олег погладил фотографию, выпрямился и склонив голову, посмотрел на нее. Он простил ей все: нелюбовь, алкоголь, истерики… Но никак не мог простить ей того, что она родила его не от Кана.

Телефон попискивал, запертый в бардачке. Когда Олег дошел до своей машины и достал телефон, на нем светилось тридцать три пропущенных вызова. Олег вздохнул и перенабрал.

– Ох, слава богу! – закудахтал Андрей. – Я тут с ума схожу! С тобой все в порядке?

– Я просил не звонить мне! – прорычал Олег раздраженно. – Чего ты, мать твою, снова хочешь?!

Вся их «любовь» с Андлюшей вызывала лишь отвращение и чувство вины. Олег порвал с ним, когда стал трезвенником, но тот извернулся, подружившись с его сестрой. И стал бесконечным источником ценных сведений, ловко опутав бывшего обязательствами и чувством вины.

Олег понимал, что вся его гомосексуальность – прямое следствие того, что было в плену. Что ему нравятся девушки. Что то, что было – прошло. Что в прошлом сам Андрей был похож на девушку. Что все изменилось. Что им пора распрощаться.

Андрей же ни в какую не хотел его отпускать.

Он и травился, и резал вены, – очень деликатно, – и истерил. Он все на свете делал, но очень грамотно. Так, что Олег ни в чем не мог его обвинить и порвать навсегда. Порвать окончательно, безвозвратно, бесповоротно. Но именно до такого, Андлюша ни разу не доводил. Бесить бесил, но ни разу не давал повода.

– Это у тебя просто фаза, – твердил он. – Ты наиграешься и поймешь, что девок ты трахаешь просто из желания быть нормальным. Но ты не нормальный, ты – гей!

Олег его и просил, и бил, и встречался перед его носом с девушками… Андрей ничего не хотел ни видеть, ни знать. Он говорил, что любит его и что будет ждать. Если потребуется – вечно.

В качестве извинений Олег иногда позволял Андрею сосать свой член.

– Я лично и не звонил! – истерически запищала трубка. – Звонила твоя сестра, она ко мне заезжала!.. Прости, пожалуйста, что ты нам небезразличен! Прости, что мы хотели быть в курсе, что ты не лежишь без сознания, где-нибудь! Прости, что мы посмели о тебе беспокоиться!..

Олег гневно скрипнул зубами и зажмурил глаза.

Андрюша яростно, с размаху бросил на телефон трубку и в динамике повисла гулкая тишина. Он всегда звонил только с городского. Королева, блин, драмы! Сотовый так не бросишь. Эффект не тот.

Олег полистал входящие и набрал сестру.

– Что там случилось? – спросил он, когда и сестра прошептала: «Ох, слава те господи!» – Я на кладбище. Чего эта Дурочка опять истерит?

– Я ему рассказала про стриптизершу, – подумав, обобщила Ангела. – Не знаю, с чего он взял, что ты уже с ней.

– Я ее видел, – вспомнил Олег.

– И?

– И прошел мимо… Дима уже приехал?

– Едет. Езжай домой!

Пересадка первичных органов

Дмитрий Кан всегда мечтал о большой семье.

О доме за городом, о квартире, о должности главного хирурга… Жизнь внесла свои коррективы, но все исполнилось. У него был дом, медицинский центр, семья и множество всего, чего он не просил. Бандитское прошлое и хвосты из него. Станислав Станиславский, ставший вдруг депутатом, к примеру.

Сидя во главе обеденного стола, Дима то и дело возвращался мыслями на одиннадцать лет назад. В холодный январский лес. Снова ощущал в руках ледяную лопату. И видел автоматчика, который велел копать. Конечно, они теперь были взрослые. Серьезные. Бизнесмены. Но Дима помнил и знал, что Стэн тоже помнит. Помнит, как бежал по лесу зигзагами, словно зверь, а за ним гнались бойцы Кана. А сам Дима стоял на подножке джипа, глядя в бинокль и беснуясь от бесполезности своих идиотов.

Если бы тогда в его группе был хоть кто-нибудь, подобный Олегу, Станиславский бы не ушел.

– Все в порядке? – спросила его жена каким-то странным, свистящим шепотом.

Дима моргнул и снова очутился у себя дома. В восстановленном после взрыва доме. С детьми, женой и мальчиком, которого унаследовал от первой супруги.

– Не отвлекай его, – сказал Олег, улыбаясь словно дракон. И наклонился над тарелкой, чтобы не заляпать соусом свитер. – Он думает о той стриптизерше, у которой все натуральное. И, как бы тебе деликатнее объяснить, что больше не любит.

Дима опять моргнул, Ангелина обледенела.

– Что ты за хрень несешь? – спросил Кан пасынка, но Олег лишь загадочно обкусывал наколотую на вилку котлету и улыбался.

– Ты когда-нибудь слышал про девушку по имени Алена? Она от тебя не ездила?

Дима набрал в грудь побольше воздуха и медленно его выдохнул.

Его милая девочка никак не могла взять в толк, что он не помнит всех девушек, прошедших через его фирму. Не знает их, ни в лицо, ни по именам. И что, если бы он не был уверен в том, что она – единственная. Ангела не сидела бы в его доме, не носила бы ни его фамилии, ни его детей.

Олег упал лицом на стол и расхохотался, стуча по столу ладонью.

– Имя редкое, – простонал он, – ты не мог про нее забыть! Признавайся, подлец! Лучше по-хорошему!

– Захлопнись, – смех Олега был заразителен, и Дима сам чуть не рассмеялся, но под взглядом жены как-то не посмел.

– Она бывшая стриптизерша…

– Стриптизерша? – повторил Дима, не в силах поверить, что это вот все – всерьез.

– Да, Димочка. Это такие нехорошие женщины, которые показывают сиськи и не дают.

– Ты хочешь, чтобы я описал тебе ее сиськи, или что? – спросил он, потом, не выдержав, рассмеялся.

– Чтобы ты их отрезал и пересадил ей! – уточнил Олег, всхлипывая от смеха. – Пришло время доказать, что ездишь по хирургическим семинарам! Вытри нож и иди за мной. Живьем стриптизершу брать будем!

– Прид-у-урок! – восхитился Дима, смеясь.

И даже Ангела, не выдержав, рассмеялась.

Близнецы перестали увлеченно мешать в тарелках картофельное пюре. Они уже давно прислушивались к их разговору, но теперь Алекс так крепко сжал ложку, что пальцы у него побелели. Если бы Кан верил в телегонию, то решил бы, что этот его сынок – от Макса.