Страница 7 из 12
О том, что дочь у них блядь, уже каждой старой Курице на лавочке ясно. Они только лишь о ней одной и кудахчут. Позор на весь Птичий двор. А она еще где-то умудрилась, подзаработала. Купила себе помаду и каблуки.
Родители крыльями машут, лупят гадину, почем зря. Вопят, чтоб призналась: откуда у нее деньги! И ни за что не верят, что она стихи для дня рождения сочиняла и продавала. По объявлению! Знают они, что там за объявления и что за стихи.
С каких это пор проституцию называют стихами? А, ну к гинекологу, низкая, малолетняя Блядь!
Что? Девственница? Ах, же ты тварь такая! Ты это делаешь своим ртом?
В общем родители, как могли, старались. Косметику выбрасывали, каблуки перепродавали. Лупили дочь по чем зря, обнаружив под подушкой «Эммануэль», а на морде очередную помаду. Даже половой тряпкой однажды смыли…
Теперь, много лет спустя, Алена их уже не винила. Понимала: Лебедь в утиные стандарты не впишется. Вообще, никак. У ее матери была в голове программа: адский труд на убой, потом пенсия, а там – почить в яблоках.
Или, экзотически – по-пекински.
Папаше-Утю, наверное, было еще сложнее и горше: ему такие Лебляди не дали бы, даже в самых смелых мечтах. А тут вот, собственная, родная… Расти ее, корми, одевай. А она чуть что – на крыло и улетит к другому.
В сказке все закончилось хорошо: Лебедь улетел с лебедями. А вот Алена летать уже не смогла. После школы сразу же пошла в медучилище, и родители с облегчением захлопнули за ней дверь.
Связаться с ними, Алена попыталась лишь раз. Когда, уже стриптизершей, узнав от знакомых о смерти матери, позвонила отцу.
И уже от него узнала, что не было у них собственных детей. Что Алену оставила в роддоме какая-то малолетняя потаскушка, а они пожалели. И о своем поступке, потом, жалели всю свою жизнь.
Он знает, кем она стала и, представляя себе, как их приемная дочь пойдет по рукам, а затем сопьется, отец заранее умывает руки.
– Ты мне не дочь, Алена. Я не хочу тебя больше знать!
Она не пошла по рукам, не спилась, не скоксилась, даже квартиру купила… В прошлом году ее отыскал отец. Мол, пенсия маленькая, здоровье подводит… а они с матерью «растили-кормили» ее аж шестнадцать лет!
Алена молча пошла с ним в банк, сняла со счета все, что там было – три или четыре тысячи долларов, затем отдала отцу… дяде Коле и объявила:
– Все, мы в расчете. Я не хочу тебя больше знать.
Когда мужик не смог набить холодильник
Квартира была пустой и ужасающе голой.
Не обладая даже зачатками навыков по созданию уюта, Алена приобрела лишь самые необходимые вещи. Маленький холодильник, диван-кровать, кухонный стол, который шел в комплекте с четырьмя стульями, гладильную доску, утюг и кронштейн для одежды.
Теперь одна комната была похожа на раздевалку, а вторая пугала своей гулкой тишиной. Алена, отвыкшая за эти годы от тишины, вышла из ванной и пробежав до дивана, накрылась одеялом чуть ли не с головой.
Напряжение, скопившееся в ней за день, внезапно отыскало выход в слезах. Она отвыкла от этой жизни. Отвыкла общаться с кем-то при свете дня. Отвыкла работать, как нормальная женщина. Отвыкла от самих этих нормальных женщин…
Господи, как она оказалась здесь?
Вся телекомпания, конечно же, была в курсе, кто к ним придет. Старинные знакомые ждали; с испугом и любопытством. Когда Алена вошла, их ожидание, казалось, звенело в воздухе. Она напряглась, ощутив его и не понимая, что должна сделать. На горьком опыте зная, какое впечатление производит, она оделась как можно скромнее. Разочарованно выдохнув, мужчины разошлись по своим кабинетам. Их было, к слову, четыре. Директора, ответственного продюсера, гримерка и огромная комната с круглым столом в центре и узкими, похожими на школьные парты, вдоль стен.
Здесь размещались новостная и спортивная редакции, а гвалт стоял, как на птичьем рынке.
Когда, ознакомившись с историей предшественницы, Алена вместе с Афониным, облезлым, лысым, косноязычным типом обошла всю компанию, побывав в монтажной, операторской и гримерной, а также познакомилась с секретаршами, архиватором и координаторами, ей удалось ненадолго вырваться и пойти в курилку.
На «Даль-ТВ» она размещалась прямо на лестничной площадке и дымные тучи неподвижно висели над потолком.
Алене было грустно и гнусно. Как в новом детском саду: все вокруг чужое, унылое, незнакомое. Она когда-то все это знала, но слишком долго здесь не была. Не будь в ее паспорте красивой печати с надписью «ДЕПОРТ», а ее пальчиков – в системе Евросоюза, Алена ни за что бы не приземлилась здесь.
Как они могут так жить? Как они могут спокойно и даже радостно общаться друг с другом, не замечая в каком ужасном месте работают? Сама она заметила все. И стертые ковры в приемной, и стоптанные пороги, и дрянной линолеум и компьютеры… Наверное, стояли тут с тех самых пор, когда Алена сама трудилась на телевидении.
Она не верила, что ей пришлось вернуться сюда. Причина была лишь одна: в Тайланде, куда она пыталась попасть, ей предложили зарплату в 400 долларов. Одиннадцать тысяч рублей. Она рассмеялась и отказалась. На телевидении можно было заработать примерно столько же и даже сиськи не обнажать.
Теперь она сомневалась, что поступила правильно.
В курилку ворвалось трое девушек плюс-минус ее возраста. Все они были одеты так же нелепо, как и она: поношенные футболки и джинсы, но выглядели хуже. Ни одна из них явно ни разу не ходила в салон.
Не обратив на новенькую внимания, компания расчирикалась о своем.
Одна из девушек, смазливая такая блондиночка, хвасталась, что приготовила завтрак из яйца, сухарика и ложки порошкового молока. Для своего мужчины, естественно. И он сказал ей, «какая же ты охуенная хозяйка».
Алена в ужасе приоткрыла рот. Будь у нее такой вот мужчина, она бы поджарила ему на завтрак два яйца! Его собственные.
«Если мужик не может набить холодильник, – размышляла она, кусая фильтр сигареты, – зачем ей такой мужик?! Боже, господи, не дай мне так полюбить!»
Она еще удивлялась, как низко летают порядочные женщины, когда Хозяюшка вдруг спросила:
– Кто-нибудь может одолжить до зарплаты? Мне нечем заплатить за квартиру.
Аленина челюсть выпала.
– Ты платишь за квартиру? – вырвалось у нее.
Вопрос завис над курильной площадкой. Возлег на облаках дыма, как название «Симпсонов». Воцарилась звенящая тишина. На миг все застыли. Затем, одна за другой, в Аленину сторону начали поворачиваться головы. В воздухе пахнуло грозой. Аленино альтер-Эго вспомнило предыдущие воплощения, смоляные факелы, заостренные вилы селянок и вопль:
«Бей ведьму!».
Алена нервно сглотнула.
– Мы-и-и вместе пла-а-атим, – прокатила на языке Хозяюшка и очень нехорошо наклонила голову. – Пятьдесят на пятьдесят.
Не дожидаясь, пока она нацелит рога и скребнет и копытом, Алена заставила себя говорить.
– А-а-а, вот как. Прости, я не так тебя поняла, – промямлила она неуклюже. – Я думала, он живет за твой счет.
Алена скорее позволила бы проткнуть себя вилами, чем жить с постоянным парнем и самой за себя платить. Но вслух сказать не осмелилась.
– Естественно, нет, – сказала блондиночка. – Мы скидываемся.
– Понятно, – выдавила Алена.
Селянки переглянулись.
– Постой-ка, это ты – новенькая? – спросила стоявшая рядом с Хозяюшкой девушка в мешковатом свитере и толстых очках. – В спортивную? Вместо Ирки?
Алена кивнула.
Дура с яйцами
Врачи говорили ему: контузия легкая. Со временем все это пройдет. Возможно, прошло бы, Олег этого не знал. Когда, после возвращения в город, он узнал, что мать его умерла, Олег особо не заморачивался здоровьем.
Пил, принимал наркотики, пытался забыться, как только мог.
Затем эпилепсия, припадок, память наполовину стерта, он в госпитале, у его койки силит отец. Нет, не родной, не биологический. Тот, кого он, Олег, называл отцом. Муж его матери.