Медленный ад

Звейниекс явно подаётся назад. Перехватывает бумагу кончиками пальцев, максимально далеко от детских рук. Удивительный заскок для мецената, жертвующего детям серьёзные деньги. Может, Тушин угадал, и тут на детях испытывают какие-то лекарства? Да нет, бред. Закрытый интернат под жёстким контролем минобра и минздрава. “АлияХиму” проще бомжей собирать в качестве подопытных кроликов, их никто не считает. И дети не выглядят забитыми или нездоровыми. Вряд ли.

Феликс обхватывает Звейниекса руками, прижимается к нему. Веня запускает покадрово. Пацан мельком смотрит в камеру, прежде чем прижаться к старику, в глазах предвкушение веселья. Феликс знал про странности Звейниекса, он нарочно это сделал. Вот же маленький засранец! Веня восхищённо усмехнулся. Пацан прижимается, старик поддаётся всем телом назад, но уйти не может. Руки взлетели, висят над лохматой макушкой ребёнка, как ветки сухого дерева. Крупный план.

На лице Звейниекса муки адские вперемешку с отвращением. “Уберите его, он воняет”. И Василиса рядом. Лицо злое. Да, она злится, но удивления ни капли. Василиса сейчас курица-наседка, на дряхлого птенца которой напал ужасный ястреб-Феликс, 10-летний ребёнок. И возле машины так же было. Только появляется какая-то угроза Звейниексу, с Василисы сразу облетает вся её улыбчивая радушность. Какая забота о благодетеле, надо же.

Тушин с Василисой уводят Звейниекса к лестнице. Только что стоял бодрый, подтянутый, речь толкал. Сейчас шаркает, как древний старик. Он поворачивает голову, смотрит жалобно в камеру, его подбородок заметно трясётся, будто мышцы лица устали держать челюсть, а ходить с открытым ртом старик не хочет. Потом на Веню зашикала Василиса, и он выключил камеру. Конец. Очень интересно… Тушину понравится.

Михаил упал на диван рядом

– Чё там? – спросил Веня.

– Плохо деду, давление упало. Василиса отпаивает.

– Жить будет?

– Куда он денется? – отмахнулся Тушин. – Смотрел отснятое?

Веня протянул ему камеру.

– Есть кое-что, посмотри. С момента, когда Феликс побежал к деду с рисунком.

– Кто? – не понял Тушин.

– Мальчишку с рисунком зовут Феликс. Дельный пацан. Смотри внимательно на Звейниекса…

Тушин накрыл экран рукой:

– Давай не сейчас. Нам ещё кучу интервью снимать.

– Мих, глянь, там недолго.

Он покачал головой:

– Вень, ты хочешь тут ночевать? Я нет. Здесь снимаем, в Москве отсматриваем. Deal?

– Пердил, – передразнил его Веник и спрятал камеру.

– Давай, навьючивайся и пошли Лисицыну выдёргивать.

Интернат затих, только эхом отдавались их шаги и с верхних этажей доносились детские голоса. На середине лестничного пролёта они столкнулись с бодрым и улыбающимся Звейниексом.

– Михаил… – без следа недавней немощи он протянул руку Тушину.

– Просто Михаил, – Тушин ответил на крепкое пожатие.

– Пусть так. Михаил, помните наш договор? Я свою часть выполнил, очередь за вами. У меня к вам просьба. Наш бизнес – это тесный бассейн, забитый акулами. Только прояви слабину – растерзают. А сегодня, кажется, моё недомогание попало на камеру…

Тушин бросил взгляд на Веника. Тот еле заметно кивнул.

– Не вижу в этом моменте ничего такого, что может заинтересовать зрителя. Эфирное время дорого.

– Я тоже так думаю, – кивнул Звейниекс, – От души рад знакомству. А сейчас прошу меня простить: дела не ждут. И… Я не слежу за новостями. Вот мой личный номер, – он протянул визитку, – сбросьте дату и время, когда передача выйдет в эфир. Интересно увидеть себя на телеэкране.

– А вы никогда не попадали в объектив телекамеры? – удивился Михаил

– Представьте, это мой дебют на телевидении. Я не публичная личность.

– Как только поставят в сетку, сразу сброшу…

Звейниекс кивнул и бодрым шагом спустился вниз. Тушин проводил его взглядом:

– Быстро его отпустило. Удивительно, с таким счастьем и до сих пор не на Ти-Ви.

Он покрутил визитку и сунул её в карман.

– Мих, ты не торопишься с обещаниями? – Веник смотрел непривычно серьёзно.

– А что такого? Ну, плохо человеку стало.

– Посмотри запись, потом говори.

– И что же там такого невероятного случилось?

Веник ухмыльнулся:

– А вот теперь ничего тебе не скажу. Страдай. “Ты собираешься тут ночевать? Я нет.” – Передразнил он Тушина. – Пошли интервью снимать, всё потом.

Лисицына с Василисой в кабинете гоняли чаи. Тушин вошёл первым, без стука, и увидел, как закатила глаза директриса.

– Я на минуточку, – успокоил он её, – Вероника Семёновна, чай портит кожу лица. Завязывайте с этим опасным занятием, труба зовёт, дети ждут, Вениамин копытом землю роет.

Лисицына неохотно отставила кружку и поднялась.

– Никакой жизни с вами нет, – буркнула она, – связалась на свою голову…

– Идёмте-идёмте, слава к ленивым не приходит.

***

Пиликнул телефон.

“Андрас Адамович, эфир в пятницу, в 18:00, телеканал СТВ”

В указанное время он запер дверь кабинета и включил телевизор. Тушин не подвёл. Короткая сцена, когда он потерял самообладание, в эфир не пошла. Монтаж делал профи, ничего глаз не резало. Звейниекс спокойно вернулся к делам.

…

Саттаров скинул в мессенджер “Зайди”.

Он сидел на диване перед телевизором. Похлопал ладонью рядом с собой:

– Садись, кинишку посмотрим.

Я привычно опустился в кресло рядом. Саттаров включил один из федеральных каналов. Шла какая-то тухлая передача про интернат для трудных подростков. Неожиданно появился Звейниекс, толкнул речь про детей и нравственные ориентиры. Я с удивлением посмотрел на Саттарова, он молча улыбался и кивал. Когда передача кончилась, он выключил телевизор и повернулся ко мне.

– Жвачка, – бросил я.

– Сейчас обидно было. Знаешь, сколько эта жвачка стоила?

– Не знаю. Зачем она?

Саттаров вытянул пухлые ножки в сияющих туфлях, закинул руки за голову. Я видел его таким много раз. Саттаров продумал партию, расставил фигуры. Его пухлые пальцы двинули первую пешку вперёд.

– Пояснишь? – спросил я, не скрывая раздражения.

– Меньше знаешь – лучше спишь. Пока рано. Занимайся Ингой. Это твой фронт. Сомни его.

Его обтянутый смуглой кожей кулачок продемонстрировал, как надо сжимать фронт в лице Инги.

– Если ты облажаешься, нам конец. Обоим. Предательство не спасёт, я позаботился.

Я нахмурился:

– Это было лишним.

Саттаров ещё улыбался, но глаза остыли.

– Хочу, чтобы ты был в курсе.

– Наверное, ты не стал бы мутить свои схематозы с клиническим идиотом, правда? – процедил я.

– Я большой мальчик, Юл. Я давно не верю в лояльность, особенно людей, которые демонстративно соблюдают дистанцию и брезгливо поджимают нижнюю губу при встрече. – улыбки кончились, в голосе звенело раздражение. – Тебе надо поработать с мимикой. Если твои мысли можно прочитать по лицу – этот бизнес не для тебя.

Кровь бросилась мне в голову. Я знал, что он прав, открыл рот, чтобы оправдаться:

– Я…

– Головка от хуя! – Грубо оборвал меня Саттаров. – Вот опять: покраснел, как целка перед стриптизёром. Вые… эту престарелую суку так, чтобы она ползала за тобой на коленях и умоляла “Ещё!”. Сделай! Свою! Работу! У тебя время до понедельника. Иди!

Трясясь от ярости и унижения я выскочил из кабинета.

“Придёт время и я тебя уничтожу!” – поклялся я себе, и точно знал, что выполню своё обещание.

Трансфер Саби

– Что там с последними объектами?

– Активны. Одним Ольга занимается, готовим. Второй коррекция не нужна. Подёргиваю понемногу.

– Когда планируешь закончить?

– Да чёрт его знает… Форсировать не хочется. Девочка совсем молоденькая, едва вошла в кондицию. Психика нестабильная. Толку, если сгорит зря? [напряжённое молчание] Запас есть?

– Ну не особо… Температура падает потихоньку, пока несильно, но лучше не тяни. Люди от активистов подустали, повестка теряет актуальность. И там [палец вверх] недобор.