Медленный ад

– Просто скажите пару слов про российские традиции благотворительности, необходимость возрождения традиций русского купечества, призовите представителей бизнеса поддержать детство. Что я вас учу, вы такие речи миллион раз произносили. Василиса Витальевна, вы где-нибудь храните рисунки своих воспитанников? Прекрасно! Выберите что-нибудь трогательное на подарок.

Директриса бросилась вверх по лестнице, только уже без Звейниекса. Старик с любопытством следил за бурной деятельностью Тушина. Время от времени он бросал быстрый взгляд на детей и сразу отводил глаза. Кто-то там сильно его беспокоил.

– Вероника Семёновна, – Михаил повернулся к Лисицыной. – Вы всех воспитанников знаете? Подберите самого телегеничного. Нужен такой симпатичный пацан. Вихрастый, ершистый. Понимаете о чём я? Зрители не любят прилизанных отличников, вырожденец с узеньким лбом тоже сочувствия не вызовет. Нужен живой и с умными глазами. Справитесь? Когда господин Звейниекс закончит говорить, запустите его с рисунком, который принесёт уважаемая Василиса Витальевна, и пусть он скажет пару слов благодарности. Хорошо так скажет, слёзовыжимательно. Я в вас верю.

Он хлопнул в ладоши:

– Работаем! Вень, крупный план на меня на фоне детей, плавно общий, захвати ящики и переходим к господину Звейниексу. Потом мне нужен будет переход к мальчику, крупный план на рисунок, пробежка. Смотри сам, но акцент на крупных планах.

Дети стояли, вытянувшись в струнку, как на военном параде. Тушин встал перед ними, поправил петличку.

– Давай, – кивнул он Вене, и сделал суровое лицо, – Эти дети для вас будто не существуют…

Пока Тушин делал подводку к речи Звейниекса, вниз по лестнице сбежала директриса с листом ватмана формата А3. Лисицына выхватила лист и бесшумно, перебежками от колонны к колонне подобралась ближе к детям. Веня заметил её, сменил ракурс и мотнул головой: “беги”. Лисицына выхватила из заднего ряда белобрысого пацана и что-то горячо зашептала ему на ухо. Он закивал головой, забрал рисунок.

Через несколько секунд он уже стоял впереди по середине. Веня подмигнул ему и показал большой палец. Мальчик кивнул с важным видом, но не удержался. Полыхнула улыбка, и оператор понял, почему Лисицына выбрала именно его. Его улыбка сияла тёплым золотом. Веня понял, что репортаж получится.

Тушин закончил свою подводку, попросил Звейниекса сказать пару слов. Веня взял крупный план, приготовился к долгой речи, рыдающей о ноже монтажёра. Звейниекс, спокойно глядя в камеру, сказал:

– Тут, в общем-то, говорить не о чем. Здесь, в этом интернате, живут такие же дети, как ваши, просто им не повезло: у них нет вас. У ваших детей есть, а у них нет. Когда было нужно, вас не оказалось рядом, чтобы объяснить им, чем отличается добро от зла. И эти дети сделали неправильный выбор, и попали в беду. Мы, концерн “АлияХим-Фарма”, не можем подарить им родительскую любовь, но мы можем выделить часть нашей прибыли для их развития, чтобы этот интернат стал для них трамплином в новую, успешную жизнь. Сегодня мы привезли оборудование для компьютерного класса, химической лаборатории и кинозала. Если у вас есть возможность помочь – просто помогите. Без лишних слов.

Тушин за кадром восхищённо поднял вверх большой палец: "профи".

Веня глянул влево, мальчик с рулоном в руке не сводил с него глаз. Оператор показал на Звейниекса и кивнул. Как только старик договорил, и наступила тишина, он сорвался с места. Подлетев к старику, он развернул лист с акварельным рисунком и выпалил:

– Спасибо вам, господин Звейниекс, обещаем, что будем хорошо учиться и станем достойными членами общества.

Звейниекс взял рисунок из его рук, сказал:

– Спасибо, молодой человек.

Подбежавшая сзади директриса приняла у него лист. Звейниекс, повернул голову, чтобы попрощаться, но в этот момент пацан бросился к нему и обхватил руками. Он крепко прижался к Звейниексу. Его голова уткнулась в затянутый твидом живот, макушка едва доставала до груди. Старик застыл с поднятыми руками, будто боялся прикоснуться к ребёнку. Веня взял его лицо крупным планом. Он был достаточно близко, чтобы увидеть, как затрепетали крылья его носа, как гримаса отвращения скривила старческие губы, как они задрожали. От чего? От страха?

“А дедуля-то паникует…” – подумал Веня. Тушин в этот момент о чём-то говорил с Лисицыной. Дети, скучая, пихались или рассматривали потолок. Только Веня и его камера видели, как возле правого плеча Звейниекса появилось круглое личико директрисы, и он скорее прочитал по губам, чем услышал его шёпот:

“Уберите его, он воняет”

Директриса с усилием разомкнула обхватившие спину старика детские руки, оттолкнула, и пацан, опустив голову, пошёл к остальным детям. Веня довернул камеру как раз вовремя, чтобы увидеть, как сверкнула в видоискателе его улыбка. Пацан подмигнул оператору и исчез за спинами товарищей. Звейниекс в это время, опираясь на руки Тушина и Василисы, удалялся в сторону лестницы. Последним, что поймал в кадр Веня, было испуганное лицо старика с запавшими глазами.

– Плохо человеку, плохо, не видишь? Переутомился! Выключи уже свою камеру! – Закричала на него директриса, и Веня послушно нажал на кнопку.

Он сбросил сбрую и сгрузил оборудование на подоконник. Холл опустел. Возле входа высились штабелями коробки. Веня сел на диван, закинул руки за голову. Кто-то упал на сиденье рядом.

– Врёт он всё, я не воняю. Нас сегодня в душ гоняли, – сказал белобрысый пацан, – можете понюхать.

Веня опустил руку и потрепал его по волосам.

– Верю, брат, верю, – ответил он.

Пацан залез в карман и достал сникерс.

– Будете?.. Половину.

– Давай.

Когда шоколадка кончилась, Веня протянул руку:

– Вениамин.

– Феликс, – ответил пацан, сжав Венину ладонь. – Но вообще-то принято наоборот: чтобы взрослые детей шоколадками угощали.

– Ну так-то да, – согласился Веня, – Феликс… Надо же…

– А что, не видно? – спросил Счастливчик, и оба в голос расхохотались.

Дебют

Веня сам не знал, почему он дал Феликсу свой номер, накарябанный на бумажной салфетке. Но его об этом не спрашивали, а сам он себе таких вопросов не задавал. Через секунду после того, как свёрнутая бумажка исчезла в кармане Феликсовых форменных брючек, в зале появился воспитатель. Увидел мальчика на диване рядом с бородатым москвичом и нахмурил брови.

– За мной, – вздохнул Феликс.

Он протянул руку Вене, и сразу отдёрнул.

– Ты мне шоколадку должен, помнишь? – нагло улыбаясь, Феликс погрозил ему пальцем.

– Половину, – парировал Веня.

– Ты – взрослый, с тебя целая. Резонно?

– Резонно, – расхохотался он. – Ты где таких слов нахватался?

– Васькино любимое слово… Василисы Витальевны. Всё, я побежал… Шоколадка!

Веня поднял руку:

– Клянусь!

Феликс взлетел по лестнице и скрылся на втором этаже. Воспитатель бросил на Веника подозрительный взгляд, но ничего не сказал. Молча развернулся и удалился за воспитанником. А Веня сидел на диване и улыбался, пока не устали щёки. От этого белобрысого мальчишки шло какое-то тепло, чувствительное и неуловимое, как от солнца в первые дни весны. Как тёплое прикосновение к уставшей от холода коже, как тонкий намёк на будущую летнюю жару. Когда у Вени будет сын, пусть он будет таким, как Феликс. Когда? Если… Веня затряс головой, изгоняя странные мысли. Этот интернат, эти дети, вся эта обстановка странно действует на мозг.

Он схватил камеру, часть своей нормальной, привычной жизни, запустил отснятое видео. Шеренга мальчиков. Феликс с рисунком, улыбается. От его улыбки, кажется, сбивается цветовая температура. Или не кажется… Есть небольшое, но заметное смещение из синего в жёлтый, точно есть. Странный глюк. Феликс бежит к Звейниексу. Крупный план. Старик улыбается. Зубы, похоже свои… Веня увеличивает картинку.

Небольшая диастема, линия неровная, один из клыков чуть кривоват. Протезы так не выставили бы. Для его возраста состояние идеальное. Пацан подбегает, и улыбка старика как-то обезвоживается. В глазах не страх, скорей опаска. Он смотрит на ребёнка, как на большого незнакомого пса, который трусит к нему, виляя хвостом, но чёрт его знает что там у него на самом деле в голове. Феликс протягивает рисунок.