Дышать счастьем

— Носи волосы распущенными при мне, ладно? — просит он и сует резинку к себе в карман. Тьфу ты, да пусть забирает, у меня дома таких еще сто штук.

— Как тебе будет угодно, — саркастически отвечаю и закладываю длинную прядь за ухо.

Мы встаем возле стола, покрытого зеленым сукном, и начинаем игру.

— С кем будешь встречать Рождество? — интересуется он и делает первый ход. Шарик ударился о шарик и покатился в лунку.

— С подругой, — отвечаю я, нацеливаясь на шар, бью его кием и, конечно же, промазываю.

— С Зои? — Зойку в Америке тоже звали иначе.

— Нет, я про Нику.

— То есть одна? — он немного подумал и предложил:

— Не хочешь присоединиться ко мне и моей семье?

— Генри, нет, — отрицательно качаю головой.

К счастью, настаивать он не стал. Видимо понимал, насколько эта ситуация будет нелепой. Кто я ему, чтобы знакомиться с его семьей? «Знакомая сценаристка Хелен», как он представил меня Мари, а на большее я и не претендую. Англичане очень уважают традиции, и вряд ли буду рады видеть в доме постороннего человека.

— Хорошо, значит, проведем несколько дней вместе после Рождества.

Пожимаю плечами и снова прицеливаюсь, промах. Да, жалкий с меня «бильярдист». Приходится выгибаться перед столом в неудобные позы, но, кажется, этот факт раздражал только меня. Все остальные посетители, включая Генри Гаррисона, затаив дыхание, смотрели на мою откляченную задницу. Мне становится не по себе от столь пристального внимания к моей скромной пятой точке. Я сегодня в белом трикотажном платье-футляре с красным ремешком и в красных туфлях, так полюбившихся Генри при нашей первой встрече.

— Хелен, — сказал он так выразительно, что я поняла — пришел час «серьезного разговора».

— Слушаю тебя, Генри.

Мы расположились за уютным столиком, бутылка мартини уже полупустая. Или наполовину полная, если рассуждать, как оптимист.

— Для дальнейшего развития отношений мы должны подписать договор. Вообще, я заключаю контракт с девушками еще до секса, но с тобой я утратил всякий здравый смысл.

— О каком контракте идет речь? — напрягаюсь я.

— Ничего особенного, стандартные пункты. Конечно, я дам тебе копию для прочтения.

— Давай прямо сейчас, прочту при тебе, — предлагаю я.

— Нет. Хочу, чтобы ты изучила его в одиночестве и приняла правильное решение, — взгляд у него такой, будто смотрит прямо в душу.

— Да что ж там такое?! Генри, ты меня пугаешь. Ты напоминаешь одного небезызвестного персонажа — мистера Грея. Он тоже требовал от своей девушки подписать бредовый договор.

— О нет, ничего такого, — немного расслабился и улыбнулся мистер Звезда, — в основном меня интересует конфиденциальность. Ты можешь мне пообещать, что о наших отношениях никто не узнает?

— Генри, как я могу тебе это пообещать, если нас видят вместе? Во всяком случае, от меня точно не узнают, я не из болтливых.

— Никаких интервью журналистам, никаких фото в Инстаграм и любые другие социальные сети, вообще ничего такого, чтобы могло навредить моему имиджу. Ты можешь мне это обещать?

— Конечно!

— Тогда подпиши этот договор, — безапелляционно заявляет Генри и подает мне тощую папку.

— Подписать, не читая? — изумляюсь.

— Я же сказал тебе, о чем он, — напускает туману Гаррисон.

— Нет уж, меня на мякине не проведешь. Сначала изучу, потом поставлю подпись, — а он хитер, надо признать. Была бы я чуточку глупее, подмахнула бы контракт после первой томной улыбки, адресованной мне, и не задумывалась бы о последствиях.

Спустя некоторое время мы уже под крепким градусом. Генри не только напился сам, но и напоил меня. Вот тебе и мартини… Кажется, сплетни про его пристрастие к алкоголю небеспочвенны. Договор перекочевал ко мне в сумку, и мне не терпелось, наконец, добраться до него.

Возвращаемся в Санта-Монику на такси и страстно целуемся на заднем сидении. Руки Генри свободно путешествует по моим ногам, и нагло проникают под платье.

— Напился — веди себя прилично, — косясь на апатичного таксиста, шлепаю Гаррисона по руке.

Я была уверена, что Генри отвезет меня домой. Ведь контракт не подписан, и Звезда не может быть расслабленным вместе со мной. Вдруг коварная я растреплю все журналюгам. Конечно, ему проще подстраховаться подписью своей любовницы о том, что никому и никогда ни под какими пытками она не признается о том, какой Генри Гаррисон в постели, иначе придется выплатить громадную неустойку.

Неожиданно выяснилось, что мы свернули не туда и направляемся прямехонько в звездную обитель. Надеюсь, папарацци не дежурят возле его квартиры, иначе нас рассекретят раньше, чем я подпишу этот чертов контракт.

Мы входим в холостяцкую обитель чудом никем не замеченные и не сфотографированные. Я с трудом передвигаю ногами — на этих красных туфлях слишком большой каблук. Генри галантно поддерживает меня за талию, у него шаловливо блестят глаза, и я считаю его самым красивым мужчиной на свете.

Навстречу нам выбежал обрадованный Рой. Я присела перед ним на корточки и погладила его по медвежьей голове. Мне вдруг вспомнился стих Сергея Есенина «Собаке Качалова», и я, изменив кличку с Джима на Рой, с выражением продекламировала:

Дай, Рой, на счастье лапу мне,

Такую лапу не видала сроду.

Давай с тобой полаем при луне

На тихую, бесшумную погоду.

Дай, Рой, на счастье лапу мне.

Пожалуйста, голубчик, не лижись.

Пойми со мной хоть самое простое.

Ведь ты не знаешь, что такое жизнь,

Не знаешь ты, что жить на свете стоит.

Хозяин твой и мил и знаменит,

И у него гостей бывает в доме много,

И каждый, улыбаясь, норовит

Тебя по шерсти бархатной потрогать.

Ты по-собачьи дьявольски красив,

С такой милою доверчивой приятцей.

И никого ни капли не спросив,

Как пьяный друг, ты лезешь целоваться….

На глазах у обалдевшего мистера Гаррисона обнимаю его собаку и наглаживаю его толстую шкурку.

— Вот почему такие вещи, как поэзия Серебряного века приходят в голову только по пьяни? — удивляюсь я. — Хотя, лучше читать стихи, чем нести всякий романтический бред.

— Не приставай к Рою, он не понимает по-русски, — смеется Генри. — Это был русский стих, про собаку, да? Я тоже не понял ни слова, но почему-то впечатлен. Кажется, это грустный стих.

— Сейчас попробую перевести его для тебя. Это наш русский поэт написал — хулиган Есенин.

Перевожу стихотворение на английский язык. Мистеру Гаррисону оно очень нравится, хоть и рифма безнадежно теряется. Генри наливает нам еще выпить. Сидим на полу, на бежевом пушистом ковре и поглаживаем Роя. Наши руки встречаются, и от движения его нежных пальцев ползут мурашки по коже.

— До чего же ты милое создание, когда пьян, — едва сдерживаюсь, чтобы не потрепать его за щеки, как годовалого ребенка.

— Это ты, мисс Хелен, пьяна.

— Нет, я просто счастлива. Почему ты выбрал профессию актера? — интересуюсь я.

— Потому что мне это нравится. Началось все со школьного театра, где ставили пьесы. Я понял, что единственное, что у меня хорошо получается — это актерская игра. В самом начале своей карьеры я жил на чемоданах, практически без средств к существованию, ходил на кастинги и жил у друзей. Потом мне повезло — взяли в один сериал, благодаря которому я стал более ли менее известен. Роль, конечно, досталась не главная, и мне приходилось делать неприятные вещи, например, раздеваться догола для съемки постельных сцен, а их было немало. Это очень некомфортно. Но это не значит, что так будет продолжаться всегда. Теперь я сам решаю — раздеваться или мне нет. Знаешь, это абсолютная правда, что на одну удачную карьеру приходится тысяча сломанных судеб. Мне уже 35 и в моей биографии полно белых пятен, о которых я предпочел бы забыть. Мне повезло, я стал тем, кто есть. К своей славе проложил долгий трудный путь и приложил немало усилий. Мои родные и близкие считали, что я занимаюсь ерундой, пока однажды не посетили съемочную площадку. Работа актером — это титанический труд, без преувеличения.