Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 85



     Зачем же? Для чего? Или, почему?

     Лицо, все в жестких морщинах-рубцах, с крючковатым носом, что клювом нависал над тонкогубым ртом, с острым подбородком и широкими скулами было под стать голове зверя на навершии посоха. Посох – вот точное название предмета у нее в руках. Лицо было искажено выражением тоски и боли, сосредоточенным в ее глазах, и из них изливавшимся.

     О, эти глаза! Они одни были живыми на этом мертвом лице. Где-то в их непостижимой глубине горели острыми иголочками тревожащие огоньки, и их беспокойное колкое пламя сообщало довольно-таки зловещий вид всей фигуре. Анно вдруг показалось, что глаза эти следят за ним, цепко и враждебно ловя каждое его движение.

     Некоторое время парень, как завороженный, смотрел в глаза старухи, потом, словно очнувшись, провел ладонью по лицу, помотал головой и быстро оглядел коридор. Вроде все, как и было прежде. Так какого же черта он здесь сидит? Нет, так можно с ума сойти. Сойти с ума. Он вновь взглянул в глаза скульптуры, но ничего сверхъестественного в них уже не было. Да и было ли? Обычный блеск холодного металла. Он отрывисто засмеялся. И, словно подписывая мировую с собой и с окружающим пространством, которое перестало тревожить и пугать, Анно добродушно ткнул пальцем в нос зверя. Последовавший вслед за этим резкий металлический лязг заставил его подскочить на месте и отпрянуть назад, так что, в конце концов, он оказался на полу в сидячем положении прижавшимся спиной к противоположной фигуре стене прихожей.

     И вновь запахло жареным, вновь забеспокоились вокруг флюиды тревоги и страха.

     Внутри фигуры что-то затрещало, защелкало, зацокало, будто пришел в действие некий невидимый механизм – да, собственно, так оно и было. Потом внутри железной леди что-то нежно, словно хрустальный колокольчик, прозвенело три раза, после чего крышка корзины у нее за плечами откинулась со звуком, с которым, собственно, крышке и положено откидываться. И все стихло.

     Сидя на полу Анно оторопело наблюдал за тем, как в наступившей звенящей тишине из распахнутой корзины неторопливо выплывает кольцо света, бывшее по спонтанным ощущениям не столько ярким, сколько теплым. Желтовато-оранжевое, цвета утреннего солнца над росистым лугом, оно поднялось невысоко и зависло в аккурат над головой фигуры.

     Внешняя оболочка кольца слегка пульсировала, оно то сжималось, то раздавалось вширь, словно готовясь, собираясь с духом перед чем-то. И, видимо, собралось-таки. Оно вдруг загорелось, вспыхнуло все. Потоки ослепительного ярко белого света ударили Анно по глазам. Небольшая прихожая озарилась так, словно в нее реально упал кусок солнца. Хозяин квартиры едва успел прикрыть глаза рукой. Из-под этого козырька, сквозь узкую щель зажмуренных глаз, через сито ресниц он наблюдал за вспыхнувшим феноменом – и ничего не мог в который уже раз за этот вечер понять и объяснить. Да и не пытался ничего объяснять в этот момент – просто наблюдал, насколько это было возможно.

     Все, все было странно в этой истории – и скульптура, и ее появление перед его дверью, и ее проникновение в квартиру, и световой обруч из нее, да и сама ситуация – все было нелепо, все выглядело шутовством и дурацкой забавой. Словно затянувшийся розыгрыш, который никто не желал ни прекратить, ни разъяснить. И, вместе с тем, шутка получалась зловещей, потому что Анно в ходе ее развития, раз за разом испытывал страх.

     Световой тор необъяснимым образом плавал по воздуху, источая волны света. Но, что было вовсе уж необъяснимо, кольцо, как оказалось, совсем не излучало тепла. Его просто не было, того тепла, которое ощущалось в самый первый момент появления кольца – его теперь не было. Скорей наоборот. Источаемый свет был холодным, словно арктический гость, и с каждым мгновением продолжающегося свечения воздух вокруг становился все холодней. Было похоже, что кольцо отбирало, черпало тепло из окружающего пространства и каким-то образом преобразовывало его в свет. Обратной трансформации энергии не происходило, свет просто уносился в разные стороны, поглощался стенами и предметами обстановки, растворялся в воздухе, насыщая его быстрыми фотонами.



     Запахло озоном.

     Стало холодно и, черт возьми, снова страшно.

     Внезапно яркость свечения резко упала. Иссиня-белый гладкий свет кольца сменился нежно-розовыми кудрями и завитками, эфирным пухом с живота фламинго. Сразу отчетливо потеплело. И исчезла тревога, пришло успокоение, мягкой теплой ладонью приникло к лицу юноши. Он безотчетно улыбнулся. Ничто больше не тревожило Анно, ни скульптура, ни источаемый ею феномен. Исчезло и ощущение тайны, возникшее сразу, как только захлопнулась входная дверь и отрезала его от остального мира, оставив наедине с непрошенной, нелепой гостьей, жуткой страшной тайны. Все страхи, беспорядочные мысли, сомнения уплыли куда-то, унесенные розовыми волнами блаженства. Тайна оставалась за всем этим, но не как предчувствие, а как неоспоримая часть реальности – и она уже не была ни страшной, ни жуткой, ни пугающей. Она манила, как единственная возможная радость жизни, обладание которой, то есть, познание которой для продолжения этой жизни оказывалось главным условием. Тайна теперь была и обещанием сбывания его мечтаний.

     Какое-то время кольцо оставалось висеть над головой фигуры аккуратно уложенной спиралью тлеющих угольков, потом медленно поползло вверх, одновременно увеличиваясь в размерах. Розовый цвет сменился желтым, желтый зеленым, тот-синим… Со все возрастающей скоростью цвета стали менять один другой, закружив невообразимый красочный хоровод. Ни один цвет не возвращался таким, каким исчезал. Проще говоря, ни один цвет не возвращался вновь, каждый новый оттенок менял его до неузнаваемости, заставляя воспринимать, как совершенно другой, отдельный цвет. Несколько путаное описание, но в данный момент Анно был способен только на такое.

     Мягкие переливы шли один за другим, накатывались легкими волнами, неслышно, но властно затапливали доступное пространство, чтобы тотчас уступить место и инициативу новой волне. Постепенно распухая, кольцо заполнило собой всю поверхность потолка. Вот, в очередной судорожной пульсации, оно метнулось в стороны, коснулось стен и сразу исчезло, впитанное ими словно вода сахаром.

     И все.

     Стало тускло, пусто…

     Свет померк, оставив после себя легкий исчезающий дымок грусти.

     Представление длилось лишь несколько минут, но Анно показалось, что прошло часа два-три, не меньше. С трудом необъяснимыми, как после тяжелой работы, он поднялся с пола, на котором продолжал сидеть все это время, и, подойдя к фигуре, заглянул в раскрытую корзину. Та оказалась пуста, ее стенки изнутри были ровными и гладкими на ощупь, каким и должен быть отполированный металл. Да, и еще они были холодными – каким, опять же, и должен быть металл. Анно попробовал закрыть крышку корзины, с резким щелчком она легко сделала это. Он вновь нажал на голову зверя, механизм исправно пришел в движение, крышка откинулась, но никаких феноменов в этот раз больше не возникло. Закончился, видно, истощился запас чудес.