Страница 1 из 5
Назим Шихвердиев
Зачем нужны хирурги?
В этой книге речь пойдет о том , кто такие хирурги и как ими становятся, о годах жизни, подаренных ими пациентам, о том, что хирурги нужны, в частности, для сохранения жизни отдельных индивидуумов (при этом затрагивая вопрос, а все ли достойны?).
Они нужны чтобы остальные люди тоже поняли цену человеческой жизни, для поддержания боевого духа у народа и его армии (хирургия и война), для того, чтобы «карась в пруду не дремал» (поддерживать тонус во врачебной среде), чтобы помогать развивать новые технологии, чтобы демонстрировать миру неограниченность возможностей человеческого организма, чтобы шутить и быть объектами шуток, ну и так, на всякий случай.
Глава 1. Кто такие хирурги и как ими становятся?
Все приходят в хирургию разными путями. Я, например, во-многом случайно, но задержался там на сорок лет. Медицина мне никогда особенно не нравилась. Я считал ее чисто женской профессией. Однако она очень нравилась моей матери. Мама была мудрой женщиной и никогда меня не уговаривала стать врачом. Однако в старших классах был в моей жизни непродолжительный период, когда я несколько раз умудрился попасть в травмпункт в качестве пациента.
В первый раз в начале августа мы пришли с рынка. Я быстро занес домой сумки и убежал играть в футбол, но не прошло и пяти минут, как вернулся со словами: «Кажется, я сломал руку». Мать была в шоке – когда успел? А я просто неудачно наступил на мяч и упал на левую руку. Диагностировать перелом было несложно даже мне, никогда ранее их не видевшему. Рука в предплечье просто перегнулась.
В травмпункте наложили гипс на три недели, и к 1 сентября я пошел в школу без гипса. Поводом для следующего визита послужило то, что я дома наступил на иголку. На полу у нас лежал ковер. Я всегда любил ходить без тапок. Однажды, идя по ковру почувствовал резкую боль от того, что на что-то наступил. Посмотрел – из подошвы торчит иголка с ниткой. Я потянул за нитку, и иголка вылезла. Однако недели через две эпизод повторился. Правда я был уже в тапках, но это не помогло – игла с ниткой вошла не через их плотную подошву, а чуть сбоку через материю. Опять же я потянул за нитку, но она оборвалась, а половинка иглы, вошедшая ушком вперед, осталась в моей стопе. Снова поход в травмпункт, где из разреза на стопе хирург иглу удалил.
Затем были еще визиты из-за того, что на уроке химии в глаз брызнула кислота, потом сломал палец на руке во время шутейных баталий на школьных переменах. До сих пор помню, как возвращался в школу с загипсованным пальцем. Мать работала учительницей в той же школе и случайно увидела из окна актового зала, сына, гордо несущего перед собой подвешенную на повязку руку с гипсом на большом пальце. Все это случилось на протяжении трех-четырех месяцев. Мать меня не ругала, но несколько раз подчеркнула, какие замечательные люди врачи-хирурги.
Потом я окончил школу и поступил в Военно-медицинскую академию. Туда я еще был готов поступать, потому что отец мой был военным летчиком и погиб в авиакатастрофе, когда мне было 7 лет.
Второй запомнившийся мне эпизод, положительно настроивший меня в отношении хирургов, был на кафедре анатомии. Её нам преподавал Игорь Константинович Конкин, который, с его слов, успел до этого пару-тройку лет прослужить в войсках в качестве военного хирурга. Говоря о тех или иных анатомических особенностях, он всегда делал акцент на то, как они могут отразиться при необходимости проведения в этой зоне хирургического вмешательства. Это впечатляло.
На первом курсе многие из нас хотели стать именно хирургами, но к выпуску приоритеты поменялись. к операционному столу никто особенно не рвался. Я тоже. Но у меня был свой личный аргумент. В конце третьего курса у меня возникла экзема на левом предплечье, в связи с чем мне казалось, что хирургия – это теперь не для меня, потому что предплечья надо обрабатывать достаточно едкими растворами (первомуром). Правда, с экземой я справился самостоятельно и, как оказалось, вполне радикально, а судьба все же окольными путями привела меня в клинику госпитальной хирургии.
Я с первого курса проявлял интерес к науке и участвовал в работе различных кружков научного общества слушателей. В итоге на пятом курсе попал на кафедру кожных болезней. Там я, во-первых, вылечил свою экзему, а во-вторых, был командирован в иммунологическую лабораторию клиники госпитальной хирургии. Таким образом территориально до хирургии я добрался.
На этой же кафедре интенсивно работал мой близкий друг и однокашник Бекир Бадуров. После окончания академии мы не перестали общаться. Более того, общаемся до сих пор. Именно он с его практичным мышлением, когда возник вопрос о продолжении учебы после обязательных нескольких лет службы в войсковом звене, посоветовал мне обратиться к Юрию Леонидовичу Шевченко, работавшему преподавателем и начальником отделения в этой самой госпитальной хирургии. Я так и сделал. В итоге на протяжении двух лет я все отпуска и положенные молодым специалистам рабочие прикомандирования проводил в этой клинике. В общем «засветился». В одно из таких прикомандирований даже придумал какое-то рационализаторское предложение по иммунологическим исследованиям, что вызвало неподдельное удивление у начальника кафедры профессора Михаила Ивановича Лыткина. Сейчас я понимаю, что важен был не сам факт моей придумки, а то, что о ней доложили шефу и доложили «правильно». В общем, я попал на заметку.
В итоге после трех лет в войсковом звене, я поступил в адъюнктуру, и вся моя жизнь плавно перетекла в хирургическое русло. У каждого – свой путь в эту специальность. Вот так хирургом стал я. В клинике мне сразу объяснили, что хирургия – не профессия, а образ жизни. с тех пор так и живу.
Существуют темы вечные. Одна из них – предназначение человека. Всю жизнь сомневался, на своем ли месте я. Теперь уже не сомневаюсь – на своём. И не потому, что поздно уже что-то менять. На самом деле ничего не поздно. Всю жизнь я провел в хирургии, и не сильно жалею, потому что мне это нравилось. Занялся сейчас написанием книг, тоже нравится. Сделал бы наоборот, ничего бы не получилось. Всему свое время, и до всего надо дозреть.
В хирургии и сейчас в свои шестьдесят шесть тоже не чувствую собственную ненужность. Даже более того, как никогда ощущаю пользу от личного профессионального общения с молодыми. Кому-то надо разъяснять ситуацию в тесной привязке к конкретному частному случаю, кого-то надо поддержать, кого-то простимулировать, кого-то держать в тонусе, а кого-то и просто, извините, «вздрючить». Иногда надо, а, нередко, просто необходимо.
Мы не всегда понимаем собственное предназначение. Человеку кажется, что он великий артист, великий хирург, а, оказывается, он – действительно великий, но организатор, или в современном варианте менеджер. Главное, чтобы нашел себя и получал от этого удовольствие. Не надо искать в себе несуществующие гениальные способности, не надо устранять для этого несуществующие недостатки. Как сказал еще в советские времена о причинах отсутствия успехов у нашей футбольной сборной один из бразильских тренеров, ваши специалисты все время работают над устранением недостатков игроков, а мы совершенствуем их достоинства, и у каждого нашего парня индивидуально.
Хорошо, если встретится тот, кто подскажет, где ты сможешь реализоваться наилучшим образом, и при этом поддержит тебя. Но большинству приходится заниматься этими вопросами самостоятельно. Увидеть великого в другом – вообще большая удача. С высоты прожитых лет это немного проще.
Жизнь, как оказывается, не заканчивается даже при выходе на пенсию. Со мной долгие годы работала врачом кардиологом Тамара Васильевна Цветкова. Она могла не знать тонких механизмов действия некоторых препаратов, но всегда чувствовала их эффективность для каждого из пациентов. Доверял я ей безгранично и долго отговаривал уходить, но сейчас прекрасно ее понимаю. Выйдя на пенсию уже после семидесяти, она занялась живописью. Думал, что это просто блажь, а увидев написанные ею картины, был просто поражен. Главное же, что она счастлива в своей новой ипостаси. Желаю всем того же. И себе в первую очередь.