Ян и Мила

– Я же тебе говорила, я не знаю. – Она сделала шаг назад, возвращая себе личное пространство и отдавая себе отчет, что это вполне можно было назвать отступлением. – Твой отец пригласил меня. Он сказал, что Агате без деда скучно, и что ей очень надо, чтобы я приехала. Зачем? – я не знаю.

– И ты все бросила свои суперважные дела и приехала, да?

– Дядя Миша сказал, это важно, – с раздражением ответила Мила. Она уже устала извиняться. – Мне это кажется странным не меньше, чем тебе. Но если тебе не нравится мое присутствие, то я уеду. Это твой дом.

– Он мой столько же, сколько и твой. Разве что ты про это забыла? –Мила вдруг впервые задумалась над этим вопросом. Была ли она в гостях или же приехала к себе домой? – Ладно, малявка, давай тебе кофе сварю. Имей в виду, такая роскошь будет только сегодня. – Ян подхватил турку, и подкинув ее в воздухе, ловко поймал.

«Интересно, он всегда так себя ведет, или только когда хочет понравиться девушке?» – подумала Мила, и тут же одернула себя. То, что он ее поцеловал в возрасте шестнадцати лет, совершенно не означало, что он находит ее интересной и сейчас. А возможно, и вовсе видит в ней двоюродную сестру, и просто дурачится, как дурачился бы при друзьях или даже наедине с собой. Одно она знала наверняка: Ян на нее не злится, а значит, хотя бы по этой части можно не терзать себя сомнениями.

– Спасибо, – смущенно сказала Мила, делая глоток из огромной чашки. Она не привыкла, чтобы для нее что-то делали. – Кофе очень вкусный. Это я тебе говорю, как человек, год проваривший разные сорта кофе. Очень, – она сделала блаженное лицо, – вкусный.

– Ты еще не пробовала мои оладьи, – Агата не без гордости водрузила на стол тяжелую тарелку. Что за привычка у этих людей говорить из-за спины, даже не поздоровавшись?

– Бабуль, в наши дни девушки не едят оладьи, – наигранно возмутился Ян.

– Глупости какие. А что же они едят?

– Они, бабуля, пьют смузи из шпината и сельдерея. Посмотри на Милу. Если бы она еда твои оладьи, то фигурой пошла бы в тебя.

– А сгущенка у вас есть? – сквозь смех спросила Мила.

– Ха, смузи. Эта девочка – моя. Ясно тебе? А не твои безмозглые дрищи, мозг которых вполне достаточно питать сельдереем. А еще раз назовешь меня бабулей, оладий не получишь! Ты лучше развлеки сестру. Своди ее куда твои курицы ходят. Пусть у нее глаза на лоб вылезут от того, как мы тут живем.

– Я не думаю, что меня так легко удивить, бабушка.

– Ха, ты не видела этих. Ну, – она в воздухе сделала жест руками, показывая на себе грудь. – Этих…c силиконом. Он у них не только в титьках, но и в жопе!

Ян едва сдерживался, чтобы не прыснуть от смеха.

– Раз так, Мила, у нас на пятницу планы. Надо же тебя чем-то впечатлить!

– Надеюсь, это утренник. Я в девять спать ложусь, – возмутилась Мила.

– Но не в эту пятницу.

Ян был из тех парней, которые не терпели возражения. Все в нем: его поза, жесты, тон – были показателем уверенности в себе. Он и раньше считал, что всегда прав, но за эти несколько лет, похоже, это утверждение закоренело в нем. Интересно, приходилось ли ему когда-нибудь волноваться?

Парень подошел к бабушке, и, чмокнув ее в щеку, прошептал:

– Следи, чтобы она все не слопала. Эти петербурженки, они такие – не остановятся, пока все не сожрут. Жадины, в общем.

– Остерегайся меня, – Мила вздернула бровь и отправила Яну воздушный поцелуй.

Его взгляд вдруг потемнел. Улыбка сошла на нет, и он потер ладонями лицо.

– У меня занятие, буду вечером.

И с этими словами, он выскочил на улицу.

– Что это с ним? – Агата пожала плечами. – Дерганный какой-то. Наверное, это тот проект Михаила, он его задел за живое.

– Да, Ян рассказывал. Про детский дом.

– Про детский дом, – женщина кивнула и на мгновение задумалась. –Я бы их всех взяла, будь моя воля. Знаешь, малыши через какое-то время после того, как попадают в дом малютки, перестают кричать. Они просто лежат и смотрят в потолок. Целыми днями. Лежат и смотрят.

– Бедные…– Мила представила свою маму. – А как с ними гуляют, интересно? Сразу со всеми?

– С кем? С младенцами? Кто это будет делать? Пока сами уверенно не ходят, они ничегошеньки не делают. И ходить поздно начинают.

Агата налила себе чая и села на стул.

– Мы с твоим дедом тоже хотели младенца взять сначала. Но младенцев к усыновлению не было, и мы поехали в детский дом. И тогда увидели твою маму. Мы сразу поняли, что за ней приехали. Ни секунды не было сомнения, что она наша дочь. Я как будто ее и искала среди других детей. Ни тогда, ни сейчас не сомневались. Наша, и все! И вот твои волосы кудрявые и белокурые – словно в меня. Понимаешь? Словно в тебе течет моя кровь. Хотя, я точно знаю, что это не так. И глаза твои…Дед всегда утверждал, что они такие же как у его матери. Такое совпадение!

Мила кивнула. Она тоже всегда так считала. Что это ее семья. Ее бабушка и дедушка. Только дядя Миша и его бывшая жена, Мария, ей казались чужими. Михаил работал на телевидении и все время был в разъездах, а Мария ушла от них, когда Яну было всего десять лет – ее Мила совсем не помнила. Кажется, она мечтала стать актрисой или же ушла к актеру – ей это почему-то казалось совсем неважным. А Яна для нее всегда был другом, но никак не братом. Интересно, это взаимно?

– Что Ян делает в детском доме?

– О, милая моя, есть вещи, которые Ян держит при себе. И если он не выбалтывает сразу все, что у него сидит в голове, значит, нам так и не узнать.

Мила опустила голову, и, спустя какое-то время, вдруг тихо спросила:

– Ты отведешь меня к деду?

На глазах Агаты моментально выступили слезы.

– Да, милая, он будет очень рад, – она силой заставила себя улыбнуться, но слезы все же взяли свое и полились без единого шанса взять их под контроль. Со времени своего приезда Мила первый раз нашла в себе силы заговорить о нем с бабушкой. Чувство стыда и вины обострились, как только она попала на эту землю.

Девушка обняла ее и тоже заплакала. Так горько и сильно. До спазмов, до перехвата дыхания. До боли в животе. Она плакала по деду. По тому, что один из самых любимых ее людей ушел, а она так и не сказала ему, как дорог он ей был. По быстротечности времени, по неизбежности событий. По тому, что Агата теперь совсем другая. И мир теперь совсем другой. И она с этим миром тоже меняется. По тому, что детство прошло, и той беззаботной Милы, что обожала лежать под яблоней в саду и мечтать о всяких глупостях – уже больше нет. Вместо нее есть потерянная девушка, которую она едва знает.

– Я хочу ему столько всего сказать, отведи меня к нему, – слова давались с трудом, челюсть сводило от интенсивности эмоций, и Мила опустилась на пол. – Я должна была прилететь сразу же. Я думала…Что он…Что он подождет, что его болезнь не столь агрессивна, я думала еще есть время, – ее плач стал беззвучным. Казалось, впервые за эти два месяца она дала волю своим чувствам. Впервые по-настоящему оплакивала деда, словно до ее сердца наконец-то дошло горе.

Они еще долго сидели так: Мила на полу, а Агата на стуле – и каждая думала о своем, уже не пытаясь вытирать катившиеся слезы. Они обе потеряли одного человека, но горевали по разным: Агата по своему милому и доброму мужу, который унес с собой ее молодость, а Мила – по деду, с уходом которого закончилось ее детство.

– Давай отнесем ему оладьи? Они такие вкусные, – предложила Мила, когда, наконец, обрела голос. Она слабо улыбнулась своей идее. – Тем более, Яну я их просто не могу оставить.

– Я думаю, Артуру очень понравится, – согласилась Агата. – Какая великолепная идея!

– Только по дороге зайдем еще купим мороженое. Сегодня суббота. А мы с дедом по субботам едим мороженое. Его уход – не причина прекращать традицию!

Когда умирает человек, его родные готовы цепляться за любые дела, которые связаны с ним. Они готовы делать что угодно во имя ушедшего. Отказываясь ставить глаголы в прошедшее время или выкидывать уже никому ненужные вещи, они обманом продлевают его присутствие в своих жизнях.