Страница 6 из 9
Пелагея схватила ребёнка, прижала к себе и зарыдала ещё громче. Дети затихли. Люська легла на кровать, поджала ножки, свернулась калачиком, приняв позу эмбриона, тут же уснула. Павлик, насосавшись воды, уснул на руках у Пелагеи. А она ещё долго сидела, раскачиваясь из стороны в сторону, как маятник…
Глава 16.
– Наконец-то, очухалась! Ох, напугала всех, девка, думали так и не придёшь в себя!
– Где я?
– В больнице, где ж ещё!
– Как в больнице… в какой больнице?
– Лежи тихо, доктор сейчас придёт, спросишь его. Как звать то тебя?
– Звать? Как меня звать? Как?
– Тихо-тихо-тихо… как звать, так и звать. Найдём имя твоё, найдём! Потеряла где-то его, а мы найдём!
– А дочка? Где моя дочка?
– Тихо-тихо-тихо… Валерий Петрович, шумит наша покойница.
– Сильно шумит?
– Сильно, дочку ищет!
– Это хорошо. Ну, как дела? Как дочку-то зовут?
– Паулинка.
– Красивое имя, красивое, так, так, так… кто ж тебя так бил-то? А?
– Никто не бил. Я спала.
– Угу… спала – это хорошо. Здесь болит?
– Ой!
– Значит болит. Это плохо. Кто там, Мария?
– Тут хотят вопросы задать.
– Пусть зададут, пока не поздно, пусть заходят.
В палату вошли два милиционера. Доктор встал и тот, что выше, уселся на его место, стул заскрипел, но выдержал тяжёлый груз.
– Не упаду?
– Не упадёте, если ёрзать не будете.
– Везде одно и то же… Приступим.
– Недолго! У вас три минуты!
– Везде одно и то же… Девушка, имя своё назовите.
– Дочка. Паулина.
– Какая дочка! Как вас звать?
– Как?
– Что как? Кто бил тебя? Вся синяя…
– Я спала.
– Так. Всё, капитан, заканчивайте, она ничего не помнит. Пусть время пройдёт.
– Какое время! Там ещё два трупа! У них тоже не спросишь. Одна компания, или нет… непонятно. Все голые! Звоните, как что-то прояснится.
– Хорошо!
– Мария, смотри за ней. Если что, зови.
– Хорошо, Валерий Петрович.
Мария поправила простынь, взяла девушку за руку:
– Спи, девонька, спи. Сон лечит. Вот что приснится тебе, то и расскажешь нам.
Глава 17.
Анка очнулась от адской боли. Эта нестерпимая боль рвала тело на части. И не могла понять, где она и что с ней. Руки и ноги были крепко привязаны к кровати. Она повертела головой, но ничего не смогла разглядеть. Непроизвольное движение вызвало новый приступ невыносимой боли. И Анка закричала во все своё лужёное горло. Словно иерихонская труба.
А голос-то у девицы таким и был сильным: она славилась в посёлке своим звонким голосом, оттого и была солисткой в небольшом ансамбле при Доме Культуры и Отдыха. На крики никто не отозвался. Никто не пришёл на помощь. Тусклый жёлтый свет скупо пробивался сквозь матовую штору, отделившую её неподвижное тело от всего мира. Анка рвалась туда всем своим существом, абсолютно не понимая, почему её привязали и бросили здесь одну. У неё началась истерика. Громкая, мерзкая, стягивающая в узел всё её неподвижное тело, даже начались судороги. Они выкручивали ноги, кисти рук, не хватало воздуха, чтобы набрать его в лёгкие и кричать ещё сильнее и громче…
Спустя некоторое время, зевая и потягиваясь, со шприцем в одной руке и ватным тампоном в другой, явился взлохмаченный толстый коротышка в белом халате. Он молча откинул простыню с Анкиной ягодицы, мазнул по ней влажной ваткой, воткнул иглу в онемевшее тело, резко поднял руку со шприцем вверх, уверенно-артистично, снова мазнул влажной ваткой по бесчувственной коже Анкиного неподвижного тела и ушёл восвояси, равнодушно промямлив на ходу:
– Спи, давай, дура горластая! Ночь глыбокая на дворе, кричишь тут, как недорезанная! Спи, сказал…
Анка попыталась возмутиться, задергала ногами, пробуя освободиться из плена, но её вдруг закружило, завертело, понесло…
– Меня пыта… пыта… пы… – кричала она одними губами, проваливаясь в чёрную яму и понеслась… понеслась её душа…
Глава 18.
– Тётка Пелагея, ты дома?
– Чего вопишь, заходи, чего надо?
– Бабушка молока передала. А можно маленького посмотреть?
– А что его смотреть, дитя, да и всё.
– Я никогда маленьких не видела. Можно, а?
– Заходи, Юлька. Дети спят. Ты сиди тихо и смотри. Не трогай никого. Хорошо?
– Хорошо. А вы куда?
– А я сбегаю тут по делу. Недалеко. Только не трогай их руками, просто смотри. И не шуми.
– Хорошо, тётка Пелагея. Беги. Я буду сидеть тихо.
Пелагея, переваливаясь с ноги на ногу, понеслась в конец деревни к дому Анки. Никаких новостей ни от кого! Что ты будешь делать! Как в воду все канули!
– Куда несёшься, Пелагея?
– К Буракиным. Бегу, дети одни дома, обернуться надо скорее.
– Садись, подвезу.
– Не, на мотоцикле не поеду! Носишься по деревне, как чёрт.
– Садись в люльку! Не опрокину, не боись!
Деваться некуда, и Пелагея, кряхтя, влезла в коляску мотоцикла. Ванька, сын соседей, рванул с места так, что с головы пассажирки слетел платок и был таков. Пелагея даже ахнуть не успела, а мотоцикл уже стоял у ворот Буракиных. Рядом с воротами, на лавке, сидел Толик и грыз семечки. Рядом с ним скучала кошка. При виде гостей, она тут же соскочила с лавки и нырнула под забор. Толик даже головы не повернул в сторону прибывших односельчан.
– Толька, что морду воротишь? Анка дома?
– Нету Анки. И Динки вашей нету! Никого нету!
– Где они, отвечай, ирод! Ты собрал их в компашку свою. Куды дел всех?
– Уехали они. Кататься на машине и не вернулись.
– А ты что с ними не поехал?
– Пьяный был. Спал уже!
–– Динка где?
–– Динка домой рвалась, помню! Но уговаривали они её. Это помню. Не спрашивай меня ни о чем, тётка Пелагея. Сам грущу.
– Грустит он! Там дитя без молока, а он грустит!
– Значит мать такая, что дитё бросила. Не приставай, голова болит. Похмелиться нечем…
Пелагея снова забралась в люльку и Ванька, развернувшись так, что люлька на повороте взлетела в воздух. Пелагея в обмороке не могла и звука извлечь из своего перепуганного организма.
По дороге Иван остановился, снял с дерева платок, вернул его пассажирке и снова с визгом тронул с места свой транспорт.
Пелагея тихо вошла в дом. Все дети спали. И Юлька, стоя на коленках у кровати, спала, уткнувшись в одеяло, которым был укрыт Павлик. Пелагея подняла няньку, уложила поперёк кровати, вылила молоко из банки в кастрюльку, поставила его кипятить. По её щекам текли огромные гроздья слёз…
Глава 19.
Шумный весенний ветер беспардонно ворвался в открытое окно, взметнул вверх лёгкие тюлевые шторы, поднял тетрадные листочки со стола и разметал их по комнате.
– Мои рисунки! – закричала Анка, собирая с пола листочки с рисунками модных платьев. Она любила рисовать девушек в красивых платьях, придуманных ею, мечтая когда-нибудь сшить себе одно из них.
Окоченевшие пальцы не слушались, руки адски болели и висли, как плети. Она пыталась собрать рисунки с пола, но у неё никак не получалось, пальцы её не слушались.
– Холодно! Почему так холодно! Мама! Мама! Мне холодно…– кричала девочка. Мама крепко обняла её, прижала к себе так, что она стала задыхаться, затем затрясла дочь изо всех сил и стала бить по щекам.
– Мама! Мама! Не надо! Мама! Я больше не буду! Мама! Не бей меня… не бей меня, мама… – истошно кричала измученная Анка. Боль пронзала все её тело, собрав последние силы, она дралась с мамой и отбивалась от неё.
– Ну вот… очнулась, слава те… А дерется ещё… дурында. Чаво дралась-то, люди её спасают, а она – кулаки в ход… Придурошная какая-то… Ирка! Ирка! Иди на кровать сгрузим тело, а то уж больно широка девка! Да и бешеная! Ирка! Ну, идёшь ты или не…