Страница 4 из 12
– Как это внутрь? – спросила Малют, откусывая свежеиспечённую коврижку.
– О! Мы точно не ведаем, – откинувшись на плетёный стул, прихлебнул чай глава семейства и почти шёпотом пояснил: – Наша знахарка общалась с духом жившего давным-давно умельца. Он ей образы открывал, позволял гулять по…
– Брось, милый, не пугай гостью, – прервала его жена, слегка касаясь щетинистой щеки мужа и заботливо смахивая с его бороды крошки. – Что она перемолвит о нас в других поселениях? Что мы слушаем россказни выжившей из ума старухи?
Глава семейства засопел, отодвинул кружку, но жена словно прочитала мысли и приложила палец к его губам.
– Даже не думай, слышишь? В город я тебя не пущу! – бросила она и прикрыла скатёркой его раздутые от недуга ноги.
Малют не придала тогда значение сдержанной перепалке супругов, она уже мысленно была в пути дальше, но сейчас образ Викентайла так ярко предстал перед взором. Как мужчина, стоя на крыльце подолгу, смотрел на соседей, ловко управляющихся с топором, котлом, детей брал на руки. И как, проводив до тропинки, прошептал:
– Вы же узнаете, точно узнаете, как и что в г… – Обернулся, словно боялся, что жена рядом окажется. – Вы уж возвращайтесь, как узнаете. Ну, лёгкого пути! Прощевайте.
Удивилась Малют тогда, как Викентайл мог забыть, что странники не приходят в одно селение дважды, но ничего не сказала.
А сейчас. Сейчас у неё сложилась картинка – город притягивал людей, как огромный паук любопытных мух. Но зачем? Что ему от них надо? Почему так испугалась жена Викентайла, если в городе, по слухам, происходят чудеса? Какова плата за них? И почему мать Огонёчка так упорно стоит в очереди?
Холодом окатило осознание. Неужели она хочет избавиться от обузы?
-4-
Малют сдержала порыв убежать сразу: подальше от очереди, города, его стен. Ей нельзя вмешиваться в жизнь людей, ни словом, ни намёком – это одна из причин, почему при посвящении у странников забирают воспоминания, чтобы не опирались они на уклад своей семьи и не навязывали мнение, как правильно поступать в тех или иных ситуациях. Но с Малют что-то пошло не так. Наверное. Бывали у неё вспышки несогласия. Как сейчас. Тяжело стало находиться рядом с женщиной, которая… которая…
«Нет. Я ошиблась. Она же вон как прижимает дочь, защищает, словно раненая волчица. Не может она так поступить с чадом. Нет. Это на меня солнце влияет и стена, и ворота эти… Тут что-то в воздухе витает и вызывает видения. Или я сплю. О, духи! Почему меня никак не разбудят?»
Приставным шагом Малют вышла из очереди и попятилась. А Огонёчек вынырнула из складок материнской юбки, захлюпала и потянула к ней открытую ладошку. Но Малют замотала головой, развернулась и… уткнулась в здоровяка.
– Ой, вы простите, я воды вот принёс, а то стоите здесь сколько. Да ягод вот подсобрал, угощайтесь.
Желудок заурчал, останавливая попытки Малют отказаться. Она отметила взглядом тень мужчины – когда успело пролететь время? Уже полдень. Как так-то?
«Ну уж нет. Я здесь не останусь больше ни на мгновение. Пусть нить странника беснуется, душит, но я вытерплю боль, вырвусь из паутины видений. Только бы оказаться отсюда подальше!»
Но мужчина не давал себя обойти. Вроде и не специально. Малют шагнёт вправо, он влево и разводит руками, мол, случайно.
– Да что ж, я вроде не такой уж широкий, а хрупкая девушка никак не обогнёть меня, – щерился кривыми зубами здоровяк. – Вы если устали, можете и на травке расположиться. Зачем далече, к лесу ходить. А тут мягонько, как на перине.
– Да нет, мне… Надо…
– Это я вас так напугал? – лицо здоровяка залилось краской. – Да я ж… Я ж… – он заозирался, словно искал поддержки.
Подул ветер и поднял его тёмные волосы, создавая почти капюшон. И Малют вспомнила слова человека у костра.
«Сложно будет тебе. Ты ж не привыкла быть среди большого количества людей. Всё по мелким селениям бродишь. А тут вон махина какая и в очереди человек больше чем ты встречала за время странствий.»
Малют только пожала плечами тогда. Если не понравится, кто ей уйти запретит?
Хранитель вздохнул.
«Девочка. Её боятся. Мать уже отчаялась. Их семью сторонятся. А Огонёчек-то не виновата. Ей поддержка нужна. Ну, побудь ты рядом. До ворот проводи, а уж потом…»
– Ладно! – буркнула Малют, то ли человеку у костра, то ли здоровяку.
А тот разулыбался, протянул несколько бутылей и затараторил:
– Вот, это отвар сакрэтны. Моя прабабка ещё научилась рыхтаваць. Там листья, душица, я всего-то не знаю, но так бодрит, что всё переделаешь и даже к вечару не стамляешся.
Малют пригубила напиток и удивилась – по телу разлилось тепло, в голове туман развеялся и страх сняло без остатка. Посмотрела она ещё раз на Огонёчек, та конопушки почесала и покружилась, отпустив мамину руку. Но родительница шикнула на дочь и прижала к себе так, чтобы дитятко не шевелилось.
– Только ради тебя, – прошептала Малют и пошла не к очереди, а на траву. Уж лучше наблюдать со стороны. Так и безопаснее, и сподручнее. Вон видно стражей, можно попытаться понять – как они принимают решение, кого пустить за ворота, а кому указать прочь.
Присмотрев место, откуда хорошо просматривались и стены, и Огонёчек, Малют опустилась на колени и чуть не застонала: какая же необычно мягкая трава. Мышцы спины напомнили, как устали и Малют растянулась, раскинув руки и зажмурившись. Травинки не примялись, как обычно, а спружинили и словно массировали спину, как умельцы в некоторых селениях.
Так бы и лежала Малют, но крикнула птица. Недовольно, как показалось.
– Хорошо-хорошо, буду смотреть я на вашу стену, ворота и рыжую девочку.
Перевернувшись, она хихикнула от щекотки – травинки коснулись оголившегося живота. Упёрлась локтями в землю, сплела пальцы и положила на них подбородок. Но солнце слепило и Малют сделала из рук козырёк и всмотрелась в происходящее у ворот.
Вот человек шагает к стражу, тот смотрит на него, говорит или вопрос задаёт. И действия людей в чёрных костюмах повторяются раз за разом. А вот ожидающие ведут себя по-разному: вздрагивают или никак не реагируют телом, а спустя мгновение кивают или взмахивают руками, словно что-то показывают. Некоторые же замирают надолго, подбирают слова?
Но сколько бы времени человек ни провёл напротив стража – ответ был непредсказуем. Одних пускали почти сразу, других спустя вечность. И наоборот, могли указать прочь мгновенно или через сотню ударов сердца.
– Ну и как понять? Что открывает ворота?
Малют перевела взгляд на стену и заметила линии: неровные, витиеватые.
– Будто послание какое, – прошептал мужчина, устроившись рядом: ноги скрестил, спину выпрямил и также уставился на стену.
– Но что это за язык? – спросила Малют, меняя позу.
Она села, прижав к себе колени, упёрлась на них локтями и снова ладонями спрятала глаза от яркого солнца. Сосед же зашуршал сумкой и достал ароматнейший хлеб, пропитанный патокой. Желудок Малют тут же свело, а рот наполнился слюной.
Без слов мужчина отломил краюху, протянул Малют и захрустел аппетитно корочкой сам.
– Да кто ж его знает? – Он пожал плечами и без спроса отпил отвара из бутыли Малют – делились в очереди всем, хочешь ты того или нет… Повернулся и подмигнул. – Если только человек у костра.
Малют сощурившись смотрела на собеседника. Кто он? Почему заговорил с ней? И почему упомянул того человека?
Мужчина же пожал плечами и тихо продолжил:
– Я слышал, он подходил несколько раз очень близко, водил пальцем по стене. То справа налево, то наоборот. И всё бормотал, бормотал, как заклинание какое читал.
Малют вернула взгляд к линиям, мысленно коснулась их, вспоминая опыт из странствий. В одном селении знахарь показывал, как буквы сплетались узелками в слова, словно тропинка, идущая вверх. В другом – древний старик читал при ней послание рода, водя палкой по сухой земле, наоборот, сверху вниз. А тут – просто закорючки бессмысленные. Но так не считал незваный сосед.