Алуэсса

В глубине души я уже не верю, что папа в самом деле однажды погрузится в космолет вместе с Виктором и отправится на родную планету. Зачем? Чтобы там состариться и умереть? Чем плоха для этого Тиатара? Но лишать человека возможности порассуждать о самой вероятности возвращения тоже неправильно. Никакие пути не должны оставаться закрытыми! В том числе для меня.

Я должна была всё это объяснить, чтобы стало понятно, почему мой собственный дом в Витанове я не воспринимаю как нечто священное и незыблемое. Если обстоятельства резко изменятся, я смогу с ним расстаться без лишних эмоций.

Дом семьи Киофар – совершенно другое дело.

Он – единственный в целой Вселенной. Я ощущаю себя причастной ко всем его таинствам. Я люблю его облик, непохожий на земные дома, люблю его зеленоватые стены, люблю извилистость линий всех интерьеров и всех поверхностей. Люблю непривычную конфигурацию двух смежных гостиных. Люблю витую лестницу наверх. Люблю затейливые императорские вензеля на дверях Ульвена и его покойной матушки, госпожи Файоллы (теперь ее апартаменты занимает Илассиа). Люблю все комнаты, в которых я тут жила одна или с Карлом, от маленькой гостевой с кроватью-корабликом до просторной супружеской спальни. Люблю все старинные вещи, часть которых привезена с погибшей Уйлоа, а часть изготовлена на Тиатаре по соответствующим фотографиям: сундуки, светильники, столовую утварь. Люблю царящий везде полумрак, словно под поверхностью океана, и прохладную влажность, разлитую в воздухе. Люблю тот самый очаг, который зажигается только для церемоний, не подлежащих огласке. Люблю это невероятное сочетание современной техники и глубокой архаики, упоительных разговоров на ученые темы и придворного этикета. Люблю уйлоанскую кухню и уйлоанскую музыку. Люблю певучий уйлоанский язык, которым я теперь владею как уйлоанская аристократка (еще бы, меня учил его высочество принц!). Люблю носить уйлоанские платья со множеством складочек. Люблю примыкающий к дому двор с мощеной дорожкой, на которой я знаю каждый камень, с деревьями, цветником и кустами, и с бассейном неправильной формы, в котором я нередко плавала вместе с Иссоа.

Я люблю этот дом, и люблю всех, кто в нем обитает. Теперь-то уж можно об этом сказать без ущерба для чьей-либо репутации. Впрочем, нет: вслух по-прежнему очень много чего говорить нельзя, даже такому непокладистому существу, как я, и вовсе не потому, что на меня с укором посмотрит Илассиа. Просто нет таких слов ни в одном языке, которые в данном случае окажутся единственно правильными. Бывают случаи, когда опытный переводчик должен не говорить, а молчать. Извините, учитель, уже умолкаю.

Взрослые и дети

После того, как наша с Карлом приятельница Фатима Сантини-Рунге, ведущий специалист по биогенетике из Института космобиологии на Арпадане, выяснила, что в генах семьи Киофар присутствуют некие аномалии, и сильнее всего они проявляются у принцессы Иссоа, главной темой наших бесед оставалась проблема наследия и наследственности.

Еще до присылки на Тиатару материалов Фатимы постепенно вызревало решение, которое покончило бы с неопределенностью в передаче прав на императорский титул. У Ульвена, как все мы знали, не могло быть детей, потому что мы с ним во время спасательной миссии на Сирону подверглись космическому облучению. Нам с Карлом удалось перехитрить судьбу с помощью биокоррекции моих клеток и искусственного оплодотворения. Ульвен не мог прибегнуть к этому средству. В его случае оно оказалось бы бесполезным.

Это значило, что на нем прервется династия.

Какое-то время он обдумывал предложение своей племянницы Маиллы Ниссэй: усыновить оного из двух ее сыновей, Ульфара или Массена. Но рассудив хладнокровно, Ульвен отказался от этой вроде бы очевидной идеи. Мальчики – близнецы. Между ними могла начаться вражда не на жизнь, а на смерть. А если и не вражда, то обычная зависть и ревность.

Он решил объявить наследницей принцессу Иссоа. Да, она не мужчина, а женщина, однако в нынешнем мире это уже не имело такого значения, как в древности.

И тут обнаружилось, что Иссоа – существо, природа которого отличается от природы других уйлоанцев.

Она – алуэсса.

В прежних частях моих записок я уже объясняла, что алуэссы считались мифическими персонажами, уйлоанскими океанидами, певицами и пророчицами, прекрасными и опасными, предания о которых запечатлены в выдающемся памятнике уйлоанской поэзии – «Уйлоаа алуэссиэй инниа», или, в переводе на космолингву, «Песни уйлоанских океанид».

Можно возразить, что при постоянных контактах между разными цивилизациями сейчас никого уже не удивишь существами самых причудливых форм. Я сама с кем только не общалась!

Но речь-то шла не о разных космических расах. А о внезапной мутации внутри одной уйлоанской семьи. Причем семьи императорской, где очень тщательно соблюдали законы преемственности. Титул наследовал старший законнорожденный сын, и до сих пор традиция не прерывалась.

У самого Ульвена эти гены тоже присутствовали, но не преобладали. Однако ими могли объясняться его лингвистические таланты, необыкновенная память, способность воспроизводить почти любую фонетику, – наконец, пристрастие к музыке и поэзии. Невзирая на занятость, он сохранил за собой в Колледже курс поэтического перевода. Сам Ульвен стихов не слагал – но откуда мне точно знать?.. В его внутреннем мире были сферы, куда он никого не пускал. Иссоа сообщила мне, что именно брат обучал ее музыке. Но ни разу при нас, своих близких друзьях, он не пел и не играл – якобы, музыка обнажает глубины души, а при его положении в обществе это непозволительно и даже опасно. На Иссоа этот запрет почему-то не распространялся. Неужели он уже тогда понимал, что она – другая, пускай поёт, ибо не петь алуэсса не может?.. А заглянуть ей в душу ни у кого из земных существ не получится.

Внешне она не так уж сильно отличается от других уйлоанцев. Родные надеялись, что с возрастом некоторые особенности уйдут, – как у нас, людей, исчезает младенческая синеглазость. Но облик Иссоа по мере взросления становился всё более своеобразным. Цвет ее кожи зеленей, чем у брата и у старшей сестры Ильоа. Сама кожа – плотней, а чешуйчатость выражена отчетливее. Перепонки между пальцами не кажутся атавистическими, а подушечки на пальцах снабжены мельчайшими розовыми присосками (на руках Ульвена они почти не заметны). Изумительные глаза Иссоа не голубые, как у старшей сестры Ильоа и племянницы Маиллы, и не серо-коричневые, как у брата, а бирюзово-аквамариновые. Ободки вокруг глаз – золотистые, а не темные.

Сама Иссоа восприняла новость с Арпадана как должное. Она вообще обладала спокойным нравом, хотя отнюдь не была безвольной. С виду – нежное и застенчивое существо, а во время церемонии у очага – величавая иерофантесса. Кое в чем – наивная девочка, но притом наделенная мудрым и почти всеведущим сердцем.

Брат с сестрой очень любят друг друга. Я знала, как сильно умеет любить Ульвен, хотя он никогда не выказывал внешних признаков обуревавших его страстей. Он не стал бы ни навязывать свою волю Иссоа, ни причинять ей другое насилие. Если она согласилась стать принцессой-наследницей и снять с него бремя ответственности за судьбу династии, то вовсе не потому, что он так приказал, а потому, что она сама так решила.

Но как быть, если она – алуэсса?..

Ульвен считал: нечестно и даже преступно скрывать генетические особенности принцессы-наследницы от всех, причастных к событиям в императорском доме. Однако и разглашать эту тайну прямо сейчас он совсем не хотел. Семья Киофар в ее нынешнем виде и так уже прослыла сумасбродной. Уйлоанская община Тиатары могла не принять алуэссу в роли продолжательницы династии и потребовать передачи титула одному из племянников либо кузенов принца Ульвена. В этих случаях связь тоже шла бы по женской линии, причем косвенной, однако все предполагаемые кандидаты не несли в себе роковых генетических аномалий.