Падение Рудры

Он всякий день милует и взаймы дает,

И потомство его в благословении будет.

Прошло восемь лет. Давид, как и раньше любил вздремнуть в жаркий полдень под ветвями старого платана во дворе их дома. Спал он и сейчас, и видел сон яркий и приятный. Во сне Давид чувствовал, как наяву легкость своего тела, ритмичное биение сердца, радостное щебетание птиц вокруг, аромат цветов. Небо было лазурно-голубое, солнце ласковое, дул легкий освежающий ветерок. Давид лежал во дворе дома, по обычаю своему под тенью старого платана и широко раскрытыми глазами (это был все не сон, но вместе с этим и сон, так как спал он реально под платаном) смотрел на стройного прекрасного светящегося изнутри юношу, величественно подошедшего к его одру.

– Давид! – мягко, но уверенно произнес юноша, – Услышана твоя просьба. Зри!

Свечение стало невыносимо сильным и Давид от боли зажмурил глаза. Когда же успокоился и боль ушла, он открыл их вновь, то увидел стоящего перед ним племянника Ахиахара.

– Разве ты не уехал в длительную командировку? – удивленно спросил Давид.

– Ты… Ты меня видишь? – промолвил в ответ племянник. – Но как?

– Какая разница как! – воскликнул Давид. – Ты забыл о нас! Я, твой дядя, лежу который год больной, твоя тетя Анна, как простая служанка ткет шерсть на продажу! Да, но как же я тебя вижу? Я же слепой…

– Сколько пальцев, – спросил, растопырив пятерню Ахиахар.

– Ахат, штаим, шалёш, – дядя стал загибать свои кривые костяшки, – хамэш. Пять.

– Ух, ты, верно!

Прибежала Анна – он видел и ее. Привели сына Торию – разглядел и его. Далее по списку были недавно вернувшиеся к хозяевам слуги, конюх и садовник. Посмотреть на чудо пришел даже ничего не пропускающий из новостей сосед Зартошт аль Шахзад. Давид узнал их всех. Зрение вернулось.

– Дядя, а я, между прочим, к тебе пришел по поручению самого царя, да будет славиться имя его в веках!

– Будет, – согласились все присутствующие. – Не может, что б не будет.

– Какая же нужда у царя во мне никчемном?

– Срочно ищут нового главного снабженца на царские кухни. Объект большой: сама царская кухня – уже не мало, далее гарем на триста, как бы сказать… ртов. Тоже с кухней. Буфет для министров. Сюда же плюсуй обеспечение фуражем царские конюшни.

– А старый где?

– Обкурился кальяном вчера и стал жаловаться прилюдно, что недооценен. Вот сегодня с утра пораньше и дооценили: три года в колодце проведет. Н-да, ну хоть живой остался…

– Так я же больной…

– И я говорил больной, но с царем разве поспоришь! Иди, – говорит, – посмотри, может и не больной. Уж как, он искусно, при отце моем справлялся с делами – три ревизии пережил и не бурчал по пустякам. А ты, дядь, и впрямь не больной. Собирайся, едем.

– Прибыльная работа, морда-шморда, красивый как сковородка будет, – подвел черту под разговором сосед дядя Зартошт аль Шахзад.

После посещения царской аудиенции, вернувшись домой уже в новом качестве и с полученными «подъемными», Давид принялся мыслить масштабно. Прежде всего он припомнил, что еще двадцать лет назад разместил он свое кровное серебро у одного знакомого банкира в Рагах Мидийских. Банкира звали просто Гаваил, но отличался он двадцать лет назад своей честностью и порядочностью, минимум, как по отношению к своим по вере. Давид был свой и даже больше: Гаврию отцу этого самого Гаваила он приходился даже каким-то очень дальним родственником по линии их жен. Родственные связи, конечно же, так себе – нашему плетню двоюродный забор, но, ведь, лучше, чем ничего?..

Пришел момент вернуть свое себе. Но путь был дальний, шестьдесят пять дневных переходов, если все будет идти гладко. И это только в одну сторону. Следовало, прежде всего навести порядок на службе, а уж потом вспомнить о личном.

Первым делом, Давид прошелся кавалерийской походкой по складам и кухням дворца. Увиденное его впечатлило – предшественник знал свою работу и даже жаль, что оказался несдержанным на язык. Но, с другой стороны, Давиду оказалось это на руку.

Но стоило ли говорить об этом Самому? Для пользы дела нет. Стратегически следовало раскритиковать существующее положение, тактически выждать некоторое время, деланно улучшая и без того неплохую организацию работ, произвести две или три перестановки среди персонала и, после, выпросить у начальства командировку в Мидию, где у него помимо производственного был еще и личный интерес.

Давид так и поступил. Месяцев эдак через два, когда великий царь Сахердан-праведный, как его теперь называли придворные, опорожнив за завтраком блюдо жирных бараньих потрохов на гороховой каше, вытирал свои сальные пальцы о полу халата Давида, тот задал царю вкрадчивый вопрос:

– О великий и солнцеподобный царь, чья великая и богатая, красивая и мирная империя простирается от края земли и до другого ее края, вкусно ли было тебе?

– В-ку-у-с-но…

– О великий и солнцеподобный царь, чья…

– Ладно тебе, здесь все свои. Говори уже проще! Чего тебе?

– Не хочет ли великий царь, чтобы кушанья его стола были еще вкуснее, мясо еще ароматнее, а десерты для его гарема еще слаще?

– Слаще для гарема? А, что это может быть разумно… – царь призадумался. – Какие предложения?

– Не командирует ли великий царь своего раба Давида в соседнее нам Мидийское государство с официальным визитом для установления еще более прочных торговых отношений, а проще говоря, для закупки импортный специй и сладостей. У меня там есть свои концы и папирус на трехпроцентную скидку, так, что поставки импортных товаров обеспечу.

– Хорошо, съезди, но оставь вместо себя толкового человечка…

– Будет исполнено…

Про то, что у самого Давида был в той стороне свой «шкурный» интерес в виде заначки в банкирском доме Гаваила Рагамидийского, царю он не обмолвился ни словом. Зачем расстраивать человека – ведь у царя там своей заначки не было…

Следующие несколько недель ушли на подготовку к поездке. Главной проблемой оказались верблюды: никак не мог Давид решить сколько верблюдов ему понадобится. Один нужен ему самому, как средство передвижения. Второй для перевозки серебра. На третьем, придется везти пробные партии товара для отчета перед начальством. Хорошо бы взять еще и четвертого как «запаску». Животные были в наличии и даже больше. Но с таким их количеством он привлечет к себе внимание в дороге, а этого не хотелось. Тогда следовало бы взять охрану из дворцовой стражи, а это лишние глаза, которые все увидят и длинные языки, которые донесут наверх о его делах в Раге Мидийской. А этого уже совсем не надо!

Но, пока он ломал голову над решением этой хитрой бизнес-задачки, как-то само собой, неожиданно и непредвиденно случилось то, чего Давид очень не желал и втайне боялся.

– Видимо Давид постарел, совсем-совсем подряхлел – именно так сказала в тот самый день его любимая супруга Анна.

– А может, это промысел Божией о мне такой? – сомневался сам Давид.

Так или иначе, или еще как, но не долго продержался он на месте главного снабженца на царских кухнях, с правом круглосуточного доступа в самое охраняемое место Ассирийского царства – дворец Великого царя Сахердана-благодетеля.

Прошло-то всего ничего, пара недель после разговора с царем, как старый Давид неожиданно вновь стал чувствовать проблему со зрением. Однажды утром, совершенно внезапно, без каких-либо предварительных намеков и симптомов, отказал левый глаз. Конечно же на оставшийся другой, правый глаз, нагрузка увеличилась вдвое. А смотреть Давиду было за чем: спелость поставляемых на кухню фруктов, соответствие стандартным величинам размеров привозимых арбузов и дынь. Наполнены ли до верху мешки и баулы с сыпучим товаром, достаточно ли зарумянены свежие, прямо из тандыра лепешки «оби-нон». Достаточно ли жирный приведен барашка для ежедневного шашлыка?

Из старого барана не то, что шашлык-машлык, но даже и даже простой куардак не сделаешь – любил говорить царь Сахердан, когда заходил на кухню.