Страница 66 из 73
Севастьянов рассказывал о космических исследованиях уходящего года — полетах на станцию «Салют», на Луну, на Марс, умно рассказывал, интересно, передачу Севастьянова многие любят, и я тоже, но тут новоприбывшие вошли в комнату.
— Заходите, заходите, — приглашал их Савтюков. Лебезил. Не так, чтобы уж очень, но трудно не заметить. Да он и не скрывал. Для того и лебезил, чтобы видели — почитает вошедших.
— Знакомьтесь, наш чемпион Миша Чижик, — представил он меня.
Главный, мужчина лет пятидесяти, килограммов восьмидесяти, протянул руку.
— Листвянкий!
— Рад знакомству, Николай Николаевич, — сказал я, и выиграл пару очков: Листвянскому явно понравилось, что я знал его имя и отчество. А почему бы и не знать, если каборановский «Путь к коммунизму», местную газету, получаю исправно? Листвянский с апреля этого года первый секретарь Каборанского райкома партии, переведен из Кемерова, где был «на партийной работе». Уж не знаю, в порядке поощрения ли, наказания, или чтобы мхом не оброс. Зачем он Стельбову? Значит, нужен.
Затем состоялось знакомство со вторым секретарем, Семеном Галушкиным, предрика Петрошниковым и Зуевым, новым директором сахарного завода, утвержденного на должность летом. Всё новые в районе люди. Остальных, ещё пятерых, не представляли. Видно, они были не того калибра — представлять. Актеры заднего плана, даже массовка. Комсомольского секретаря Ланцовича и главреда «Пути к коммунизму» Пахтюженского я знал издавна, года три, а остальные — ну, познакомимся в процессе. Может быть. Для себя я назвал их Планше, Базен и Мушкетон. Люди для услуг.
Женю тоже ни с кем не знакомили. Он сам знакомился. Сразу после меня протягивал руку и говорил «Евгений Владимирович, очень приятно». От подобной дерзости Листвянский опешил, но руку пожал: как знать, что это такое, Евгений Владимирович, вдруг и ядовитое? А общением с людьми руководителя не испугать, нет. Прежде руководители и вовсе среди людей жили, ну, в самом начале.
В двери постучали. Дамы? Девицы! Три девицы внесли подносы с яствами. А потом ещё раз. И ещё. Тут не с салом бутерброды — с осетринкой, с икоркой чёрной, с икоркой красной, с бужениной. Горшочки с солеными груздями. Соленые же огурчики. Квашеные помидорчики. Котлеты Пожарские, котлеты по-киевски, и много чего ещё. Из напитков водка посольская, три бутылки, коньяк «Двин», шампанское «Абрау-Дюрсо», брют.
Мдя…
— Закусываем, не стесняемся, — гостеприимно предложил Листвянский.
Но все стеснялись. К бутербродам с икрой рук не тянули, брали буженину. И водку, да. Хорошо брали, по сто граммов разом.
Один Женя не стеснялся. Хвать — и бутерброд с икрой черной. Хвать — и красной. Хвать — и с осетриной.
Не то, чтобы он соскучился по дарам Нептуна, нет. Его матушка — главный бухгалтер рыбоконсервного комбината, и не какого-нибудь. Астраханского ордена Ленина имени Куйбышева! Крупнейшего на Волге и Каспии! Но, видно, стремясь к справедливости, решил объесть каборановцев.
И товарищ Савтюков, и товарищи из свиты, и даже Ланцович с Пахтюженским смотрели на Женю с легким испугом. Или даже со средним испугом. Что он себе позволяет? Ложно понятый демократизм! Ладно, один бутерброд, на бедность, но пять?
Женя подошел к подносу с напитками, взялся за оставшуюся бутылку «Посольской, но вернул на место и покачал головой:
— А послабее что-нибудь есть? Минералка, что ли, или «Дюшес»?
— Да, дай молодежи что-нибудь такого… — пошевелил пальцами Листвянский. Женя, похоже, его забавлял.
— Сию минуту, Николай Николаевич! — Савтюков выглянул за дверь, и через пару минут те же девицы принесли ящик пепси-колы новороссийского разлива. Неполный ящик, десять бутылок. Да и бутылки маленькие, в треть литра.
Женя взял одну, поискал открывалку, не нашёл, и свернул пробку пальцами. У него сильные пальцы. Разлил пепси в два стакана, один себе, другой мне.
— Ну, как — спросил он?
Я попробовал.
— От американской не отличишь, — сказал я честно.
— Вы пили американскую? — спросил один из непредставленных каборавчан. Пусть будет Планше.
— Приходилось, в Америке. С боржомом у них неважно, а пить хочется. Вот и пил несколько раз. А так больше местную, американскую минералку. И томатный сок. Томатный сок у американцев так себе, а вот канадский хорош.
— Вы и в Канаде были? — это Мушкетон.
— Нет, толком нет. Промежуточная посадка, даже из аэропорта не выходил. Но в Америке, в смысле в США, канадский томатный сок — не проблема. Правда, заметно дороже своего.
— И сильно дороже? — спросил Паша Пахтюженский.
— Стакан на наши деньги — полтинник.
— А у нас — десять копеек!
— И соли можно набухать сколько хочешь, — согласился я.
— Они «Кровавую Мэри» уважают, — высказался предрика товарищ Петрошников. — Мешают водку с томатным соком, и пьют.
— Не мешают, а наслаивают. Водку на сок. Осторожно, по лезвию ножа, чтобы внизу в стакане, значит, сок, а наверху водка. Как бы запивают водку соком, но в одном стакане, — поделился знаниями второй секретарь райкома Галушкин.
— Это так? — спросил меня Листвянский.
— Не знаю, не вникал. У меня сухой закон на соревнованиях. Тем более — капиталистическое окружение, возможны провокации.
— Так таки ничего и не пили? Никто? Совсем?
— Бывало, — признал я. — Но только водку. Чистую. Ни с чем не мешая. Угощали гостей. Иногда.
— Понятно, что иногда. На них ведь водки не напасешься, на иностранцев-то. Видим. Пьют в зюзю. А ещё говорят — русские пьющая нация. На дармовщину немец выпьет втрое против нашего, потому как наш меру знает, а немец жаден до халявы, — вывел Николай Николаевич.
— А давайте попробуем эту Мэри, — предложил Галушкин. — Соревнований у нас сегодня не предвидится, окружение свое, советское, попробуем, а?
— Можно и попробовать, — согласился Листвянский. — Отчего ж не попробовать. Сок томатный есть? Конечно, есть.
— Конечно, конечно. В холодильнике стоит, охлаждается, — доложил Савтюков.
— Давай его сюда!
— Но… Время начинать… — и действительно, Севастьянов закончил программу, вместо него на экране появился Чебурашка. Мультфильмы. Шесть часов пятнадцать минут.
— Не опоздаем, — успокоил его Листвянский. — Без нас все равно не начнут.
Девушки принесли трехлитровую банку сока.
— Свой, — гордо, но с толикой опаски сказал Савтюков. — Домашний, из лучших помидоров. Жена делала.
— Вот и оценим.
Я пригубил. Отличный сок.