Страница 60 из 96
Лист надежды засох и упал под ноги, где его уже грызли черви сомнений и безнадёги. Кириин ругала себя за глупость, ведь нужно было не подаваться ветру странствий и не гнаться вслед за белыми семенами одуванчиков. Хотелось упасть на колени и прижаться к бабушке, ибо после ужаса чудовищ, принёсшей боль находки и проронившего зерна страха ангела, холодная и строгая эрлитария-матриарх сейчас вспоминалась отнюдь не жёсткой властительницей общины, а тёплой и любящей женщиной.
Ещё один лист внутреннего древа сорвался и пал, а девушка обхватила сама себя руками. Ей было холодно. Холодно не телу, но душе.
Кириин приподняла веки. Взгляд скользнул по беспечной сестре, которой все всегда прощали и потакали во всех капризах.
Сейчас листья грызла гусеница зависти, ибо тоже хотелось вот так вот лечь и уснуть.
Кириин не заметила, как и сама погрузилась в сон, уронив голову на грудь.
Сон не ворвался, он словно подкрался через щель в оградке. Протёк разноцветной массой через трещину в сознании.
И в этом сне девушка сидела под невысоким, чуть более двух её ростов, тонким деревцем. А вокруг была туманная мгла, в которой бродили замытые фигуры.
— Слабость — это зло, — громко произнесла одна фигура знакомым голосом.
Девушка вскочила и бросилась к тени, но та растаяла, стоило дотронуться.
— Бабушка, не уходи! Ты нужна мне! — во весь голос закричала эльфийка.
Но ответил ей другой голос. Голос Кора.
Кириин обернулась, уставившись на древнего охотника за головами, а тот достал нож и начал обрезать нижние ветви дерева души. Каждое его движение причиняло боль. Каждый срез истекал кровью вместо сока.
— Зачем? — чувствуя, что сейчас побегут слёзы, спросила девушка.
Кор бросил косой взгляд и ухмыльнулся.
— Что делает росток, посаженный не в мягкую землю, а в трещину между камнями?
— Гибнет? — застыв на месте, переспросила Кириин. Чувствуя, как воздух похолодел от страха. На листья древа души упали белые снежинки.
— Он борется из последних сил и тянется к свету. Он не знает, что такое смерть. Он знает лишь о жизни, — ответил Кор, продолжая строгать срезанные ветки.
Охотник дунул на ровный прутик, а затем достал из воздуха перо и прикрепил одному концу.
— На что это похоже? — спросил он, протянув палочку девушке.
— На мёртвую ветку, — уныло ответила Кириин.
Кор ухмыльнулся, достал откуда-то из-за спины небольшой лук и наложил веточку древа души, как стрелу, прицелился и выстрелил прямо в туман. Прутик увяз в этом тумане, а мгла заревела, упала на траву и поползла к девушке, протягивая толстые серые щупальца и истекая кровью.
— Ты эльф, — повысил голос Кор. Он нагнулся, сорвал длинную и острую травинку и сделал бросок к бесформенному чудовищу. Охотник оскалился и принялся кромсать серую плоть этой травинкой, словно ножом. — Ты эльф, и в твоих жилах течек сок Великого Древа. Ты эльф — и ты хищник высшего порядка.
Чудовище вздрогнуло и с утробным гулом упало под ноги Кору, а охотник небрежно пнул, повернулся к туше спиной, а когда проходил мимо Кириин, вложил в её руки травинку-нож.
Охотник растаял, а из чернеющей мглы, всё ещё опасной, но уже не столь страшной, вышел силуэт.
— Лампочки вы мои ясные, — с ехидной улыбкой произнёс он. Силуэт протянул большую чашу, полную вкусного дымящегося мяса. Громко заурчало.
Кириин вздрогнула и открыла глаза. Уже стемнело. Трещал костёр, на котором кипела в котле рыбная похлёбка. Уха. Вань-Вань неспешно помешивал её ложкой, время от времени отдёргивая руку, шипя и ругаясь.
Рядом с ним сидела чем-то неприлично чавкала сестра.
— Извращенка, — закричал человек. — Это кто же ест печёную картошку со сгущёнкой?!
— Я ем, — ответила Мира ар Кисан, самодовольно ухмыльнувшись и поправив волосы испачканными в золе руками.
— Вот я говорю, извращенка. Ты ещё уху сахаром посыпь.
— А есть сахар? — подалась вперёд сестра.
Кириин села рядом с человеком. Тот улыбнулся и протянул чёрный комок печёной картошки.
Девушка тоже улыбнулась, приняв пищу. В голове до сих пор звучал голос Кора: «Ты — эльф».
— Да не увянуть твои листья, — сделав лёгкий кивок, поблагодарила Кириин Вань-Ваня.
— Какие мы пафосные, — ухмыльнулся тот и добавил: — Кушай на здоровье.
Девушка очистила картофелину от подгорелости и надкусила. Действительно, не хватает сгущёнки или мёда. Но и так можно кушать.
«Что делает росток, посаженный между камнями?» — повторял древний охотник.
Кириин наклонилась и легонько потянула сестру за рукав.
— Дай учебник школы незримой силы. У тебя есть, я знаю.
Мита насупилась.
— Хочешь школу поменять? А как же траворост? — удивилась она по-русски. Они вообще привыкли говорить на языке людей. На нём слова рождаются чаще, чем на родном. В магазин — по-русски. С гостями по-русски. Со всеми по-русски.
Даже Вань-Вань, потянувшийся с черпаком и тарелкой к котелку, застыл и поглядел на девушку.
— Нет, чтобы выжить, нужно изучить все школы понемногу.
— Но тебя же ограничат в высоте ветвей.
— Ну и пусть. Вань-Вань прав. Что мне, полукровке, даст одна школа? Сонные лилии? Дурман-грибы? Не так часто они и нужны. Два навыка могут быть полезнее, чем один. Всё равно, совершенство выше моих ветвей.
Кириин замолчала, чувствуя, как сжалась душа, истекая соком сомнений, но потом тряхнула головой, отбрасывая ненужные мысли, и провела ладонью перед собой.
— Святые электроны, — раздался удивлённый возглас человека. А перед девушкой возник ворох листьев, медленно кружащихся в воздухе и источающих зелёное сияние. Каждый лист подписан древней речью истинных эльфов.
Кириин читала надписи и водила кистью руки, отгоняя ненужное, а когда нашла, что хотела, осторожно взяла невесомый лист за черешок и приложила к груди.
— Молю тебя, Великое Древо, дозволь мне ступить по пути познания.
Листок в руке затрепетал, и девушка его отпустила. Она не знала, что ответит древо.
Лист закружился, словно от порыва сильного ветра, и, разогнавшись, врезался в грудь прямо у сердца с тем, чтоб рассыпаться яркими зелёными искрами.
Кириин улыбнулась. Древо дало ответ.
А это значит, теперь за учебник.
— Святые электроны, — пробормотал я, глядя на то, как вокруг Рины порхают цветные листья. Эльфийская магия, вообще, очень красочная, словно у фокусников на ярмарке. Одновременно с этим девушка говорила на своём языке, словно песнь речитативом. — И что дальше?