Страница 32 из 63
— Да неужто мисс Эмили! Добро пожаловать домой! А как вам форма идет!
— Не так уж и идет, Джош. Ее нужно постирать, я носила ее три месяца.
— Миссис Брод о ней позаботится. Ваши родители очень удивятся, увидев вас. Бьюсь об заклад, они сильно скучали.
— Надеюсь.
Она не стала открывать дверь сама, а позвонила в звонок. Ей открыла Флорри.
— Мисс Эмили! Вот так сюрприз. Входите.
— Кто там, Флорри? — раздался из гостиной резкий голос матери.
— Мисс Эмили наконец вернулась домой.
Мать вышла и встала в дверях, глядя на дочь. Эмили чувствовала ее нерешительность. Она хотела броситься вперед и обнять дочь, но совершенно не собиралась показывать, что скучала по ней. Так что она просто сказала:
— Что, взялась за ум наконец? Ожидаешь теплого приема?
— Я не знаю, мама, чего жду. Но мне дали несколько выходных, и я подумала, что вам интересно, как дела у вашей дочери.
— То есть ты не вернулась домой?
— Нет, я должна быть на месте утром в понедельник.
Мать так и стояла в дверях. Потом она произнесла:
— Полагаю, тебе лучше войти. Флорри, подай чай и попроси кухарку поджарить кусок мяса. Полагаю, мисс Эмили не ела досыта несколько месяцев.
— Нас неплохо кормили, — возразила Эмили, проходя в гостиную, — разные рагу, кроличье мясо…
— Кролики? Отвратительно.
— Они опустошают фермы, так что мы оказывали всем большую услугу, сокращая их количество. Кроличье рагу довольно вкусное.
— Уверяю, сегодня тебе не придется им довольствоваться. — Мать села в кресло.
— А где папа? — спросила Эмили, примостившись на краешке дивана и глядя в окно. — Он же не работает в субботу?
— Нет, он отправился на прогулку и за газетой. Мальчик принес не ту. У нас новый газетчик, старый вступил в армию в шестнадцать лет. Полагаю, он счел свой поступок храбрым, а не глупым. А новый мальчик не блещет умом. Ему следовало бы понимать, что такая семья, как наша, не может выписывать ничего, кроме «Таймс». — Она кинула на Эмили испепеляющий взгляд. — Кстати о газетах. Мы читали статью об австралийце, которым ты увлекалась. Я тебя предупреждала, заметь. Я говорила, что он плохо кончит.
— Вряд ли это можно назвать плохим концом, мама. — Эмили сдержала гнев и говорила спокойно: — Он погиб как герой, спас целую деревню.
Миссис Брайс покровительственно улыбнулась:
— Милая, это все пропаганда. Так всегда говорят. Погиб как герой. Умер мгновенно и не страдал. Это ложь, чтобы все остальные чувствовали, что в этой дурацкой войне есть какой-то смысл. — Голос ее дрогнул, и она прижала руку ко рту: — Прости. Это глупо. Я все еще скучаю по твоему брату. И папа тоже. Такая нелепая смерть. — Она собралась с духом. — Но для тебя это к лучшему, безусловно. Ты же не могла относиться к этому молодому человеку серьезно и не собиралась жить в Австралии. Скоро война кончится, и мужчины вернутся домой. Нужно что-нибудь для тебя придумать. Может быть, подобие сезона в Лондоне.
— Мама, ты все еще не поняла, что я сама буду решать за себя и не выйду замуж за того, кого выберешь ты? — Эмили почти кричала. — Между прочим, сколько молодых людей вернется? И в каком состоянии? Вряд ли их можно будет назвать хорошей партией!
Она замолчала, когда Флорри вошла с подносом.
«Господи, какие крошечные чашечки! Как быстро об этом забываешь. Я успела привыкнуть к огромным керамическим кружкам. И к большим ломтям хлеба».
Эмили взяла печенье и удивилась его тонкому вкусу. Посмотрев на комнату, на ухоженную лужайку за окном, она подумала, что все это очень странно. Она принимала эту жизнь как должное. Да, она хотела сбежать отсюда, хотела знать, на что похож реальный мир. Но теперь, когда ей предстояло столкнуться с его неприглядной стороной, когда она рисковала навсегда стать изгоем, ей хотелось вернуться сюда, где царили порядок, красота и безопасность. Ей показалось даже, что она смирится с осуждением матери. Но что мать скажет о ребенке? Будет ли ее волновать, что скажут ее друзья? Сможет ли Эмили убедить всех, что она вдова, как и многие другие?
Она украдкой посмотрела на мать: самодовольное лицо, волосы убраны в идеальную прическу, на шее нитка жемчуга…
— Дитя мое, скоро будет ланч, — заметила миссис Брайс, когда Эмили взяла еще три печенья.
Эмили не смогла признаться, что печенье помогает ей от тошноты. Вместо этого она объявила:
— Мама, я ничего подобного не ела несколько месяцев. Мы все время работали и всегда были голодны.
— Ты гнула спину в поле, как крестьянка! Я видела тебя, всю измазанную глиной. Мне никогда не было так стыдно!
— Стыдно? Я трудилась, чтобы прокормить людей, которые иначе бы голодали. Тебе было бы стыдно, если бы я стала медсестрой, как Кларисса, и была покрыта кровью?
Миссис Брайс вспыхнула:
— Есть и другие способы послужить своей стране. Достойные варианты, допустимые для девушки нашего круга. Ты могла бы работать в конторе солиситора вместо мужчины, который ушел на фронт.
— Я делала то, что было нужнее, — ответила Эмили. — Это нелегкий труд, но он мне нравился. Мне по душе дух товарищества, и мне нравится чувствовать радость и удовольствие, когда я вижу, что работа сделана и сделана хорошо.
— Однако, когда война закончится, ты, вероятно, собираешься возвратиться домой? — сухо осведомилась миссис Брайс.
Эмили не поняла, какой ответ хочется услышать матери — положительный или отрицательный.
— Это зависит от разных обстоятельств. Например, захотите ли вы с папой меня принять.
— Твоя неблагодарность и непокорство расстроили отца и меня. Я беспокоилась за тебя. У меня даже было нервное расстройство. Я волновалась из-за австралийца, с которым ты хотела встречаться. Разумеется, ты моя дочь, и у меня всегда останутся в отношении тебя определенные обязательства. Но я уверена, что не хочу, чтобы своевольная девица постоянно восставала против моих предложений и желаний и игнорировала советы родителей, которые лучше разбираются в жизни.
— Ясно.
— Так ты хочешь вернуться домой? К прежней жизни в родительском доме?
— Я не уверена. Возможно, меня еще довольно долго не отпустят со службы. Вряд ли мужчины вернутся все разом. Их будет немного. Женская земледельческая армия еще может пригодиться.
— То есть ты связываешь свое будущее с работой в полях?
— Мама, сейчас я могу думать едва ли на день вперед. — Эмили встала. — Я пойду в свою комнату и посмотрю, какие вещи могу взять с собой.
— С собой? Для какого случая? Работницы устраивают балы или танцевальные вечера? — Мать коротко рассмеялась.
— Я устала от формы, — объяснила Эмили, — она жесткая, тяжелая и почти не греет. В выходные дни я хотела бы надевать что-то другое.
Она поднялась наверх, прежде чем мать успела сказать что-нибудь еще. В своей комнате девушка долго пыталась успокоиться, глядя на спокойные цвета и глубоко дыша.
Ничего у нее не получится. Если она возвратится сюда, ей придется ежедневно терпеть презрение матери. Выслушивать, что Робби был подлецом, который воспользовался ее неопытностью. «Видишь, почему мы хотели тебя защитить?» — торжествующе спросит мать. Вынесет ли это Эмили? Она вздохнула. Возможно, выбора не будет.
Она открыла платяной шкаф и погладила тонкий шелк и мягкую шерсть. Что из этого она сможет надеть снова? Потом подошла к письменному столу и выглянула из окна. Возле тех кустов они с Робби встретились впервые… Она ясно представила себе его беспорядочные рыжие кудри, глаза, которые загорались, когда он смотрел на нее. Невозможно поверить, что он больше никогда ей не улыбнется. Порыв ветра сорвал с деревьев листья, оставив голые мертвые ветки.
Когда она снова спустилась вниз, отец уже вернулся домой. Ему сказали, что Эмили приехала. Он сидел в кресле в гостиной, развернув «Таймс». Взгляд его был строгим, но непредвзятым. Наверняка он точно так же смотрел на людей в суде.
— Строптивица вернулась, поджав хвост, — сказал он. — Я говорил твоей матери, что ты скоро одумаешься. Последние месяцы она очень сердилась. Исключительно сильно. А ты хочешь жить дальше, как будто ничего не произошло.