Страница 7 из 11
Подхожу к Саватуму Брукку, одному из наших магистров. Он является генералом нашего ордена, ответственен за ведение боя и подготовку солдат.
– Как поживает наш славный генерал? – спрашиваю его я, подходя ближе.
– Я вот думаю, Йота, у нас тут почти вся армия Империи собралась, да? Так вот, что, если кто-то захочет сейчас напасть на одну из наших дальних границ, ну скажем на Нардиф?
– Никто не осмелится. Решение напасть было бы равносильно смертному приговору самому себе.
– А если бы? Мы бы, наверное, сели бы на корабли и поплыли спасать родину. Смотри, Адель идет.
И правда. В полном боевом облачении, держа в руках свой посох, в нашу сторону направляется Адель Мастарна. Вид у него немного усталый, а взгляд уж совсем измученный. Неудивительно, с ним рядом идет человек в красной ризе. Приглядевшись, я понимаю, что ничего хорошего ждать нам сейчас не стоит. Человек атлетичного телосложения с монашеской стрижкой есть ни кто иной, как брат Бенедикт, печально известный инквизитор.
– Есть ли в чем покаяться тебе, Адель, сколько на твоей душе грехов? Молчишь. Ничего, огонь очистит любую душу, даже твою.
– Я чист перед Элеосом и Императором.
– Чувствуешь отдаленный запах гари? Пятнадцать еретиков сегодня расстались с жизнью. Один перед смертью покаялся, это маленькая, но все же победа. Он горел так же, как и остальные, ведь грехи на том лишь свете отпускаются.
Магистр вздыхает. Ему все это невероятно надоело. Он, как и мы все, с радостью бы сейчас отправился в экспедицию. Жалко, что даже там к нам приставят инквизиторов. Магистр подходит к нам.
– Йота, держи, – он подает мне свиток, – постановление инквизиции о запрете на применение ряда заклинаний.
Пробегаю глазами по списку. Волосы встают дыбом. С каждым разом все больше и больше полезных заклинаний и ритуалов запрещаются. Так скоро и нас самих окончательно запретят.
– Белиайз, – обращается Адель к своему денщику, – извести об этом остальных магистров. Йота, тебя вызывают в инквизицию на допрос друзей Трувэя. Удачи. Меня же ждет разговор с Императором.
– Идем, – рявкает мне Бенедикт.
Снова идти в залы инквизиции. Удовольствие еще то, в этот раз я один, без товарищей. Страшновато. Но, думается мне, арестованным студентам сейчас еще страшнее. Спускаемся, Бенедикт открывает дверь и совершенно бесцеремонно подталкивает меня внутрь.
– Бишоп! К тебе колдун.
Захожу в зал и вижу инквизитора небольшого роста, который опирается на трость. Рядом с ним на трех стульях сидят: толстый мелкий парень, тощий высокий парень и девушка. Вот так сочетание.
– Здравствуйте, – обращаюсь я к инквизитору, детям сочувствующе киваю.
– Йота Омикрон, я так полагаю. Наконец-то мы с вами познакомились. Меня звать Рэндольф Бишоп. Извините брата Бенедикта, в своей истинной вере он иногда забывает о правилах хорошего тона.
Еще один порядочный инквизитор, удивительно. А насчет Бенедикта, знаем мы, насколько чиста его вера, и как он стал инквизитором. Задушил свою жену, застав её в постели с другим мужчиной, мужика задушил тоже, а потом ушел в монахи.
– Мы вас вот зачем позвали, – продолжал Рэндольф, указывая на подростков, – надо допросить их, а после решить еще один вопрос. Да, допрашивать мы умеем, но вы больше нашего ознакомлены с делом.
– Эх, – вздыхаю я, обращаюсь к подросткам, – вы знаете Джозефа Трувэя?
– Нет, – заявляет толстяк.
– Да, – возражает девушка.
Парень посередине молчит, выглядит он угрюмо. Я бы тоже был угрюмым, если бы меня схватила инквизиция.
– Как вас зовут хоть?
– Кайн.
– Конрад.
– Кейла, – проговорили они по очереди.
Господи Элеос! Допрос был долгий и бесполезный. Ничего они не знали. Подружились с Трувэем в первый учебный день. Погуляли и все.
– Что насчет наставника Азарии, Фениста? – спрашиваю после этого у Бишопа.
– Инквизиция приговорила его к сожжению.
– А еще что-нибудь инквизиция умеет, кроме как сжигать своих же людей? Как ловить студентов, так вы мастера, а когда в священном городе свободно разгуливают, – тут я осекся.
– Разгуливают кто?
– Враги. Вспомнить Трувэя, его вы упустили.
– Что досадно, но никто не уйдет от правосудия. И он тоже. Ладно, со студентами разобрались. Почти. Слуги, завяжите глаза этим двоим и увидите, – он указал на Каина и Кейлу.
– А с этим что не так? – спрашивают про Конрада. На парне лица нет, такое чувство, будто он собирается умереть на месте. Остальных уводят.
– Он был взят при весьма необычных обстоятельствах лично мной. Он снимает комнату в таверне, где подрабатывает уборщиком. И вот нам сообщают, что, когда он сидел за столом и разговаривал с неким мужчиной, случилось следующее: собеседник Конрада внезапно умер.
– Что в этом необычного? Смерть случается.
– Необычно то, что покойный был в совершенно нормальном состоянии, когда пришел в заведение. Однако, во время разговора лицо его резко перекосило, он потерял возможность говорить внятно и в итоге умер.
– И что это значит, думаете, подросток каким-то образом спровоцировал смерть?
– Да, и сейчас вы узнаете, каким именно. Скажи, Конрад, ведь это ты его убил?
– Нет, нет! Я не убивал его, я уже говорил вам, – умоляющим голосом твердил подросток.
– Врешь, вы все врете. Давай покажи нам себя!
– Я не убивал!
Нервы бедного студента, судя по всему, сдали. Он вскакивает и выкрикивает эти слова. Вместе с этим его глаза загораются фиолетовым пламенем, а голову его окружает такого же цвета сияющие ореол. Тоже происходит и с Бишопом.
– Не пытайся совладать со мной, Конрад Вайл. Ты вступил в ментальную дуэль, которую не сможешь выиграть. Скольких ты побеждал, одного, двух? Этого недостаточно, чтобы справиться со мной.
Рэндольф Бишоп одним движением мускула лица сбил студента с ног и прижал к полу. Из носа Конрада на пол побежал ручеек крови.
– Видели мы таких, многих видели. Псионник. Смешно, что ты даже не осознаешь этого. Заключил контакт разума с тем мужчиной, даже не заметив этого, и вызвал у него кровоизлияние в мозг. Я дам тебе шанс, слушай: не развивай этот дар, похорони его, закопай в глубине своего разума. Иначе все для тебя закончится очень плохо.
Ореолы погасли. Студент лежит и задыхается на полу.
– Ради чего вы устроили это представление? – спрашиваю я, – могли бы сказать сразу, что он псионник.
– В первую очередь, это предназначалось для него самого.
Псионник. Встречал я таких людей. Вернее такого. Dominus Aether Искателей истины, Слейтер, сам является псионником. И хотя он скрывает свой дар, я смог разоблачить его, когда случайно обнаружил его присутствие в своем разуме. Он получил тогда от меня оплеуху. Псионные способности редкость: один человек на тысячу имеет зачатки таких сил. К тому же, большая часть людей, кому достался дар контакта разумов, проживают всю жизнь, так и не узнав о нем. Судя по всему, на весь Солистеррас сейчас только три псионника: Слейтер, Бишоп и Конрад. Псионники – предел вынужденного зла, с которым мы можем мириться. С другой стороны, страшно осознавать, что рядом с тобой есть люди, способные залезть в твой разум, узнать самое сокровенное, что есть у человека.
– Ладно, а я вам зачем понадобился? – спрашиваю инквизитора после короткой паузы.
– Вы, мистер Омикрон, говорят, хороши в магических механизмах.
– Разбираюсь. Чем могу помочь?
– По закону, псионника, за исключением редкого случая, нужно умертвить скорейшим образом. Мне не совсем нравится идея губить людей с потенциалом, однако, нельзя допустить, чтобы они причиняли вред кому-то еще. Мы, инквизиторы, хоть и с трудом, но пришли к консенсусу. Необходим карательный механизм, что заблокирует его способности и не даст читать заклинания.
Карательная механика! Рэндольф Бишоп не только описал требования к механизму, но и предоставил мне инструменты с материалами. Сделать то, что требовалось, было просто, но это отнюдь мне не нравилось. Используя принцип духовно-магической индукции, я создаю ошейник, реагирующий на магию. Если носитель захочет войти в контакт разумов, ошейник вопьется ему в горло, сбивая концентрацию. Ну, а если жертва еще и прочитает заклинание, то её ждет быстрая и мучительная смерть. Мерзость.