Страница 3 из 16
«Уж лучше погибнуть в бою, в перестрелке, хотя это уже никого не спасёт».
В тот самый день, когда медсанбат гвардейской стрелковой дивизии выгрузился на безымянном полустанке, полустанок этот увидел столько железнодорожных эшелонов, сколько не видел, небось, прежде даже в самые горячие времена, хотя, судя по тому, что там была высокая платформа у пакгауза, он, вполне возможно, прежде использовался для разгрузки сельскохозяйственной техники, особенно в уборочную страду.
Едва ушёл железнодорожный состав, который доставил медсанбат и некоторые другие подразделения гвардейской дивизии, снова показался паровоз и зелёные вагоны с ярко выделяющимися на них красными крестами в белом круге, покатились вдоль платформы. Прибыл санитарный поезд.
В связи с тем, что часть полевых госпиталей эвакуировали, а часть свертывалось в связи с быстрым продвижением немцев, кто-то наверху, в военно-санитарном руководстве, принял решение доставлять раненых из медсанбатов прямо в санитарный поезд.
А к ближайшей узловой станции примерно в то же самое время прибыл очередной эшелон гвардейской танковой бригады, прибыл прямо из-под Москвы, с Западного фронта, где установилось некоторое затишье.
Командир танкового батальона майор Николай Алексеевич Теремрин, уже знакомый нам по романам «Сталин летом сорок первого» и «Сталин в битве за Москву», отличившийся не раз в ходе контрнаступления и наступления под Москвой, не дожидаясь полной остановки железнодорожного состава, поспешил в станционное здание, где временно размещался штаб танковой бригады, разгружающейся на этой станции.
– Товарищ полковник, – доложил он комбригу. – Разрешите начать разгрузку.
– Отставить! Получите карту с новым районом действий. Замначштаба, выдай карту. А ты, комбат, слушай боевую задачу…
Теремрин раскрыл карту и сразу нашёл по предварительно нанесённой в штабе бригады обстановке, линию соприкосновения наших и немецких войск, которую трудно было назвать линией фронта. Тактические знаки показывали наши опорные пункты или просто стихийные очаги сопротивления, к которым тянулись синие стрелы, обозначающие вражеские войска.
Где, на каком уровне произошёл сбой, сказать в те страдные дни лета сорок второго было сложно. Грандиозная афера, предпринятая Тимошенко и Хрущёвым, закончилась страшной трагедией, размеры которой пока ещё трудно было оценить. Но трагедия на главном направлении, где были окружены наши войска, бездумно брошенные вперёд, без должной разведки и оценки обстановки на фронте, вызвали неразбериху на многих направлениях. Вот и на участке фронте, где вводилась в бой гвардейская дивизия, переформированная из воздушно-десантного корпуса, ещё только налаживалось взаимодействие, а без взаимодействия успеха добиться трудно.
Почему командиру бригады, отправившему батальон Теремрина на полустанок, не сообщили, что ещё раньше туда ушёл санитарный поезд. И что на длинном перегоне нет ни одного разъезда, а на самом полустанке эшелонам никак не разойтись, потому что едва удалось восстановить только рельсовый путь вдоль пакгауза. Командир бригады ничего этого не знал, а батальон направлял по распоряжению вышестоящего командования. Он не скрывал, что обстановка не прояснена полностью. Но приказ есть приказ. И он откровенно заявил:
– Так вот комбат… Обстановка, пока мы следовали сюда, снова резко изменилась. Она вообще меняется чуть ли не каждый час, – прибавил он с ворчливым раздражением. – Поставлена задача выдвинуться на этот, – он указал топографическое обозначение, – полустанок, выгрузиться там и занять оборону. Держаться до подхода стрелковых подразделений.
Теремрин быстро сделал пометки на карте.
– Вопросы есть? – спросил командир бригады.
– Противник?
– Понял, академик, понял, – усмехнулся полковник, назвав Теремрин по прилипшему к нему прозвищу «академик», как к одному из немногих, а может быть среди командиров подразделений бригады единственному, окончившему перед войной Военную академию имени Фрунзе, – уяснение задачи, оценка обстановки, сведения о противнике… Это, брат, только на учениях бывает или в спокойной обстановке. Всё, что известно, тебе сказал. Рвётся противник к полустанку. Он ему нужен для тех же целей, что и нам. Не пускать! Понял!?
– Так точно, понял!
– Тогда вперёд! И радиостанцию держи на приёме. Что нового узнаю, сразу сообщу. Ну, с Богом!..
Теремрин подбежал к паровозу, крикнул машинисту:
– Полустанок знаешь, что впереди?
Тот высунулся почти по пояс в окно кабины, сказал:
– Бывал там. Ещё до войны комбайны, да трактора на уборочную туда таскал. Что, там разгружаться будешь?
– Там!
– Тогда поехали…
Паровоз запыхтел громче, клубы пара рванулись в разные стороны, колёсные пары скользнули по рельсам, проворачиваясь в холостую, но в следующую минуту эшелон качнулся и медленно поплыл вперёд.
Теремрин легко вскочил на подножку штабной теплушки, ничем не отличающихся остальных, в которых разместились танкисты батальона и красноармейцы приданных ему подразделений.
Если бы он знал, какой неприятный сюрприз таит полустанок…
Солнце нещадно палило, вокруг ещё был лес, но судя по карте, он должен был скоро оборваться и начаться степные места с редкими уже дубравами, рощицами, перелесками.
Состав набрал предельную для этой местности скорость, встречный ветерок ударил в лицо. Теремрин отошёл от приоткрытой двери теплушки и громко скомандовал:
– Командиров рот прошу к столу!
Небольшой, сбитый из досок стол, покрыла карта развёрнутая Теремриным. Ротные, которым он велел прибыть в штабную теплушку сразу после остановки состава, с интересом разглядывали обстановку. Начальник штаба батальона тут же выдал им карты, полученные на станции и ещё в штабе бригады. Они были сложены в гармошку с таким расчётом, что в рабочем варианте оказалась местность предстоящих действий. Каждый раскрыл свою на нужном листе.
Теремрин сообщил.
– Обстановка такова. Противник рвётся к этому безымянному полустанку. На каком удалении он и какими силами наступает, неизвестно. Наша задача занять оборону и удержать полустанок до подхода главных сил. Здесь удобное место разгрузки…
Затем обратился к командиру приданного батальону разведвзводу.
– Установить, где противник и какими силами наступает, твоя задача. Как прибудем, направишь мотоциклистов в этом направлении, – указал он тыльной стороной карандаша, – и в этом.
Затем он поставил задачи командирам танковых рот.
– А пехота будет? – спросил старший лейтенант Ярый.
– Гвардейская стрелковая дивизия введена в бой ещё накануне, но что-то там, – он сделал паузу. – Словом, не совсем ясно. Мы должны были идти на усиление дивизии, но, видимо, противник успел вклиниться в оборону. Словом…
– Словом, сорок первый, – резюмировал Ярый.
– Если не хуже, – вздохнул Теремрин. – Там, по крайней мере, прямое предательство Павлова было, а что здесь? – и сразу перевёл разговор на боевую задачу, чтобы не развивать тему.
Наверное, многие подумывали о том, что неспроста случился обвал Юго-Западного фронта, которым заправляли Тимошенко (командующий) с Хрущёвым, к которому как-то трудно применить название – начальник политуправления, член военного совета фронта. Впрочем, такие глубокие мысли вряд ли посещали командиров подразделений. Не до того было. Пока мчались в эшелоне от Москвы, толком вообще не знали, куда и с какой целью, хотя сводки Совинформбюро настораживали и вызывали острую тревогу. 18 мая оставлен город Барвенкого, 6 июля враг захватил правобережную часть Воронежа, 17 июля ворвался в Луганск, ну а сообщения о небольших населённых пунктах следовали одно за другим.
Стучали на стыках колеса, свежий ветер врывался в теплушку.
Комбат поглядывал на часы. Машинист назвал примерное время в пути, и резвый ход поезда говорил о том, что оно будет выдержано. Оставалось минут пятнадцать-двадцать, когда заскрипели тормозные колодки и скорость движения стала быстро замедляться. А вскоре состав и вовсе остановился на пока ещё лесном участке пути.