Страница 10 из 15
Безумие. Этого не может быть. После смерти жизнь заканчивается. И человек жив только до тех пор, пока кто-то о нем помнит. Она обещала написать книгу. Это все, что она может сделать для него сейчас. Пусть лицо распухло и покраснело от слез, пусть в голове ее пьяный туман – она выпила полбутылки водки на своей кухне после похорон, не стоит откладывать. Прямо сейчас. Лучше писать о нем, как о живом, чем плакать о нем о мертвом.
Мы одурманены литературой и кинематографом. Нам кажется, что судьбоносные встречи должны быть декорированы ореолом особенности. Выдумки авторов мы путаем с вероятной реальностью. Нам кажется, что любовь всей нашей жизни должна приплыть к нам под алыми парусами, встретиться средь шумного бала, по крайней мере, или сидеть на соседнем кресле в самолете, несущем нас в облаках в чужую прекрасную страну. А в жизни все бывает не так.
Мы, как школьники с занятий сбежали с пресс-конференции. Мы шли по улице, перепрыгивали лужи и дрожали от холода и ветра – слишком холодное – это тепло первых дней весны. А потом он просто сказал:
– Пойдем, кофе выпьем. Можно ведь на «ты»?
Разве можно было предугадать, что это неожиданное легкомыслие, эта детская шалость взрослых людей и проявление непрофессионализма как раз и есть перст судьбы? Разве можно было представить, что этот юный красивый мальчик, который шел тогда рядом со мной, так надолго засядет в моем сердце? О чем я тогда думала? Мне было приятно идти по улице с таким красавцем. Меня забавлял он сам и это миленькое приключение, в которое он меня втянул. Еще я очень надеялась, что с приходом весны, что-то изменится в моей унылой жизни, что она наполнится событиями.
Еще я думала, что скоро весь этот грязный снег растает, и можно будет ходить в ярких босоножках и цокать по сухому асфальту каблуками. И носить веселые коротенькие платьица и чувствовать себя юной и прекрасной. Еще я думала, что мне нужно бежать в редакцию, а не шляться без дела по улице. Что мне нужно сдать материал уже сегодня. Что редактор будет мною недоволен. Еще я думала, что, возможно, этой весной я влюблюсь. Мне бы очень этого хотелось. Это ведь возможно, что мое замороженное долгой зимой и былыми неудачами в любви, сердце, наконец, оттает. Да, я хотела влюбиться, но не могла догадаться, что влюбиться мне суждено в парня, что шел сейчас рядом и рассказывал мне о фильме, который смотрел вчера. Он предложил выпить кофе, а я снова подумала о своем редакторе. Представила ее недовольную физиономию и… согласилась. Что за безрассудство!
– Кофе? А почему бы и нет.
Мы забежали в ближайшее кафе. Как же здесь тепло! Мы уселись за столик друг против друга. Заказали кофе и пирожные. Вот тут-то я и рассмотрела его хорошенько: наивное лицо, большие зеленые глаза, длинные густые ресницы. Как у девочки. Точнее, не все девочки могут похвастаться такими ресницами. Я вот – не могу. А губы такие пухлые! Хочется их поцеловать. Гоню от себя эти распутные мысли. Я вижу его в первый раз в жизни. И может быть в последний. Но не могу отвести взгляд от этих губ. А он спрашивает:
– Тебе нравится журналистика?
Пожимаю плечами:
– Нравится. Я люблю писать. Мне нравится общаться с людьми. И я любопытная. – Улыбаюсь.
– Ты думаешь в этом твое призвание? – Он смотрит мне прямо в глаза. Слишком личные вопросы для людей, которые видят друг друга впервые. Мне не хочется отвечать. Я как раз начала сомневаться в том, что правильно выбрала профессию – мне наскучило писать о бессмысленных пресс-конференциях, открытиях выставок, концертах, людях, которых называют звездами. Почему-то это все перестало мне быть интересным. Но я еще не дошла до распутья дорог и продолжала двигаться по колее, в которую встала несколько лет назад.
– Ты что, заснула? – Голос собеседника вернул меня к реальности. – Журналистика – это твое призвание?
– Не знаю.
– А я вот точно знаю, что журналистика – это не мое. Скучно это – писать о ком-то. Мне хочется, чтобы писали обо мне.
– Думаешь, ты кому-то интересен, кроме тебя самого и твоих близких? – скептически усмехаюсь.
– Вот в этом-то и вся штука, я хочу стать тем, кто будет интересен тысячам, миллионам людей! – Его зеленые глаза заблестели еще сильнее.
– Ты хорошо поешь или ты отличный актер?
– Не… Петь не умею вообще: ни слуха, ни голоса. Да и актера, наверное, из меня не получится. Но ведь славы добиваются не только актеры, певцы и музыканты.
– Сколько тебе лет? – спрашиваю и думаю, какой смешной мальчик.
– Двадцать два. В этом году университет заканчиваю. А как думаешь, телеведущий из меня получится? На телевидение только по блату можно попасть, да?
Он смотрит на меня, как на человека более опытного и взрослого, чем он сам. А я старше то его всего на четыре года. Чувствую себя старухой.
– Несколько моих знакомых просто пришли на телевидение и их взяли. – Отвечаю сухо.
– Просто так?
– Просто так.
– Тогда нужно и мне пойти, – произносит он задумчиво. – Не интересно в этой газетенке-то работать. Заметочки эти. Чушь. – Оживляется. – Слушай, ты говоришь, у тебя знакомые есть на телевидении, может, ты поговоришь с ними обо мне? Чтобы я пришел не с улицы, а по рекомендации.
– Как я могу тебя порекомендовать, я же тебя совсем не знаю. Не знаю, на что ты способен, даже заметочек твоих не читала.
– А давай сегодня вечером встретимся, я принесу тебе свои статьи, и ты почитаешь. – Он задумывается на секунду. – Хотя нет, не сегодня. Сегодня я занят, давай завтра.
Я представила свой очередной одинокий вечер перед телевизором или под пледом с книжкой и решила, что лучше уж сидеть где-нибудь в кафе с этим наглым, но очень привлекательным мальчишкой. Пусть даже придется читать его писанину. Мне почему-то казалось, что ничего путного этот человек написать не мог. – Хорошо, давай встретимся завтра. – Соглашаюсь я.
– Вот здорово! – обрадовался он. В его взгляде, обращенном на меня, вдруг что-то изменилось. До этого мгновения он смотрел на меня просто как на коллегу, а сейчас он, кажется, разглядел во мне женщину. – А ты красивая, – произносит он тихо. – Только сейчас заметил.
– Ремарочку «только сейчас заметил» больше никогда не употребляй в общении с женщинами. – Говорю я надменно. – Но спасибо за этот неоднозначный комплимент. – Улыбаюсь. Он краснеет.
– Хорошо, больше так не буду. Ты очень красивая, я заметил это сразу, еще на той дурацкой пресс-конференции. Поэтому с тобой и заговорил.
– Так-то лучше. – Усмехаюсь.
Официантка принесла нам счет. Он взял его посмотрел и произнес с невинной улыбкой:
– С тебя сто пятьдесят рублей.
И вот я снова не красивая женщина, а всего лишь бесполая коллега. Сглотнула свое разочарование. И в самом деле, почему он должен за меня платить? Мы ведь едва знакомы, и он не демонстрировал своих намерений приударить за мной.
– До завтра! – бодро крикнул он мне на прощание, и мы разошлись по своим редакциям. Весь остаток дня я беспричинно улыбалась. Желания сбываются! Сбываются! Захотела влюбиться, и на тебе – влюбилась! И надо же – завтра я снова его увижу! Весна! Счастье!
Царствие небесное. Сектор досудебного ожидания.
Они вышли из лифта на пляже возле Алешиного дома. Над океаном горел закат.
– Вы хотите побыть один или нам лучше остаться? – спросил Борис.
– Останьтесь, – ответил Алеша.
Мысль о том, что сейчас ему придется остаться одному, показалось невыносимой. С другой стороны, так о многом нужно подумать. У него перед глазами стоит видение: Алина сидит в снегу возле заброшенной могилы, смотрит ему прямо в глаза и говорит о своей любви к нему. Потом, как в каком-нибудь слайд-шоу, картинка меняется, и вот Алеша уже видит то себя, лежащего в гробу, то мать, проходящую прямо сквозь его новое тело. Безумие! Как избавиться от этих картин? Он смотрит на океан. Он видит алое небо, видит, как оранжевое солнце тонет в багряной воде. Величественное зрелище. Прочь земные призраки прошлой жизни! Сейчас он здесь, в месте, похожем на рай. Алеша медленно идет к дому. Любочка и Борис бредут за ним. Они поднимаются на террасу, устало садятся в кресла.