Трудное счастье мое

****

Бесстужева удалось выставить из квартиры только через час. И эти бесконечные шестьдесят минут вытянули из меня все нервы и силы. Слишком странным для меня было его присутствие на моей кухне и в детской среди игрушек и яркой мебели, и я никак не могла успокоиться пока будоражащий меня мужчина бродил рядом.

В его присутствие внутри что-то дрожало и вибрировало, заставляло смотреть на Артема и тут же отводить взгляд, и, спустя какое-то время, я готова была разрыдаться от эмоций, разрывающих на части гудящую голову. Одно хорошо — сексуальные мысли больше не тревожили, хотя и непонятная щемящая тяга переносилась не намного легче, но, в итоге, я списала ее на нестабильное состояние из-за болезни сына.

Я всегда тяжело переживала недомогания детей и, по словам Паши, тревожилась сильнее, чем нужно — каждые несколько минут бегала проверять им температуру, сходила с ума в ожидании врача и не могла спокойно спать, пока они болели.

Сейчас же к моему привычному мандражу примешалось странное желание близости с Артёмом. Не пошлой, Боже упаси, а обычной, теплой человеческой. Выражалось оно в острой потребности прижаться, спрятаться в объятиях или хотя бы просто дотронуться, почувствовать подушечками пальцев живую плоть. И этому я тоже нашла объяснение — Бесстужев сейчас олицетворял собой даже не островок, а целый материк спокойствия и непоколебимой уверенности, и моей мятущейся душе страшно хотелось подпитаться от него силой.

И он словно почувствовал эту мою потребность. Перед тем, как отправиться в аптеку со списком лекарств, выданных пришедшим врачом, Артем неожиданно обнял меня, прижал к себе, а я с безмолвным стоном уронила голову ему на грудь, совсем как Андрюшка час назад и позволила его ладоням вскользь пройтись по напряжённым плечам, безвольно опущенным рукам и скованной страхом спине.

— Лен, не переживай… Все будет хорошо, правда. — Он тепло и щекотно выдохнул мне в макушку, а я опять подумала о том, что не знаю точно о чем он говорит.

Зато я поняла другое и это самое другое меня здорово встряхнуло — у меня есть муж, моя половина, которой я клялась и обещала долго и счастливо, и вместе по жизни, и в один день, и много чего ещё. И где сейчас мои обещания? Где я сама? В объятиях другого, вот где. И, что самое гадкое, мне здесь нравится.

Артем, словно прочитал мои невесёлые мысли — отстранился и осторожно придержал за плечи.

— Я быстро, — пообещал он, и оказался прав, — через двадцать минут я уже поила Андрея назначенными лекарствами и занималась любимым делом последних нескольких дней — пыталась избавиться от мыслей о Бесстужеве.

Паша пришел ближе к полуночи, совершенно измотанный и мало что соображающий от усталости.

За лёгким ужином я быстро рассказала про визит врача и его подозрениях насчет летней простуды.

— Может, просквозило? — гадала я. — Или сок холодный хлебнул? Хотя горло нормальное, врач посмотрел. Температуру сбили, но может опять подняться, нужно ночью следить. Я, наверное, лягу с ним в гостиной.

— Давай, — У Паши закрывались глаза, и я решила его больше не мучить разговорами.

Ночь прошла спокойно, но к обеду следующего дня температура у Андрея опять поползла вверх, побивая один за другим страшные рекорды — 37,5 — 38,5 — 39,5, и ещё выше, почти до сорока.

Вызванный из поликлиники врач подтвердил вчерашние назначения частного педиатра, а на мои стенания насчёт температуры ответил: "Вирус такой ходит, ничего особенного".

Весь день я с переменным успехом сбивала показания ртутного градусника до более приемлемых значений, но к вечеру мне стало по настоящему страшно — серебряный столбик жидкого металла упорно полз к отметке сорок и несколько раз ее преодолевал.

Андрей почти все время спал, а я мучилась от переживаний и крутила в голове слова Павла о том, что я слишком тревожная мать.

Паша опять задержался, на сообщения в мессенджере не отвечал и даже не читал их, поэтому я решилась на крайнюю меру — звонок.

— Алло. Что, Лен? Я немного занят, домой собираемся. Столько дел! А ночью самолёт.

— Паш, у Андрея температура не сбивается.

— Врач был? — Паша зашуршал бумагами и ответил кому-то в сторону: — Промальп в другой папке, вон с краю зелёная стоит. Ага, эта.

— Да был, — я начала рассказывать Паше про врача и сына, но его постоянно отвлекали, и он слушал и говорил со мной урывками.

— Так что врач сказал? Вирус обычный? Нужно просто подождать пока организм переборет его. Вань, кинь договор с Химмонтажем! Алло, Лен, слышишь? Температура — это хорошо же, организм борется. Вань, приложение ещё. Ага, спасибо. Лен, ты тут?

— Тут я, — разговаривать в такой обстановке было совершенно невозможно, к тому же, Андрей завозился и захныкал, поэтому я попросила Пашу поторопиться и отключилась.

Паша появился дома только через два часа, заглянул к сыну, спящему после дозы жаропонижающего, и достал дорожную сумку с верхней полки гардеробного шкафа.

— Лен, спортивные штаны не видела? В гостинице переоденусь.

Я молча подала ему аккуратно сложенный комплект одежды и присела на краешек дивана в коридоре, наблюдая за сборами. Паша выглядел сосредоточенным и воодушевленным, и я правда не собиралась портить ему настроение и отвлекать от набивания сумки трусами и носками, но я должна была сказать то, что меня сильно беспокоило.

— Ты не можешь отказаться от командировки?

Паша замер с походной косметичкой для "мыльно-рыльных" в руках. Воодушевление на его лице сменилось растерянностью и почти злой досадой.

— Отказаться? Нет, конечно. Как ты себе это представляешь, Лен? Билеты на самолёт куплены, гостиница забронирована, пропуск на завод выписан на мое имя.

Я опустила голову и внутренне сжалась от неприятного предчувствия и страха остаться один на один с температурящим сыном.

— Лен… Ленка… Ну, солнце, ты чего, а? Ты из-за Андрюхи, да? — Паша сел рядом, обнял меня за плечи, но вместо желанного облегчения я почувствовала раздражение к собственному мужу. Хорошо ему, уедет сейчас и вернётся через неделю, когда болезнь отступит, а что делать мне?

— Ну прекрати, Лен! Первый раз что-ли болеет? Сколько ты в больнице с ним и Маринкой лежала, помнишь? Ничего, всех вылечили… И сейчас выздоровеет, все хорошо будет.

Паша говорил горячо, сжимал плечо пальцами и размахивал свободной рукой, но убеждал он скорее себя, я же чувствовала рядом с ним пустоту в груди и горькое отчаяние вместо желанного спокойствия и утешения. Мне не нужны сейчас его убеждения и воспоминания о прошлых болезнях. Я хочу почувствовать то, что давал мне несколько часов назад другой человек.

Глава 9

Звонок Натальи поднял меня ближе к обеду и, честно сказать, я ему не обрадовалась.

За всю ночь я не сомкнула глаз, наблюдая за Андрейкой, и только под утро, когда температуру удалось побороть, прилегла рядом с ним отдохнуть.

— Ты чего такая сонная? Я тебя разбудила? Как Андрюха?

— Да непонятно пока, но, вроде, получше. Спит ещё.

— Ясно… - протянула Наталья и сама зевнула. — А я хотела на кофе тебя позвать, у меня булочки теплые.

— Нет, Наташ, куда мне? — Не прерывая разговора, я побрызгала себе на лицо водой, вытерлась и взяла расчёску.

— Ну да, ну да, — вздохнула Наталья в трубке и сменила тон на оживленный. — Своему звонила?

— Зачем? — после умывания пришел черед кофе. Не то, чтобы я его сильно люблю, я больше по чаю, но вот в такие дни, как этот, черный американо мой самый лучший друг.

— Как зачем? — опешила от моего вопроса Наташа. — Проконтролировать нужно. Я своему уже три раза позвонила — вчера перед отлётом и сегодня дважды.

— И как, проконтролировала? — я отпила из чашки и вышла на балкон. Красота какая! Утром прошел дождь, но сейчас тучи разметало и остались только редкие кучевые облака. Они пышными шапками гуляли по небу и яростно кричали — лето! Сейчас лето! Шумное, яркое, сочное. С воробьиными драками, с купающимися в лужах голубями, с грозами и гитарными переборами возле подъездов.