Уэлихолн

В стене за вазой обнаружилась небольшая кованая решетка: то ли воздуховод, то ли остаток древней печи. Он не помнил, была ли эта решетка тут раньше… Виктор схватил ручку и, торопливо макнув перо в чернильницу, записал новые слова.

— Кладах муир, — пробубнил он себе под нос, выводя буквы в тетради.

— Муир — сыто и голодно в одно и то же время, — сообщил голос, чем доказал теорию Виктора. Обе теории: незнакомец реагировал, но продолжал говорить сам с собой, и его шепот звучал из-за решетки. — Оно пожирает и выплевывает. Кейлех заманила Иарран Ри, предложив фион и фоскадх. Фоскадх. Фоскадх. Здесь нет фоскадх. Здесь лишь мбраих-денаис. Унижение и позор для Иарран Ри.

Виктор записал незнакомые слова, и вдруг его посетила мысль: «Постой-ка! Неужели это только что прозвучало твое имя?»

— Эй! — позвал он, приблизив губы прямо к решетке. — Вы там? Вы слышите меня? Иарран Ри?

— Иарран Ри попался, как глупый кролик, в силки шиннах. Кейлех поймала Иарран Ри.

Виктор понял: решетка и воздуховод за ней ведут в соседнюю комнату.

— Погодите, я сейчас!

Он шагнул к двери, застыл на секунду у порога (не произнесет ли голос что-нибудь еще?), после чего поспешно вышел в коридор. С его комнатой соседствовала гостевая спальня.

«Эх, — с грустью подумал Виктор. — Вот и вся тайна… За стенкой просто остановился кто-то из гостей, приехавших к празднику…»

И тем не менее нельзя же просто развернуться и уйти — нужно хотя бы сказать этому гостю, что его голос слышен в соседней комнате, а заодно… может, удастся узнать, о чем он там шепчет? И что за «кейлех»?

Виктор закусил губу и постучал в дверь. Никакого ответа. Виктор постучал снова. Все то же.

«Что делать? Вряд ли жилец гостевой комнаты обрадуется, если к нему кто-то неожиданно ввалится…»

Неожиданно Виктору вспомнились слова его шефа, господина редактора: «Настырность, настырность и еще раз настырность, Кэндл! Если ты будешь топтаться за дверью, то никогда не узнаешь ничего важного. Учись игнорировать чью-то там приватность, а еще — уклоняться от летящих в тебя башмаков…»

Виктор повернул ручку и приоткрыл дверь.

Комната встретила его пустотой и тишиной. Стоявшая там мебель пряталась под серыми чехлами, а кровать выставляла на обозрение голую полосатую перину, отбивая любое желание прилечь. Картины и зеркала на стенах были завешены, в углу угрюмо примостились скатанные в рулоны ковры. Заклеенное старыми газетами окно почти не пропускало света, но и так было видно, что в комнате все покрыто пылью, а квартируют в ней лишь дохлые мухи…

Но как же голос? Как же человек, шептавший из-за стены? Он должен быть здесь! Больше ему просто негде быть! Не живет же он в стене, в самом деле!

Виктор с разочарованием и мыслью «А на что ты надеялся? На приятную беседу?» закрыл дверь и уже собрался было вернуться к себе, когда из гостевой комнаты раздалось тоскливое:

— У Иарран Ри не было шансов. Даир не прорастет, пока его корни точит жаба. Пока из его ветвей кейлех вырезает метловище. Но в ночь, когда крона сплетется, Иарран Ри сбежит.

Виктор распахнул дверь. Все было по-прежнему. Никого.

— Что за шутки? Иарран Ри?

Комната не ответила.

— Иарран Ри? Где вы?

Голос смолк окончательно, и сколько Виктор ни пытался его спровоцировать на хоть какой-то ответ, так ничего и не добился.

Немного постояв на пороге, он вернулся в собственную комнату. Закрыв дверь спальни, Виктор сел на краешек кровати и принялся писать. Репортерская привычка все записывать не оставляла Виктора Кэндла и в родном доме. С чернильной ручкой в руке ему всегда думалось как-то легче, лихорадочные и сумбурные мысли замедляли свой бег и упорядочивались, а любые странности, оказываясь на бумаге, вроде как становились почти-почти понятными. Он надеялся, что и сейчас хоть что-то да прояснится.

Виктор записывал все, что услышал, время от времени замирая и бросая любопытные взгляды на решетку над комодом. Тайна непонятного шепота затянула его с головой. На какое-то время он и думать забыл о том, где находится и что его сюда привело…

Поскрипывало перо ручки, на каминной полке вновь тикали часы. А за окном ветер носил по улочке опавшие листья. На своем скрипучем велосипеде с корзинкой, полной позвякивающих бутылок, проехал старый молочник. Он покосился на затянутый плющом дом и поморщился. По другой стороне улицы прошел долговязый почтальон с сумкой на ремне. Он засунул в почтовый ящик Барнсов письмо, после чего достал из кармана шинели носовой платок и шумно высморкался. Глянул в платок — а там угольная пыль.

— Ну вот, опять… — раздраженно пробормотал почтальон и направился дальше.

Сонная улочка снова опустела, немного посопела дымом из каминной трубы дома Кэндлов и перевернулась на другой бок досыпать.

Меж старых сморщенных вязов разгуливал ветер. В парке было холодно и сыро, но Томми Кэндл этого не замечал. Он прятался за деревом и во все глаза глядел на возню у главного входа школы имени Губерта Мола. Последние ученики забирались в чрево ржавого желтого автобуса.

Когда внутрь, едва не застряв в дверях, протиснулся Тролль Бэрри, раздался знакомый хриплый голос:

— Все на месте?

Ему что-то ответили, и обладатель голоса рявкнул:

— Трогай, Уирджил!

Отвечал за посадку учеников и порядок в салоне школьного автобуса, естественно, мистер Грокх, отчего поездка редко когда бывала приятной.

Обычно Томми и Чарли устраивались на заднем сиденье, где всю дорогу строили планы и придумывали себе новые приключения, но сегодня у них были дела поважнее. Так что у юного Томаса Кэндла даже на миг не закралось мысли возвращаться домой в обществе двух дюжин надоевших ему еще за время занятий мальчишек и девчонок, а также злобного старика, который обычно так задымляет салон автобуса своей трубкой, что хочется кашлять, чихать и плакать.

Увидев, как желтая громадина, скрежеща и скрипя колесами, отходит от здания школы, Томми с облегчением вздохнул и улыбнулся. Ему все же удалось ускользнуть — старый хмырь его не заметил…

Томми немного выждал, пока автобус отъедет на достаточное расстояние, а затем выбрался из-за дерева и побрел вглубь парка. Не останавливаясь, он пнул ворох опавших листьев. Листья, желтые, красные и огненно-рыжие, разлетелись в стороны, вспорхнув причудливыми осенними птицами, пару мгновений покружились в воздухе, а после опали обратно на землю. Мисс Мэри как-то говорила, что эти листья…

Томми вздрогнул. Крепче сжав в руке книгу в пурпурном переплете, он обернулся. Сквозь путаные черные кроны вдали можно было разглядеть школьные башенки. В окнах кабинета истории свет не горел.

То, что там произошло, было очень странно. Мисс Мэри вообще сегодня была очень странной… Сперва она посреди урока накинулась на учеников, чего за ней никогда не водилось, — она же не мисс Саметри, в самом деле. Потом рассказала эту жуткую историю о Джеке-Фонаре. А затем… предупредила его о Человеке в зеленом.

Кого она имела в виду? Дьявола из своей истории? Вероятно. Но что она подразумевала, сообщив Томми, что ему угрожает опасность? А может, она просто решила напугать его в духе праздника?

Томми не мог понять этих взрослых. Ни мисс Мэри, ни Дьявола. Что Дьяволу может от него понадобиться? Мама говорила, что Дьяволу нет никакого дела до детей — что он слишком занят, забавляясь с умами грешников и церковных фанатиков.

История о Человеке в зеленом и без того была жуткой, но то, что он, видите ли, уже в городе, и вовсе пугало до дрожи. Вот и сейчас, стоило Томми вспомнить об этом, как ему тут же стало не по себе. Он вдруг отчетливо представил, как высокий незнакомец, от которого веет смертью, бродит по улочкам Уэлихолна, стучит в двери домов и спрашивает: «Вы не видели Томаса Кэндла? Он должен мне жизнь». Человек в зеленом все выпытывает у них, где можно найти Томми, подходит к прохожим и каждому задает свой вопрос. Кто-то точно скажет ему, где Томми живет или учится. Человек в зеленом вот-вот найдет его и… а может, он его уже нашел? Может, он где-то рядом?! Может, даже здесь, в этом парке?!