Миллионер для фотографа

Однако о планах можно забыть. Вместе с пьяными переписками Жан находит в телефоне с десяток пропущенных, и поэтому дом встречает его не блаженной тишиной и покоем, а бабушкой Ачик, сидящей на чемодане у входной двери.

– Джано, ты что, забыл про свою любимую бабушку? – тут же цокает та золотым зубом, заметив, как он бледнеет – как тут не бледнеть, если он действительно забыл?

Вообще-то, Джан и Джано – разные имена, Джано так вообще грузинское, но бабушка Ачик называла его так всегда, с самого раннего детства, аргументируя тем, что он похож на ее первого мужа, которого так и звали по паспорту. Со временем многие родственники так и привыкли его называть, и сам Жан привык, только вот к самой бабушке Ачик привыкнуть было невозможно – ее появление всегда сопровождалось шумом, перестановками, наведением порядка и прочими бытовыми перемещениями. Конечно, тетка Жана попросила его приютить бабушку, когда они виделись на майских, и Жан согласился, потому что это было нескоро, да и вообще все очень призрачно, может, и не потребуется ехать ни на какие обследования, и Жан забыл. А бабушка Ачик не забыла.

– Ну что ты, бабуль, – улыбается Жан, обнимая ее и на ходу смиряясь с тем, что поспать не получится. – Ты как добралась? Долго ждешь?

– Да вот час сижу, уже и с соседями твоими успела пообщаться, капремонт тут у вас, говорят, скоро, лампочку из подъезда украли, клумбу переехали на мотоцикле, – пока Жан тормозит и не знает, куда пристроить ее чемодан в квартире, бабушка сама перетаскивает с лестничной площадки все свои корзинки и узелки, как муравей. – Тут вот колбаса домашняя, соленья, варенье из алычи, хрен с томатом – ты с детства хрен любишь, не оторвать тебя было, тут черемша в банке, надо переложить… Я к тебе на недельку, а поможет на месяцок, мне ж обследование надо проводить, суставы болят, еле вот с вокзала дошла с этими баулами…

Стыдно теперь еще и за то, что забыл встретить бабушку, и Жан прикрывает глаза, чувствуя, как начинает болеть голова. Похоже, в этот раз эта Мэри Поппинс ереванского разлива принесла с собой не только колбасу и хрен, от которого его с детства не оторвать, но и ветер перемен.

Глава 3. Монополия

Рассчитывая на этот спокойный, почти ленивый выходной, полный секса и, возможно, даже вечерней поездки в город, Руслан все же никак не рассчитывал, что подцепленный им на свадьбе черноглазый волоокий фотограф-молодняк так быстро убежит. Обычно – а в Руслановы тридцать пять «обычно», само собой, претерпело некоторые изменения значения – его новые знакомые по утру никуда не торопятся. Некоторых, бывает, даже приходится спроваживать под выдуманным предлогом, когда совместный досуг оказывается зациклен на обсуждении последних сплетен, фильмов, шмоток и того, что Руслану совсем не интересно. Ему хочется другого. А чего именно – он пока сам толком понять не может. Вроде все у него есть и даже больше, но чего-то точно не хватает.

А этот мальчик другой. Не соблазнился ни на голый торс, ни на ароматный итальянский «Музетти», сделав всего два глотка с таким лицом, будто варить вкусный кофе – совсем не суперспособность и гордиться тут нечем. А Руслан смотрел, не мигая, на его смущенное лицо и вспоминал, как ночью эти же губы требовали от него всего, что только возможно. «Смотри, как сильно я хочу тебя», – шептал кудряш, прогибаясь в пояснице, придавливая пальцами свой член так, чтобы капелька с него падала на простыни точно под прямым углом. Руслан думал, что снова нарвался на привычные грабли, уж слишком вольно вел себя его новый знакомый. Но поменял мнение, как только коснулся его там – внутри было тесно, а кудряш стонал слишком честно для профессиональной бляди. Хотя сейчас Руслан все еще рассчитывает, что после кофе прямо на барном столе их с этим мальчиком ждет быстрый и такой же бодрый секс – желательно перекинутым через каменную столешницу, так, чтобы его попа задралась повыше. Даже фантазирует, как тот выходит в одном полотенце и смущается, когда это полотенце срывают ко всем чертям, но мальчик почему-то прокрадывается по коридору, упакованный в свои вчерашние рубашки-брюки с ног до головы, и сваливает в неизвестном направлении. Еще и имя называет чужое. Руслану сначала казалось, что это элемент какой-то игры, но нет: видимо, этот барашек черноволосый действительно не хочет продолжать общение. Неужели боится потери анонимности? Ведь это, пожалуй, единственная причина, которой все они так боятся. Ночью они с этим выдумщиком «Геннадием» шутили про фотографа, который «снимает» мужчин, и тот действительно пару раз сфотографировал Руслана без рубашки на свой смартфон. Он был не против, ему это даже понравилось. Конечно, за полноценный компромат такое не сойдет – слишком темно, чтобы понять, что именно Руслан в кадре, но это должно было хоть немного расположить к себе любого пугливого зайца. Повысить уровень взаимного доверия, так сказать, не пошлыми членофотками, присланными анонимно, а именно лицом, запечатленным в режиме реального времени. А уж в остальном Руслан в себе и своем гостеприимстве и так уверен на сто процентов. Причин, связанных с ним, быть не может – исключено. Да, он слегка растерял хватку за последние годы, что занимает должность исполнительного, стал менее легким на тусовочный подъем, реже интересуется тем, что происходит вне компании. Личной жизнью в постоянных командировках и деловых встречах особо не побалуешь, поэтому такие вольные выходные – редкость. И, чтобы окончательно не терять этот день, Руслан по привычке едет туда же, куда и всегда уже второй десяток лет подряд: этот дом – всегда первое место, приходящее на ум, если хочется потратить время не на себя.

– Чего ж так не везет-то, – вздыхает он чуть позже, задумчиво перебирая игральные кубики.

– Так ты ничего не выкупаешь! – поясняет Федя.

– Не выкупаю, – в ответ Руслан качает головой.

Он только что отдал Феде двести монополий за то, что снова оказался на участке с железной дорогой, которую Федя, согласно своей особой выработанной тактике, всегда приобретает первой. Затем, в свой следующий ход, когда на кубиках выпадает другая сумма, Руслан автоматически хватает фигурку, чтобы продвинуть ее по полю на нужное число клеточек, но Федя его останавливает:

– Эй, ты чего! Моя утка! Твоя – собака.

Руслан смотрит на маленькую металлическую собаку, будто видя ее впервые.

– Я разве собаку выбирал? Или ты меня надурить пытаешься?

Федя снисходительно вздыхает, поясняя:

– Ты в прошлый ход мне отдал двести за дорогу. Ты еще стоишь на ней. А на Кутузовский проспект я только что пришел!

– Точно. Какой ты у нас умный, Федька, – улыбается Руслан, борясь с желанием потеребить его по мягким волосам на макушке. Пока еще не успевшим потемнеть так же, как и у всей четы Фирсовых. Но надо держаться – Федя таких поползновений в сторону своей прически не терпит. И, конечно, зря Руслан его…

– Я сколько раз повторять буду, – железным тоном начинает тот, собирая свои карточки на столе в ровные ряды. – Я. Не. Федька! Ты как мама! Федька – это в деревне гусь. А я Фёдор. Жаннета Ивановна говорит, что по-французски Фёдор – это как feu d'or, золотой огонь!

– Конечно, извини. Фё-дóр, – тянет Руслан, улыбаясь и делая ударение на последний слог.