(Не)уязвимый

Так что военная служба казалась предпочтительней – помимо внешней эстетики и, можно сказать, романтики дальних миров, привлекала потенциальная возможность проявить свои способности. К тому же Рид в глубине души жаждал ощутить настоящую опасность – рисковать в обыденной жизни не имело смысла, слишком неразумно. Или вообще неадекватно.

Сложный характер не мешал, учёба давалась Риду легко – физические данные и высокий интеллект вкупе с инстинктивным пониманием, когда преподавателям лучше не досаждать, позволили окончить академию с отличием.

А вот при распределении на службу его ждало жестокое разочарование. К сожалению, начальники военных баз не рвались брать к себе фактически представителя другой расы – ксенофобия в человеческих умах жила на уровне рефлексов, и абсолютно стандартная внешность, сверкавший высокими баллами аттестат и безупречные рекомендации Рида никого переубедить не могли. Обязательных квот для ксеносов, как в случае с обучением, на военных базах не существовало.

Рид даже начал подумывать пойти в наёмники, пусть и прекрасно понимал, чем это чревато. Родители тоже пытались помочь – подыскивали варианты на гражданке. Но после бесконечной череды отказов удача наконец повернулась к Риду лицом.

Очевидно, полковник Юргенс тогда испытывал небывалый кадровый голод – взял Рида на «Сигму» при условии, что новичок не будет распространяться о своём сомнительном происхождении. И так атмосфера не очень, ещё ксеноса для полной гармонии не хватало. Но толпы желающих служить на станции не наблюдалось, тем более кандидатов с такими характеристиками.

В итоге недальновидная затея полковника вышла боком, и секрет Рида продержался нераскрытым всего три месяца – до первой серьёзной заварухи, когда понадобились и чутьё, и скорость, и даже когти. Однако после сильного шока никакого негатива у сослуживцев сей факт не вызвал, а двадцатидвухлетний вионец сначала стал центром внимания – экзотика! – а вскоре превратился во всеобщего любимца.

По праву – собственная жизнь всегда дороже: плечом к плечу с Ридом шанс сохранить её повышался. Рид чувствовал тот самый момент, когда лучше сматывать удочки. Или наоборот, вёл за собой экипаж не только к победе над кучкой пиратов, но и к наградам – Юргенс не скупился на поощрения, чтобы хоть как-то поднять боевой дух. В непростых условиях не до предрассудков.

Связанные с иной расой заморочки никого не смущали и довольно быстро перестали привлекать внимание – в близкие друзья после односложных ответов не набивались, в любовники тем более. Привыкший к уединению – а в военной академии у него была своя комната как у ксеноса – Рид по первости не ощущал особого комфорта от жизни в казарме, но ему позволили занавесить кровать покрывалами и не пытались без весомых на то причин за них заглядывать.

Согласно положению гильдии Рид получал повышенное жалование и насыщенную витаминами еду, что не становилось причиной зависти – поди разбери, какой рацион вионцу положен, чтобы так ретиво прыгать и бегать. В общем, за пять лет все привыкли, а пополнение старались своевременно инструктировать, чтобы новички лишний раз не нарывались.

Риду всё в принципе нравилось: нашёл своё место; пусть и не блистал подвигами и медалями на всю галактику, но уже не за горами маячило звание капитана – в двадцать семь очень и очень неплохой карьерный рост. Это в свою очередь радовало родителей, искренне гордившихся сыном.

Общения при замкнутой натуре хватало, причём отстранённо-дружеского, иного Рид и не искал: приятнее было наблюдать за другими, а не вариться в гуще событий.

Единственное, что омрачало удовлетворение жизнью, так это сны – появились несколько месяцев назад: повторяющийся сюжет не то кошмарного, не то эротического содержания, где Рида схватил сзади и лапает какой-то бугай. При том что Рид не отличался малым ростом и на растиражированный в сети образ тщедушных вионцев не походил от слова «совсем».

Сызмальства работавший над самоконтролем Рид меньше всего любил чувство беспомощности, потому определился, что его ночные грёзы таки являются кошмарами. Однако организм считал иначе, реагируя на воображаемые прикосновения вполне реальной эрекцией, с которой приходилось справляться в том же санузле казармы, где его только что в буквальном смысле прижимали к стенке, а потом зачем-то кусали. К счастью, явь не путалась со сном, и Рид спокойно там находился.

Всё это явно имело какое-то отношение к происхождению Рида, но ни ресурсов, ни желания выяснять причину безобразий у него не было: как начались, так и пройдут. Скорее всего.

В среднем ночи Рида проходили спокойно и совершенно без снов – или он, как и многие люди, просто забывал их после пробуждения.

Приняв ежевечерний душ, Рид направился в казарму: обычно медлил до самого отбоя, слоняясь по постепенно пустеющим коридорам станции; ему нравилось наблюдать, как замедляется течение жизни. А ещё не нравилось отсутствие загородок в общей душевой.

– Эй, Шарп, у тебя есть персональное гнёздышко? – К неудовольствию Рида, Лазовски выделили койку напротив, чем новичок не преминул воспользоваться. – Пригласишь?

– Валяй, – скривился Рид, смерив назойливого человека презрительным взглядом. – Но я сверху.

Энтузиазм Лазовски угас вместе с улыбкой, а Рид, наградив его презрительной усмешкой, проскользнул через полог из покрывал на своё лежбище. Он давно понял, что в глазах людей выглядит довольно привлекательно, больше в плане телосложения, хотя и лицо тоже вряд ли отталкивало – черты были вполне правильными. Из существенных различий во внешности имелись только росшие на шее волосы, справляться с которыми помогала частая для всех военных стрижка, заодно скрывавшая и лёгкую волнистость шевелюры.

При всей спортивности облику Рида однозначно не хватало брутальности, но большинство охочих до его задницы обычно сразу сливалось после банального предложения поменяться ролями: никто подставляться не планировал. А Рид веселился над тем, что порой его на уровне подсознания воспринимали за девушку – те, кого он мог без особого напряга отправить в нокаут несильным ударом.

Да и существовало ли на самом деле явление, противоположное ксенофобии – ксенофилия? Рид не вникал в суть проблемы просто потому, что лично у него никаких проблем не было: после уверенного отказа никто дальше не настаивал, а скабрёзные шуточки – норма для преимущественно мужского коллектива. Избыточная концентрация тестостерона, постоянный стресс – и не такое услышишь. Да и увидишь тоже, романы на «Сигме» регулярно начинались, иногда даже складывались постоянные пары – полковник Юргенс по возможности выделял им двухместные каюты, но по негласным правилам нужно было продержаться вместе минимум полгода.

Рид вяло и по ситуации остроумно огрызался, если слышал поддёвки и замечал сальные взгляды – общие душевые тому способствовали, – но сослуживцы давно уже всё уяснили и поднимали тему забавы ради. Касались намёки не только его, но и тех, кого условно относили к красавчикам. Вероятно, ещё потому, что на «Сигме» на десять мужчин приходилась одна женщина, и надоедать представительницам прекрасного и драгоценного человеческого пола было чревато, а Рид по-прежнему входил в число самых молодых – в отличие от большинства, поступил на станцию сразу после академии.

В действительности, несмотря на максимально схожую физиологию, люди в сексуальном плане Рида не волновали абсолютно – не было отвращения, безразличие. Ещё в академии Рид в порядке экспериментов по сближению братских рас пытался встречаться с проявлявшими симпатии сокурсниками мужского пола, но ничего путного не выходило. Хотя Рид не мог сказать, что плохо относился к любовникам. Среди желающих были и немногочисленные для военной среды курсантки, но у вионцев само понятие «женщина» отсутствовало, потому на секс с девушкой решиться было вовсе дико. В итоге Рида в основном воспринимали как убеждённого гея, что было далеко от истины. Кто-то считал, что Рид асексуал, но и это не отражало настоящее положение вещей, ведь вионец в теории и не должен был испытывать влечение к людям.