Конец Сезона Ураганов

Я все-таки спрашиваю прохожих, как пройти на улицу Гнэг Трек. Я делаю то, что делал бы в обычной ситуации, видимо надеясь, что мои действия каким-то образом вернут все в норму. Разумеется, они недоуменно пожимают плечами. Обхожу несколько улиц, переулков – все другое, все! Я никогда здесь не был! Цепляясь за последнюю соломинку, я упрямо иду налево от памятника – в ту сторону, где должен был быть мост в Плинстоун, но через некоторое время упираюсь в тупик. Что мне делать? Что?

Возвращаюсь на площадь. Часы на башне бьют одиннадцать. Из всего мной увиденного, неизменным остался только памятник – мужчина в островерхой шапке с котомкой за спиной и поварешкой в правой руке. «Якуб Кох, основатель города», – по-прежнему значится на постаменте. Мне и тогда показалось странным, и сейчас – почему не указаны годы его жизни? Такую одежду, шапки и котомки за спиной наверняка носили в средние века. Сколько лет этому городу? За все время я ни разу не поинтересовался его историей. Сколько же лет назад его основал этот Якуб? И кем он был? Вообще-то город всегда казался симпатичным, уютным, удобным и чистым, но только и всего. Ничего примечательного, тем более вызывающего острый интерес, здесь не было. Боже, о чем я думаю! Мне надо выбраться отсюда до темноты. Мои действия? Бродить – бесполезно. Можно вернуться в кафе на Набережной, еще раз поговорить с Софией. Можно обратиться в информационную службу города. Если там не помогут, пойду в полицию – я видел участок на соседней улице. Больше вариантов не вижу.

Я уже собираюсь уходить, но тут к памятнику подходит мужчина средних лет и зачем-то стучит по постаменту. Голуби, сидящие на плече памятника, тревожно курлыкают, потом снимаются и перелетают на ближайший фонарь. Мужчина уже бьет по постаменту кулаками. Я рассеянно наблюдаю за ним, полагая его местным сумасшедшим. Разворачиваюсь, чтобы уйти, но тут он говорит, обращаясь к памятнику: «Ну, что, Якуб? Долго мне еще тут ходить? Или пароль какой подскажешь?» Раздается скрип и в постаменте открывается низенькая дверь. Мужчина выкрикивает что-то победное и, наклонив голову, исчезает за дверью.

Так. Занятно. В постаменте – вероятно, ход в какой-то подвал. Сам не зная зачем, я подставляю ногу закрывающейся двери. Потом с трудом открываю ее – она тугая и тяжелая. На внутренней ее стороне – табличка: «Служба трудоустройства». Занятно, почему табличка не снаружи? Тусклая лампочка, прикрученная над дверью, освещает ступеньки – такие же зеленые и замшелые, как памятник. Я отпускаю дверь, она медленно, будто нехотя, закрывается.

В полицейском участке меня спрашивают по какому я вопросу. Я набираю воздуха в легкие и отвечаю, что заблудился – не могу найти дорогу в Плинстоун.

– Куда? – переспрашивает юный полицейский. – Это где? – и включает проектор.

На стене возникает карта Фейервилля и окрестностей. На ней нет улицы Гнэг Трек, и ни намека на мост в Плинстоун. Он спрашивает мое имя и адрес. Я называю. Он напряженно смотрит в экран, потом спрашивает:

– Вы ничего не перепутали?

Тут подходит другой полицейский, и передает ему какой-то документ. Первый кивает и говорит мне:

– Идите за мной, господин Марич. Не беспокойтесь, вам помогут.

Мы проходим длинный коридор, в конце его – белая свежевыкрашенная дверь. Полицейский стучит, потом отворяет ее. Я вижу абсолютно пустой кабинет, если не считать двух стульев у стены. На одном из них сидит старик с длинной седой бородой и читает газету. Если бы не очки и джинсовый костюм, он был бы похож на сказочного волшебника.

– Ваш первый клиент, господин Косдью, – говорит юный полицейский, указывая на меня.

– Садитесь, пожалуйста, – откликается старик. – У вас что-то случилось? – в его голосе слышно участие.

Вообще-то я рад вопросу. Старый человек, никуда не спешит, похоже, готов чем-то помочь.

– Да. Со вчерашнего дня все очень изменилось, и я не знаю, что делать.

Его брови взлетают.

– Что именно изменилось? – интересуется он.

– Ну, вот тут на площади был банк, а сейчас хозяйственный магазин, – от волнения я не знаю, с чего начать. – Скамейки другие, а клумбы нет совсем… И главное – исчез мост, по которому я возвращался домой!

– Ну, это не такие большие перемены, – замечает он.

– Вот как? А что же такое «большие перемены» по-вашему?

– Это… если бы вдруг… листья опали со всех деревьев, а новые не выросли. Или дождь бы шел непрерывно – везде вода и конца этому нет. Или облака закрыли солнце и его больше не видно. Вот эти перемены были бы куда драматичнее. А клумба, мост, это простите, мелочи. Достаточно немного измениться самому и все будет в порядке.

Я теряюсь.

– Но я не могу вернуться домой!

– Вас там кто-то ждет? – интересуется он.

– Вообще-то нет.

– Я так и думал.

– Но у меня там работа!

– Работа везде найдется, – отвечает он невозмутимо.

– Но у меня там… – я хочу сказать «квартира», но догадываюсь, что он ответит, что и тут можно снять жилье. И выпаливаю:

– У меня там книга… мой неоконченный роман!

– Вот как! – в его глазах вспыхивает интерес. – О чем ваш роман?

– Об одном пареньке. Он рос в поселке… Ему было трудно выбиться в люди – без денег, поддержки и знакомств. Он уехал в столицу, пообещав, что вернется только став знаменитым писателем.

– И что? Так и вышло?

– Да.

– Ну-у-у… – тянет он. – Это не очень интересно.

– Почему?

– Интересней, если бы не получилось, но взамен он приобрел что-то другое. Или получилось, но не это оказалось главным. Или он добился желаемого, но все, что этому сопутствовало, его не порадовало.

Я теряюсь. Я не готов к литературному спору, но успеваю сообразить, что старик, возможно, прав. И, конечно же, он говорит:

– Роман и тут можно написать. И поинтереснее прежнего.

– Но на какие средства я буду жить?

– Можно обратиться в службу трудоустройства.

– Я все понимаю, – говорю я медленно. – Вы, конечно, правы. Но это ненормальная ситуация! Я попал сюда против своей воли. Я хотел бы сам выбирать, где мне жить и что делать.

– Иногда у вас есть выбор. Например, уехать в столицу или остаться в поселке. Писать книгу или не писать. Оглядываясь на прожитое, мы иногда понимаем, что поступили правильно, а иногда – что ошиблись в главном. Но бывает так, что выбора нет. Дверь захлопнулась и не открывается, сколько бы вы в нее не ломились. И вы вынуждены идти в другую, которая как раз в этот момент широко распахивается. Так бывает, правда.

– Вы хотите сказать, что мне отсюда не выбраться?

– Я этого не говорил. Выбраться можно. Но как выбраться именно вам – никто не скажет. У каждого – свои варианты. То, что получилось у одного, не обязательно поможет другому. Хочу предупредить, что тут есть много лжеспециалистов, которые пообещают найти именно вашу дверь, но результата не будет, только пустая трата времени и денег. Некоторые, впрочем, делают это не ради наживы, а из добрых побуждений или в целях эксперимента, но настоящих знаний и умений у них нет.

– А настоящие специалисты?

Старик замялся…

– Есть, но они сами выбирают, с кем иметь дело.

– А как их найти?

– Никак. Они сами вас найдут, если захотят. Так обстоят дела на данный момент. Вам и так, считайте, повезло.

– Что вы имеете в виду, господин Косдью?

– Власти, наконец, решили заняться проблемами таких, как вы. Вчера на железной дороге произошло несчастье – девушка бросилась под колеса электрички. Она попала сюда не так давно. Полиции не удалось доказать, что она покончила с собой из-за того, что не могла отсюда выбраться. Возможно, причиной самоубийства была несчастная любовь или тяжелая форма депрессии. Но, тем не менее, вчера вечером в мэрии был принят указ о психологической помощи оказавшимся в разных пространствах Фейервилля. Ввели новую должность – при полицейских участках, культурных центрах и поликлиниках. И вот с утра я приступил к своим обязанностям. Видите, мой кабинет еще даже не обставлен.