Страница 2 из 17
***
Утром дядя разбудил Томаса рано, затемно, объяснив, что нужно встречать поставщиков, чтобы к открытию лавки все было на своих местах. Тома он собирался привлечь к делу, чтобы разобраться со всем побыстрее и, возможно, заняться его трудоустройством.
Они наскоро позавтракали, и Том, сердечно поблагодарив хозяйку за гостеприимство, поспешил за дядей, полный прекрасных надежд на новый день в городе мечты.
Правда, улицы утреннего Бруклина были далеки от совершенства, но парнишка этого не замечал, его взгляд был устремлен высоко в безоблачное небо.
Лавка дяди оказалась и в самом деле небольшой, и торговал он там всякой всячиной, начиная от отрезов ткани и заканчивая керосином. В одном углу были бакалейные товары, в другом бытовые мелочи, без которых в хозяйстве никак. Том помогал разгружать фургончик поставщика, принимая ящики и мешки и складывая их туда, куда было сказано. Потом дядя показал ему, что где и даже показал, где хранятся запасы самогона, перелитые в обычные стеклянные банки для солений.
К моменту, когда нужно было открываться, пришел и помощник дяди – тощий прыщавый подросток, смотревший на Тома недобро. Хотя его можно было понять, он-то думал, что Том займет его место, и он потеряет работу.
Но, не смотря на все радушие, делать так дядя Джеффри не собирался. Своего помощника он знал давно, а вот Том для него был просто ирландцем, которому нужно было помочь. По-христиански, так сказать. Так что ближе к обеду он оставил лавку на помощника и вместе с Томом направился в прачечную, о которой говорил.
Её запах тронул ноздри Тома задолго до того, как они подошли к дверям. Тяжёлый, влажный запах мыла и каких-то ещё средств заполнял, кажется, целый квартал. Но даже то, что прачечная располагалась в полуподвале – лишь ряд окон под самым потолком помещения выходил на самый тротуар, не умалило энтузиазм Томаса.
Едва они вошли в двери, характерный запах буквально окутал их.
По пути Джеффри рассказал, что прачечную тоже держит ирландец – потомок одних из первых переселенцев.
– Здорово, Билл! – войдя в контору, поздоровался он с хозяином. И хотя тот считал себя американцем, цвет волос выдавал происхождение с головой.
Под его началом работало больше дюжины женщин, причем не только ирландок. В пару и тусклом свете Том успел заметить и несколько крепких мулаток, засучивших рукава и поглядывающих на пришельцев.
Билл согласился взять Тома только из уважения к Джеффри. И видимо, он ему задолжал за что-то. Потому что тощий вид парня внушал ему опасения.
– Ладно. Работа тут не из легких, сам видишь. Но мы люди нужные, без нас никак. Так что это честный труд, – сказал Билл, когда Джеффри ушел. Он показал, что и как делать, озвучил оплату – гроши, но лучше, чем ничего, и разрешил первое время спать в сушилке.
– Деньжат подкопишь, снимешь себе угол, – добавил он и велел идти помогать девочкам. Мол, они научат всей премудрости, как работают котлы, в которых белье кипятили и отбеливали, как выжимают белье с помощью валиков и прочее. Том был ошеломлен тем, что это отличалось от того, как происходила стирка в деревне – там обычно женщины устраивали дни большой стирки. Но тут были котлы, центрифуги, валики и гладильные станки. Оборудование выглядело не новым, а работа оставалась тяжелой, но, по крайней мере, этим женщинам не приходилось полоскать белье в холодной реке.
В обязанности Тома входило перетаскивание тюков с грязным бельем, корзин с мокрым, доставка угля и дров, воды, когда были проблемы с водопроводом, а со слов старшей прачки Кэтрин они случались почти каждую неделю. И вообще помощь Тома могла понадобиться в любой момент. Другим мужчиной, кроме Билла, который работал в прачечной, был вечно пьяный механик Джон, который чинил выходящее из строя оборудование.
В общем, за неделю Том хлебнул трудовой жизни сполна. Прачечная работала без выходных, только в воскресенье они открывались чуть позже, чтобы «честные ирландцы могли сходить в церковь». К воскресенью у Тома не осталось сил даже на то, чтобы пойти к мессе. Спать в сушилке было вполне неплохо, там пахло свежим бельем, а вентиляция делала так, чтобы влажный воздух не застаивался. Но все же, когда Том ложился спать после долгого дня, у него гудело все тело. А ведь большую часть тяжелой работы все равно делали женщины.
***
Так совершенно незаметно прошёл месяц, каждый день которого был похож один на другой.
Тому казалось, что в Ирландии жизнь непростая, но работать так тяжело ему ещё не приходилось. И все же был во всем этом немалый плюс – он почти не тратил заработанное. Днём его нередко подкармливали сердобольные прачки, которые приносили еду с собой, чтобы пообедать, почти не отвлекаясь от дела. А вечером Томас покупал что-то дешевое в ближайшей закусочной. Благо, её владельцем тоже был ирландец, так что на своих не наживался.
– Том, – как-то утром Билл позвал парня в контору. – Сегодня будут насос менять, закроемся в три. Так что, считай, у тебя выходной.
С одной стороны Том обрадовался возможности отдыха, а с другой он понимал, что за смену он получит меньше. Если женщины не скрывая, ворчали по этому поводу, то он благоразумно молчал и только кивал.
Весь его Нью-Йорк пока составлял только тот квартал, в котором он жил и работал. Прачечная, закусочная, небольшая готическая церковь на углу, до которой он еще ни разу за месяц не дошел. И, раз выдалась такая возможность, он решил сходить туда.
Том сам не понял, как заплутал, ведь дорога туда была вполне простой и понятной. Но через час он обнаружил себя снова на мосту через Ист-Ривер. Бруклинский мост был все таким же многолюдным, как и в его первый день в Нью-Йорке. Решив, что это знак, он пересек мост и вскоре был на Манхэттене. Томас рискнул и сел на автобус, наблюдая за людьми и их жизнью через окно, пока не вышел недалеко от Центрального парка. Пятая авеню поразила его и трафиком, и количеством спешащих людей. Он старался не шарахаться, как испуганная лошадь, и влился в поток, который нес его мимо небоскребов, мимо дорогих магазинов и кафе. Остановился Том, только увидев шпиль готического собора, поразившего его своими размерами.
Перейдя дорогу, он увидел табличку, что это собор Святого Патрика и не удержался от усмешки. Пути Господни воистину неисповедимы. Но раз хотел в церковь – вот тебе церковь, причем главного ирландского святого.
Том толкнул калитку и поднялся по ступеням собора, ощущая легкий трепет перед его величием. Смочив пальцы в святой воде в купели при входе, он перекрестился и замер, глядя на игру света в витражах и почти пустое в середине дня здание.
Потихоньку, по шажочку он двигался по центральному нефу, рассматривая все-все, что его окружало – светлый пол, контрастно темные многочисленные скамьи, массивные колонны, сходящиеся в единый свод.
Томас был совершенно заворожен. Его первым шоком был корабль, доставивший его в эту страну, вторым – статуя Свободы. И теперь вот собор. Он так залюбовался, что едва не подпрыгнул, услышав над головой мелодичный звук.
Стремительно обернувшись, Том снова замер, увидев самый большой орган, какой только можно было представить. Трубки в обрамлении дерева, украшенного искусной резьбой, и все это венчал цветок витража.
У деревенского паренька в голове не укладывалось, что такую красоту могли создать человеческие руки. Не иначе с божьей помощью – объяснил он сам себе.
Ему не было видно человека, сидевшего перед органом, должно быть, тот готовился к вечерней службе, но и отрывочные ноты, долетавшие до Томаса, были, кажется, самым прекрасным звуком на земле.
Долгое время Томасу казалось, что он не слишком набожен. Ну, то есть был как все. Ходил каждое воскресенье с родителями в церковь, праздновал Пасху и Рождество, не говоря уже о Дне святого Патрика, но особого трепета не испытывал.
Пока его жизнь не стала слишком сложной. Но даже тогда он не думал обращаться к Господу.
И все же сейчас он вдруг ощутил себя до ужаса одиноким. Уставшим, разбитым, после месяца тяжелого труда. Несмотря на все восхищение Нью-Йорком, он начал понимать, что вытянуть шанс на счастливую жизнь он еще не успел.