Сибирский Целитель 4

Не думал, не гадал, а ногами в жир попал. Именно так можно охарактеризовать каждого в этой камере. Оказывается арестанты должны делать ремонт камер за свой счёт! Откуда пошла такая фигня, неизвестно, но факт остаётся фактом. Мужики должны созваниваться с родственниками или друзьями (сразу становится ещё одно обоснование наличие телефонов в камерах), и договариваться с ними, чтобы они купили и привезли строительные материалы в тюрьму. За дополнительную мзду всё это добро заносится по камерам, после чего арестанты своими руками делают ремонт. Некислая такая экономия в итоге, хотя выделяются ежегодно фонды на ремонт. Даже думать не надо, куда уплывают денежки.

Почти все справляются с «поставленной задачей», но бывает и так, что нет у арестанта никакой возможности. Он не только не может получить себе передачу с воли, но и тем более спонсировать вечный тюремный ремонт. Почти во всех камерах есть такие ребята, но оставшиеся сокамерники покрывают из своих средств таких «никамушних». Бывает и исключение, когда арестанты «не вывозят программу» с помощью сокамерникам, тогда вот таких отстреливают в убогие камеры.

По словам мужиков, рядом находятся ещё восемь подобных «накопителей» с трёхъярусными шконками и переполненным населением. Арестантам приходится спать по очереди, мест спальных не хватает. Хотя когда я гулял с лечением по тюрьме, то почти везде были свободные места в камерах…

— Как зовут тебя? — спрашиваю вылеченного парня.

— Семён, — вымученно улыбается он, поддерживаемый двумя мужиками.

— Ты зачем звал меня?

— Так это… — смущается Семён. — Влад кашляет уже неделю, а из лекарств только аспирин и парацетамол дали всего по две таблетки.

— Решил другу помочь? — понятливо киваю я.

— Ну да.

— Мужики! — хлопаю в ладони для привлечения внимания. — Сейчас каждый по очереди подходит ко мне. Чуть позже дойду до котла и заберу оттуда для вас мешок с едой.

На каждого тратил от силы десять секунд, только на троих, включая того самого Влада, ушло по минуте. У этой троицы обнаружилась начальная стадия туберкулёза, пришлось выжигать заразу. Ещё попался один дедок с более глобальными проблемами, тут и возраст и местный климат поспособствовал обострению. На него ушло четыре минуты, зато выглядеть он стал гораздо лучше. А ведь если оставить всё как есть, то большинство арестантов тоже заразятся. От этой мысли во мне ещё больше окрепла правильность решения в переносе начальника с замом и врачом.

— Ты это, Сибирский, — обратился по окончанию лечения один из взрослых арестантов, — Насчёт бывшего смотрящего не парься. Часика через два цынканём шарохе, что у нас арестант с третьего яруса упал и убился.

— Нет, это не дело, — не соглашаюсь я, — Это сделал я, и мне за это отвечать.

— Да ты не парься, — отмахивается рукой ещё один мужик, — Не в первый раз у нас насмерть разбиваются. Отпишемся. Тем более никаких колотых или резаных ран нет.

Дать мужикам себя уговорить? Так есть ещё два связанных утырка, которые вряд ли будут молчать.

— За тех двоих не беспокойся, — как будто прочитал мои мысли первый мужик, — Никуда они с подводной лодки не денутся.

— Не мужики, — не соглашаюсь я. Если хочу, чтобы поступали по-совести другие, то почему сам должен поступать по другому? Чем тогда я буду отличаться от того же начальника с замом. — Я его с собой заберу.

— Зря ты так, — грустно улыбнулся второй, — Срок за это дерьмо себе накрутишь.

— Не переживайте, — фыркаю в ответ, — Уже сегодня я буду на воле. Только закончу свои дела тут и ищите ветра в поле.

— Не дела, а делишки. — отвечает первый. — Дела у прокурора, а у нас делишки.

— Эх… — вздыхаю и подхожу к двери. Стукнул смачно три раза. — Как вы меня с вашим жаргоном достали.

Чтобы не ждать, пока арестанты смогут вытащить плотно забитые колышки, добавил силу в ноги и от души пнул по двери. Только потом подумал, что мог и прибить кого с той стороны, но обошлось. На всякий случай активирую защиту, прикрывая голову, и закручиваю вокруг себя энергию. В коридоре замерли шесть сотрудников, включая моего сопровождающего, уже почти пришедшего в себя.

— Константин Алексеевич, в камере труп, — выхожу наружу, — Что у вас там принято делать?

— Ты же его вылечил, — удивился майор, — Я сам видел.

— Так это другой. — пожимаю плечами.

— Твою же бога душу мать, — сматерился майор, — Не успел вступить в должность начальника тюрьмы, как уже ЧП. Причина смерти?

— Так упал с пальмы неудачно, начальник. — раздаётся голос из камеры, — Мы все видели.

— Слишком часто стали падать заключённые, — не поверил майор, — Кто убил, признавайтесь.

— Я его ударил. — развожу руки в стороны, — За то, что он паренька почти убил.

— Руслан Алексеевич, ну как же так, — недовольно мотает головой майор, — Вас же выпустить скоро должны были. Ждём только письменного приказа.

— Кстати, а с какого перепуга вы решили меня спасать? — решил узнать я, раз всё равно получалась полная жопа.

— Паша Нестеров мой хороший друг, — гораздо тише произнёс майор, — Вот и попросил помочь.

— Начальник! — опять голос из камеры. — Реально он сам звезданулся. Целитель на себя наговаривает.

— Да… Точно сам… Подпишем что надо… Не губи целителя… — раздались голоса арестантов.

— Сам говорите. — с хитринкой посмотрел на меня майор, а после добавил. — Так и запишем.

На эти слова в камере раздался рёв из глоток арестантов, а стоящие рядом с майором сотрудники только молча кивнули.

— Да ладно. — неверяще смотрю на происходящее. Это ведь я убил его, а тут меня хотят прикрыть от уголовной ответственности все, включая и сотрудников. Это неправильно, так не должно быть.

— Сибирский, — отвлекает меня от самокопания арестант из камеры, оборачиваюсь и вижу того самого Влада, друга паренька. — Ты просто не знал это дерьмо. Поверь, мир стал только лучше без него. Если будешь спорить, то лично напишу чистосердечное, что именно я его убил. А парни подтвердят.

— Но… — в смятении перевожу взгляд с одного мужика на другого. Лица у всех серьёзные и… одухотворённые? — Но ведь так нельзя. Закон он для всех.

— Не всегда закон есть закон, — из толпы арестантов пробирается дедок, на которого потратил больше всего времени в лечении, — Надо жить по справедливости. Если ты уж так переживаешь за закон, то отмолишь себе этот грех, исцеляя других. Бог всё видит и простит.

— Руслан Алексеевич, — задумчиво произносит майор, — А ведь дед прав.