Восхождение богов

И обращаюсь к ребёнку. К моему маленькому братику, сладко спящему в висящий в воздухе люльке. Над ним летают маленькие, неразумные эльфийки, видом напоминающие разноцветных колибри. Я слышу их тихое пение, убаюкивающее младенца, отчего он так сладко посапывает во сне. Они гневливо разлетаются в стороны, когда осторожно, подоткнув одеялко, вытаскиваю Кирста наружу и прижимаю к обнажённой коже в слепой надежде, что этого хватит.

Не хватило. Он продолжал спать, как и сила ариуса в нём. Я вижу в этом тщедушном тельце черты лица матери, и своего старшего брата Веста, решившего остаться под водой среди русалок. Мне до сих пор не ясно, почему брат бросил нас. Почему предпочёл море суше? Впрочем, это уже неважно.

Ничего не важно, кроме силы, заключённой в этом малыше.

— Положи ребёнка на место и отойди, Сэл, — я задумалась до такой степени, что не услышала, как в комнату зашёл Арт.

Обернувшись, увидела его и перепуганного до смерти Лиама, держащего в руках детское молочко в бутылочке. Они оба неотрывно смотрят на меня, и мой муж держит руку перед мужем Алисты, чтобы он не бросился вперёд, как если бы я была диким зверем.

— Я не могу, — в горле образовался узел и голос напомнил писк, от которого малыш заворочался. Он такой тяжёлый, я даже не знала, что дети могут быть настолько тяжёлыми, что руки немеют. — Я должна это сделать, Арт. Должна. Побег только усугубит положение. Он обрушат преисподнюю на всё, что дорого, если я не сделаю этого. И будь уверен — он найдёт способ донести до меня цену моего… предательства. Я не смогу с этим жить.

— А с этим — сможешь? — Арт как будто всё понимал и до такой степени, что вцепился в край пиджака Лиама, когда тот попытался вырваться. — Не смей, Сэл. Не делай этого!

Будто почуяв неладное, заворочалась на кушетке мать. Она сонно приоткрыла глаза, оглядываясь, а потом как подскочила, встрепенулась, зрачки расширились, и она в ужасе уставилась на меня.

— Сэл? Что происходит?!

Я больше не могла ждать. Терпеть. Тянуть время. Не могла, хотя под кожей бродили ледяные иглы, разгоняя кровь и покрывая кожу налётом испарины. Я могу ошибиться. Я могу так жестоко ошибиться, что потом меня ждёт одна дорога — на самое дно вулкана прямо в кипящую лаву, чтобы она сожгла и память обо мне.

«В тебе что-то есть. Я вижу по глазам. Вижу, на что ты способна…» — в голову непрошено влез вкрадчивый голос Ктуула и мне показалось, что я вижу нетерпение, вижу его одобрение, его негромкое подбадривание. Руки задрожали и Артан, будто почуял слабину, ринулся вперёд, бросаясь всем телом, чтобы сбить меня с места.

Он не успел. Одно движение удлинённого когтя, брызнула кровь, а потом я ударилась затылком о пол, продолжая удерживать тело малыша.

Раздавшийся, полный звериной боли, вопль ударил по барабанным перепонкам, и я на мгновение зажмурилась, ощущая на себе вес Артана, который вырывает ребёнка из рук и грубо отшвыривает меня в сторону.

Что-то разбивается, я слышу другие голоса, как кто-то вцепляется в мои волосы, вздёргивая и бросая в стену. Вой всё не умолкает. Он раздаётся вновь с другой стороны, с другой тональностью, но с тем же безумным надрывом, отчего я начинаю непроизвольно смеяться.

Открыв глаза, вижу их всех, сгрудившихся над малышом, над тем, что от него осталось. И я не могу остановиться: смех прорывается сквозь сомкнутые вокруг рта руки, он рвётся наружу, пока Лиам не бьёт кулаком по лицу. И даже тогда не смогла умолкнуть, хотя от удара перед глазами расцвели звёзды и всё потемнело. Он ударил снова. И снова. И медь во рту растворялась так быстро, что я не успевала сплюнуть кровь, меня швыряло из стороны в сторону, пока не почувствовала удары по почкам и животу.

— Я убью тебя, мразь! — вопли Лиама набатом били по мне и никто не спешил его остановить.

Я заслужила каждый удар, ведь во мне умирала надежда. Лёд треснул, рассыпался, убирая этот невообразимый эгоизм. Эту вседозволенность, из-за которой посмела подумать, что…

И тогда сила вернулась. Она разлетелась по каждой клеточке тела, подбрасывая в воздух и откидывая Лиама. Сила затрепетала под кожей, возвращаясь в сосуды и заполоняя их блестящей, белоснежной жидкостью, что как пар окутала меня, поднимая выше к потолку. Мои руки, прижатые к груди в попытке защититься от ударов отчима, блестели серебром, изгибаясь под вернувшейся силой.

Я ощутила себя цельной. Собранной по кускам обратно в ту, кем являлась на самом деле. Это моя суть. Это моё настоящее. Моё. Моё. Моё!

Спустившись вниз, запустила крыльями ариус, разбросав в разные стороны сбежавшихся людей и драконов. Мать захлёбывалась слезами, Артан что-то кричал, но я не слышала, будто попав в кокон из тонкой ноты, звучащей внутри меня. Я видела лица Калисты и Деяна. Видела пытающегося подняться, со сломанными рёбрами, Лиама. Видела драконов, толпящихся в дверях, и в немом ужасе таращащихся на меня. Я видела сквозь стены. Видела, как Фелия плачет навзрыд и её слёзы окрашены красным. Видела других эльфов и даже слышала их чувства — ненависть, презрение, отвращение. Только Райли оставался невозмутимым. Он был далеко отсюда, но будто почуял мой взгляд и с печалью посмотрел в ответ.

Всё вокруг окрашено красным и я как белая капля молока посередине. А передо мной бездыханное тело Кирста.

— Прости меня, — прошептала, не обращаясь ни к кому конкретно.

Закрыв глаза, опускаю руки на ребёнка и все уроки Кукулейко всплывают в одночасье, наполняясь иным, более глубоким смыслом. Я сама была преградой для того, чтобы использовать ариус на полную. Я была своими стопором. Но после того, что сделала, все преграды спали.

Мощный поток ариуса влетел в Кирста, полностью закрывая светом ребёнка от остальных. Сквозь пелену слышу их крики, попытки вырваться из белых пут, но тщетно. И пока над комнатой не зазвучал пронзительный визг малыша, ничего не закончилось.

Я воскресила его.

Алиста бросилась к своему дитя, обхватывая его так, чтобы заслонить от меня, но мне было уже всё равно. Я смогла сделать это. Смогла перешагнуть край, окунуться в темноту и выудить душу Кирста, а вместе с этим заново запустить сердце и мозг тела. Я как будто видела изнанку мира, видела все крючки, скрутки, переплетённые нити, видела недостающее. Видела истину жизни. И она доступна мне.

Я могу воскрешать мертвецов. Могу вернуть папу. Вернуть всех, кого потеряла.

Эхом зазвучал голос Кукулейко: «Эта сила — не для людей. Это сила богов». И теперь я понимала, что слово бог не имеет никакого отношения к тому, во что превратился Ктуул и чего он ждёт от нас. Это варварское подобие власти у никчёмной души.

Мои мысли бежали с такой скорость, что я прижала руки к ушам, пытаясь вернуть себя в тело. Ещё секунду и меня бы разорвало на части, сформировав поток бесконечности, устремлённый в ядро планеты и обратно.

Вновь сшив себя в тело женщины, задрала голову, оглядываясь и видя настороженные лица, напуганные неведомыми трансформациями моего тела. Я заметила, что волосы выгорели, а тело вновь приобрело молочную белизну совсем как тогда, после возвращения из обличия шелки. Тем отчётливо виднелись потоки ариуса, пульсирующие и выступающие вместо вен. Во рту ощущался привкус холода. На мне не осталось и следа от ударов Лиама. Я стала совершенной.

Покачав головой, без слов направилась к выходу. Люди расступились, отшатываясь, как если бы я была заражённой. Больше нет никакой святой Селесты.

Я стала злом в чистом виде. Извращением. Уродством. За этой сияющей белизной скрывается гнилая душа, осмелившаяся убить ребёнка. Он мог не выжить. Я могла не вернуть ариус. Или же могла не смочь его воскресить. Но я осмелилась. И удача не оправдывает моих действий. С этим пятном я и спущусь в ад, если выживу.

* * *

Вместе с возвращением ариуса, я почувствовала и нориус. Ощутила всем сердцем связь с этой силой и неумолимое притяжение, почти жажду оказаться рядом. Никлос в большой беде. Он сражается из последних сил, и я должна быть рядом!