Восхождение богов

— Это прелюдия? Ты более широких взглядов, нежели чем Карг? — почти игриво спрашивает Ктуул и Никлос замирает, тяжело дыша.

Этого он не ожидал и застыл как мышь перед удавом. Напряжённость возросла до предела, вечный тянется вперёд, замирая в миллиметрах от губ слепого короля.

— Кажется, было бы проще предвидеть такой поворот, неправда ли? Всего лишь желание. Обычная уловка чувств, — шепчет Ктуул, отпуская Ника, который настолько потрясён происходящем, что более не пытается вырваться.

Вечный тянется к жутким шрамам на лице Никлоса, проводит подушечками пальцев по свежим потёкам крови, вызывая болезненный стон в сломанном носу. Такая вспышка боли почти ослепляет короля и его берёт холодный пот.

— Я мог бы сделать это с тобой. Игра получилась бы весьма интересной. Мужчины через секс ломаются легче, чем женщины, так как не могут воспринять себя объектом желания другого мужчины. Это слишком сложно для психики. Необратимо, — Ктуул видит реакцию короля, наслаждаясь ею, видит неконтролируемую дрожь, видит страх в глазах, шарящих в темноте. Слепота короля доставляет ему особое удовольствие, и он продолжает вырисовывать кружево порока, пытаясь вызвать в Нике необходимый надлом.

— После такого можно что угодно заложить в фундамент преданности раба. Из тебя вышел бы отличный питомец. Полностью покорный. Немного сладостей и любви, тонкости и деликатности, чтобы до костей проняло. И абсолютная преданность готова, — продолжал издеваться Ктуул, касаясь рубашки короля и забираясь за воротник, ловя пульс на голубой жилки у основания шеи.

Завораживающее трепыхание, как у птички-колибри. Вечный облизнул губы и от удовольствия даже белки его глаз покрылись золотой поволокой.

— Тогда чего ты ждёшь? К чему тянешь резину? Давай, сделай это! — и Никлос сам тянется вперёд, как зрячий хватаясь за Ктуула, притягивая к себе. — Думаешь, что сможешь легко сломать избранную игрушку? Думаешь, что эта забава мне не по зубам? Вызов маскулинности? Очнись, я не маленький мальчик, выбравшийся из-под материнского подола. Если тебя интересуют такие игры, не думаю, что ты сможешь чем-то меня удивить.

Ник с жестокой жадностью касается губ Ктуула, и тьма вокруг растворяется в ослепительном свете.

Глава 7. Желание Туулы

Никлос

Нет больше потайной комнаты. Ктуул переместил их в гостиную королевских покоев. От открытых окон тянет холодом и солнце бьёт прямо в глаза, вновь слепя после продолжительной темноты. Проморгавшись, Ник видит Ктуула, задумчиво смотрящего на него с противоположного конца комнаты. Он догадался, что эта игра должна была изрядно помотать его нервы и про себя усмехнулся. Кажется, начинает получаться понимать природу характера и души Ктуула. А зная тайные страсти, можно планировать свою партию.

— Что теперь?

Ктуул невозмутимо поправляет рубашку, одёргивает манжеты и застёгивает до конца пуговицы жакета. Он стоит на пути солнца, и оно, заблудившись в фиолетовом шёлке волос, вспыхивает подобно радуге, разбредаясь нимбом вокруг головы старого бога. Даже без проявления силы чувствуется мощь, сокрытая в худощавом теле. Древняя сущность приковывала взгляд, притягивая как магнит, изгоняя из разума мысли, подавляя и принуждая склониться, забыв обо всём на свете.

Даже мимолётное движение вызывало трепет, пробуждало тёмные желания, угодные божеству. Кем бы не являлся Ктуул на самом деле, в этом мире он был богом. Демиургом, способным разрушать и создавать континенты, миловать и карать смертных. В золоте его глаз нельзя прочитать эмоции, только тени истинных чувств. А повелительный наклон головы приказывал королю подчиниться перед могуществом бессмертного.

— Я дам время подумать. Ты ещё не готов, — сухо ответил Ктуул.

Плавный жест руки и обстановка вновь изменилась — они оказались в тюремной камере, куда когда-то Никлос опрометчиво заточил вечного. Как же глупо было считать, что эти стены способны удержать такого, как Ктуул!

— Не спорю, потребуется нечто большее, чем просто приятные беседы, чтобы достичь понимания. Однако, ты должен знать, что понятие доброй воли в данном контексте воспринимается весьма условно. Я мог бы укутать наши отношения в драгоценные вуали теней, подобно той, что сейчас мы проиграли, но предпочитаю друга, глядящего на мир открытыми глазами. Любую фальшь время сотрёт в порошок, оставив истину. Ею мы и займёмся. И… тебе бы не захотелось узнать альтернативу.

Никлос, оказавшийся на постели, приподнялся на локтях. Голова закружилась от очередной смены картинки и после калейдоскопа красок, эта тусклость особо бросалась в глаза, а камера хоть и была просторной, ощущалась коморкой, без окон и свежего воздуха. Король ощущал себя в ловушке, зная, что Ктуул упивается его беспомощностью, подозревая, что планируется игра с двойным, а то и тройным дном. Подлинный мастер взлома человеческих душ его так просто не отпустит.

— Ты обещал оставить меня и Селесту, если получишь вещь Клэрии. Убив Кандиру Мойер, ты упустил шанс выбить из неё местонахождение единственной оставшейся вещи святой.

Ктуул натянул широкую улыбку.

— А как же твой верный канцлер Богарт? Он успел уйти, но далеко ли? Знал бы ты то, что знаю я о таких, как он, то не был бы так уверен в нём. Этот мальчик запросто выложит всё, как только я растолкую ему истинное положение вещей.

Ник судорожно сглотнул, но разом успокоился. Даже зная, у кого предмет, Ктуул не знает где он. Иначе Селеста была бы уже здесь. Одно лишь упоминание её имени передёргивало бога и это не ускользнуло от внимательного взгляда. Селесте ни в коем случае нельзя попасться в лапы вечных. Если он, имея интерес у них, не в безопасности и постоянно подвергается атакам, то её Ктуул попросту сведёт с ума.

— Почему ты так её ненавидишь? — неожиданно для себя спросил Ник. — Даже презираешь. Никогда не берёшь в расчёт.

Ктуул, который на победной ноте уже собирался раствориться в воздухе, застыл, на мгновение сжав кулаки. По-птичьи наклонив голову, он задумался, размышляя, стоит ли отвечать на каверзный вопрос.

— Потому что она — всё, что осталось от Клэрии. Потому, что я не могу добраться до мерзавки, посмевшей меня переиграть. Моя ненависть простирается к той, что неспособна на бо́льшее, чем примитивное существование смертной. Вместе с Каргом Клэрия могла совершить восхождение, но предпочла умереть, не познав истинного могущества и власти. Исчезла как дым, — с непонятной интонацией в голосе молвил Ктуул. В его золотых глазах мелькнула радужная искра и по щеке спустилось серебро, растворяясь на кончике верхней губы. — Селеста такая же. Если ты и дальше будешь поддаваться ей, тебя постигнет та же участь.

* * *

В одиночестве король задремал ненадолго. Полноценный сон никак не наступал: закрыв глаза, опять падая во тьму, он чувствовал под пальцами очертания тела Кандиры, ощущал тягучую кровь на руках, железный привкус во рту, сухость стянутой коркой кожи. После ухода вечного, Ник долго щёткой вымывал кровь из-под ногтей, но этого было мало. Последние секунды жизни Кандиры никак не уходили из головы и её отчаянный вопль всё ещё стоял в ушах криком ночной птицы.

Вместе с тем, Ник задавался вопрос, как много реального произошло за эти дни? Он успел убедиться в искушённости Ктуула и Туулы. Они непревзойдённые иллюзионисты, мастера создавать такую сложную паутину видений, что король попросту не видел разницы между реальностью и фантазией. Нагота слабости. Беспомощности, от которой хотелось кричать.

«Ничему нельзя верить. Даже снам», — думал он, наконец погружаясь в благословенное беспамятство.

Ему виделись заострённые макушки горных елей. Холодный ветер ворошил волосы, льдинками застревая на щеках. Он видел серые шкуры, слышал волчий вой, замечая белую вспышку среди деревьев. Его уносит вниз прямо к стае, где он замечает её. Сидящей среди волков. Девушка поднимает голову и смотрит янтарными глазами прямо на него. А когда улыбается — во рту вместо зубов — клыки.

Под тягостный волчий вой, Ник просыпается, тяжело перевешиваясь через кровать. Ему зябко и тоскливо, и кажется, что там во сне было что-то настоящее, что-то родное и близкое, но чем больше он силился вспомнить, тем меньше в голове держалось сновидение. Только серая рябь, от которой во рту встал металлический привкус.