Страница 2 из 46
Один образ, одно лишь слово… имя… Авлари.
Время остановилось.
Я жил вне пределов земного времени, не зная ни тоски, ни печали, в стране, название которой неведомо мне до сих пор.
Авлари что-то делала, говорила со мной, иногда пела так, как поют, наверное, серены. Когда она уходила, в одиночестве бродил я по дому, рассматривая всё, что окружало эту женщину в её таинственном жилище. Стеклянные, глиняные, металлические и деревянные сосуды, огромное множество которых стояло на полках и столах, звенели, постукивали, стонали и издавали самые разнообразные звуки, когда их касалась моя рука. Одни были пусты, другие наполнены всевозможными жидкостями, порошками и субстанциями самых невероятных консистенций. Одни благоухали, другие отвратительно смердели. Небольшие ступки, глиняные толкушки, тонкие стеклянные палочки и каменный посох, тёмно-синий, украшенный странными серебряными знаками.
Возвращаясь, Авлари наполняла ёмкости новыми снадобьями, которые готовила из натёртых сухих веток и белого мха, заваривая их кипятком, смешивая или взбалтывая. Она делала это без слов, тихо и ловко, ибо, мой друг, как ты уже, наверное, догадался, Авлари была знахаркой. Мою рану она залечила мгновенно, приложив к ней повязку, пропитанную терпко пахнущей мазью. Её ладонь легла сверху на кусок полотна, губы коротко шепнули несколько слов, и боль утихла, очень скоро вовсе прошла.
Кто же была она – Белая Дама, колдунья, волшебница, лесная нимфа?
Я плохо помню, что мы ели и пили, о чём разговаривали. Помню её ладони, порхающие передо мной парой белых голубей, помню большой круглый медальон на её груди.
Порой она подолгу смотрела на звёзды, прекрасная и непостижимая как сами звёзды. Иногда смеялась, рассыпая смех горстями жемчуга. Надо мной ли она смеялась? Наверное, я был нелеп...
День от ночи отличался только расцветкой. Помню, как открывал глаза и видел на стенах багровые отблески пламени горящего в низеньком очаге торфа, или причудливый лунный рисунок на полу, розоватый рассвет в маленьком окошке или голубые сумерки, белую неподвижность сугробов или случайный полёт чёрной лесной птицы.
Мы разговаривали, но не помню о чём. Помню только лицо, мерцающее как отблеск чего-то совершенного. Голос, похожий на журчание неспешного водного потока.
Она любила меня, я знаю, но это была неземная любовь. Душа моя орлом взлетала в небесные чертоги, как душа ЛЛу-Лау[5] после последнего вздоха в день летнего солнцеворота.
Со мной никогда прежде и больше никогда потом не было ничего подобного тому, что я пережил там, в этой маленькой лесной хижине.
Не знаю, сколько времени провёл я с Авлари...
Очнулся я на заснеженной каменистой дороге, ведущей в Сегестику. И как Ллу-Ллау в день зимнего солнцестояния вновь обрёл бренность земного существования.
Мне пришлось догонять свой отряд четыре дня. Они считали меня умершим или заблудился в бескрайних лесах Паннонии.
Четыре дня пробыл я с Авлари или четыре года?
Ты спросишь, что же чудесного в моём рассказе?
Не знаю, друг мой, не знаю...
Но ничего чудесней в моей жизни не было. Я стал другим, побывав в этом белом лесу.
Иногда мне кажется, голос Авлари я слышу в шелесте листьев, в шорохе сухой еловой ветки, в песне ручья.
Не помню, что нашёптывала мне она в те ночи, но теперь я умею слагать баллады о Белой Луне, о Смерти, стоящей за спиной, и Бесконечном Пути по Белой Дороге, потому что теперь я знаю, куда должен вернуться.
К тем красивым берегам и к тем красивым склонам холмов,
Где солнце ярко освещает долину озера,
Мы всегда приходили с моей возлюбленной,
К красивым, красивым берегам озера.
Море имеет границу с побережьем.
Позволь твоим горам стать тёмными и печальными.
И когда я буду качаться на волнах солёного океана далеко отсюда,
Всегда ли ты будешь тосковать по мне, и желать нашей встречи?
[1]Белые Альбы –Альпы
[2]Мэотийское болото – Азовское море.
[3]Самайн – ночь на 1 ноября (кельт.)
[4]Хозяйка Туманных Гор – персонаж кельтской мифологии
[5]Ллу-Ллау – герой кельтской мифологии
Власовы дети
Ночь с 31 листопада на 1 груденя
у славян называется Велесовой...
Поздней осенью, когда стылую землю за ночь прихватило первым морозцем, по городу поползли слухи:
– У Федотовых ребёнок пропал…
Люди шептались про Власов Лог, сырой, затхлый, поросший папоротником овраг на окраине Росстани. Блудное, поганое место. В сумерках не раз сталкивались здесь со всякой чертовщиной. То ли неизвестные науке гибельные флюиды, то ли сила бесовская заманивала человека туда, откуда не было возврата. Окрестные жители обходили эти места десятой дорогой, и старались даже не смотреть в ту сторону.
Ещё поговаривали, если сумеешь миновать Власов Лог да пересечь вересковую пустошь, лежащую за ним, то увидишь серый туман, в котором открывается туннель, ведущий в пещеру, где когда-то в незапамятные времена племя Велесовых детей заложило капище. Капище то никто не видел, но знали, что пещера соединяется потаённым ходом с деревней Волотово, где и поныне живут потомки того древнего народа. И будто бы иными ночами даже в городе можно расслышать их протяжное пение.
Всё это были только слухи, но многие в Росстани в любом лиходействе подозревали странных жителей той деревни. Кому, как не чёртовым сектантам красть детей для своих мрачных обрядов!
Вместе со слухами в Росстань пришёл страх…
Голос петуха влетел в приоткрытую форточку и проник в сон Юла.
Подсознание опрокидывало реальность, доводя знакомые образы до абсурда, и внутри этого хаоса явилось Юлу жуткое существо с мертвенно бледным лицом, с которого внимательно смотрел на него единственный глаз.
Второй крик петуха прозвучал треском ломающегося льда. Существо протягивало к Юлу когтистые пальцы и называло по имени. Он попятился, но вдруг провалился куда-то и долго падал, пока третий крик петуха не разбудил его.
Во рту пересохло. Неужели кричал во сне? Нет, Таня мирно спала, лёжа на животе и засунув руки под подушку.
Юл осторожно встал с кровати и, стараясь не шуметь, вышел из комнаты. Поставил чайник. Потом неторопливо одеваясь, наблюдал, как старательно льнёт к оконному стеклу холодный октябрьский воздух.
Он всё ещё находился во власти жуткого сна. Память выискивала в давно минувшем, хранящемся под таким спудом, что и реальной сути-то не имело, нечто такое, о чём в обычном состоянии и не додумаешься.
Заварил чаю покрепче. Обжигая губы, выпил целую кружку. Есть не хотелось, слегка мутило, но на всякий случай сунул в пакет пару бутербродов – в дороге перекусить.
Осторожно прикрыв за собой дверь, вышел в морозное утро.
Сел в машину и, поправляя зеркало заднего вида, встретил собственный угрюмый взгляд. На что он вообще надеется, отправляясь в эту богом забытую деревню?
Все две недели безрезультатных розысков Коли Федотова Росстань лихорадило. Люди вышли на поиски пропавшего ребёнка ещё до того, как в отдел полиции пришла ориентировка на вероятного маньяка-педофила. Знали, есть вещи пострашнее маньяков, поэтому надо искать, пока не поздно, пока ещё есть надежда, пока угрюмые леса и глубокие пещеры не поглотили бедное дитя в свои глубочайшие недра.
Накануне начальник райотдела полиции вызвал Юла к себе.
– Вот уж чёртов этот лог, – сказал он, устало потирая затылок. – Там на моём веку поодиночке столько народу сгинуло, не сосчитаешь. Да и неудивительно, пещер-то полно в районе.
Майор побарабанил пальцами по столу и задумчиво добавил:
– Пару лет назад после исчезновения одного из местных мужики искали в пещерах, – майор замялся. – Короче, сунулись, а там, представляешь, не то звери, не то люди. Чёрт его знает! В общем, я подключил к поискам егерей и волонтёров.