Второй сын

– Это Сейлок.

Сейлок не слишком отличался от ее дома. Деревья, камни, крутые скалы, белый песчаный пляж, а за ним лес.

– Этот пляж – Сейлок?

– Сейлок – вся эта земля. Мы сейчас в Лиоке, это часть Сейлока… хотя здесь, у берега, никто не живет, из‐за бурь.

– Никто, кроме тебя?

– Кроме меня… и Арвина.

– Кто такой Арвин?

– Мой учитель.

– Где он?

– Не знаю. Он вернется. Иногда я чувствую, как он за мной наблюдает. Но не теперь. Его нет уже несколько дней. Думаю, он поверил, что я могу справиться без него. Это часть моего обучения.

– Ты учишься? Чему?

– Жить самостоятельно.

Почему ему хочется жить самостоятельно? Гисле этого не хотелось. И все же она жила сама по себе. И всегда будет так жить. На нее вновь навалилась усталость, и она покачнулась, почувствовав, что хочет снова лечь на песок, уплыть обратно по реке сновидений, принесшей ее сюда.

– Идем… я отведу тебя к ручью, – сказал юноша и зашагал прочь; она смотрела ему вслед, не зная, стоит ли ей идти за ним. – Я тебя не обижу, – продолжил он, не замедляя шаг. – Не бойся меня.

Она догнала его и неуверенно зашагала рядом. Он двигался легко. По прямой. Но перед каждым шагом ощупывал путь концом посоха.

– Так ты не видишь? – спросила Гисла, собрав наконец воедино спутавшиеся мысли.

– Не вижу.

Она не знала, что сказать. Голос у него был спокойным, двигался он уверенно и даже ловко, без колебаний, без страха, но проверял тропку, прежде чем сделать шаг.

– Откуда ты знаешь, куда нужно идти? – прошептала она.

– Я уже бывал здесь много раз. Я здесь живу, – и он улыбнулся ей, словно сочтя ее вопрос забавным, а она вновь ошеломленно уставилась на его затуманенные глаза.

Карабкаясь на скалу вместе с ним, она не смотрела вперед и вдруг оступилась и тяжело рухнула, расцарапав ноги и руки. По склону вниз покатились камни. Он тут же замер, повернулся к ней:

– Ты поранилась?

Ладони болели, правое колено саднило. Она заметила, что на самой глубокой царапине выступила кровь, но рана была пустяковая.

– Все в порядке, – сказала она.

– Может, лучше тебе идти следом за мной? Ты успеешь рассмотреть меня, когда мы остановимся.

Она даже не стала оправдываться. Ухватив его за руку, она поднялась и пошла следом за ним, но теперь уже внимательно глядела под ноги. Он провел ее через скалы и вверх по холму, к небольшой рощице, где среди деревьев журчал ручей.

– Вот. Вода в ручье свежая и холодная. Но будь осторожна и в воду не заходи, ручей резко набирает глубину. Можешь промыть свои раны.

– Я не ранена.

– Разве у тебя не идет кровь? – мягко спросил он.

Она нахмурилась от того, что он поймал ее на лжи, не понимая, откуда он мог это узнать.

– Ты точно ничего не видишь? – И она взмахнула руками, проверяя, правду ли он говорит.

– Когда ты так делаешь, я чувствую, как движется воздух, – сказал он. – Я слышу тебя… А у крови особый запах.

Прекратив махать руками, она потрясенно замерла:

– Ты что, почувствовал запах моей крови?

– Да.

– И где у меня кровь?

– Не знаю… но кожа на коленях гораздо тоньше, чем на ладонях. Судя по звуку, с которым ты упала, я сказал бы, что у тебя разбиты колени.

– Всего одно, – пробормотала она. – Вообще не больно.

– А я думаю, больно. Тебе нужна моя помощь?

Не ответив, она прошла у него за спиной и приблизилась к ручью. Вняв его совету, она все же не стала заходить в воду, бежавшую по округлым камням. Она принялась пить, а когда напилась, смыла соль с рук и ног и промыла окровавленное колено, стараясь при этом не стонать и не хныкать. Он ждал, не сходя с места, склонив голову набок, и ей казалось, что он слушает – так же, как мужчины обычно смотрят, что он считает каждый ее вдох, следит за каждым движением.

– Давай я наполню твою флягу, – предложила она, закончив. – Ту, из которой я пила. – Но он сам подошел к ручью и, сев рядом с ней на корточки, набрал во флягу воды. Все это время он не отворачивался от нее, словно не хотел выпускать из виду.

Когда он снова встал на ноги и сунул флягу себе за пояс, она тоже поднялась, вдруг испугавшись, что обидела его и что он сейчас уйдет.

– Я Гисла, – сказала она.

– Гисла, – повторил он и кивнул. – Сколько тебе лет, Гисла?

– Четырнадцать.

– Четырнадцать? – удивленно переспросил он.

– Да.

– Значит… ты маленького роста? – Он задал вопрос неуверенно, словно не зная, как правильно спросить, или не понимая, правду ли она говорит.

– Я очень маленького роста. Мать говорила, что наш народ медленно растет.

– Твоя мать?

– Она умерла.

Ее голос звучал совсем глухо, но юноша не сказал, что ему жаль, не стал дальше расспрашивать. Он просто молчал, словно ждал, что она расскажет еще что‐нибудь. Но она не стала.

– Сколько тебе лет? – спросила она.

– Шестнадцать. Мы почти ровесники, – медленно сказал он.

– Ты высокий, – сказала она.

– Правда? – с интересом переспросил он.

– Твой народ высок?

– Не знаю.

– Не знаешь, потому что не видишь? – не отставала она.

– Не знаю, потому что… я… не знаю свой народ.

– У тебя есть имя?

Казалось, он задумался над ее вопросом.

– Да.

Она подождала, но он ничего больше не сказал.

– Как мне тебя называть? – Теперь ее голос звучал резко.

Она устала. Но уже не боялась. Просто устала. У нее болели кости, пустой живот сводило от голода, и в нем сердито и одиноко плескалась выпитая вода.

– Можешь называть меня Хёдом.

– Хёд?

Что за странное имя. Рифмуется со словом крот. А вдруг он сейчас возьмет и зароется обратно в землю? Она надеялась, что этого не случится. Он был ей нужен. Внезапно она поняла, что очень устала.

– Да. Хёд. Так зовет меня Арвин.

– Твой учитель?

– Да.

– Может, Арвин и меня согласится учить, – прошептала она.

Хёд нахмурился, явно не понимая.

– Но… ты ведь видишь, – запинаясь, спросил он. – Правда?

– Да. Но я не умею жить самостоятельно.

Его лицо разгладилось. Он все понял.

– Я очень устала, Хёд, – сказала она. – Я хочу есть. И мне… нужна твоя помощь.

Он привел ее к пещере, вход в которую напоминал высеченную из камня, разинутую в широком зевке китовую пасть. Безо всяких колебаний он сразу вошел в пещеру, и тьма почти мгновенно поглотила его целиком.

– Тут слишком темно! – крикнула она, не желая идти следом за ним.

Он сразу же отозвался:

– Мне свет не нужен… но я разведу огонь, а ты пока отдохни здесь, у входа.

Она послушно села на землю и попыталась осмотреться, понять, где он, но в пещере стояла непроглядная тьма. Она устало ждала. Охватившая ее тревога рассеялась, когда из глубин пещеры донеслись какие‐то звуки.

Спустя несколько мгновений в темноте расцвели два огонька – высоко на стене запылал факел, а в яме в глубине пещеры разгорелся костер. Хёд стоял прямо под факелом, отставив свой посох, и звал ее по имени.

– Гисла, света достаточно?

– Да.

– Тогда входи. Я тебя накормлю.

Пещера оказалась большой – размером с дом, в котором она жила со своей семьей. Или даже больше – если туннели, уходившие в разные стороны, вели в другие помещения. Но сегодня она не станет ничего здесь обследовать. Стены и пол были покрыты шкурами, по сторонам тут и там высились полки, заставленные корзинами и склянками. Она еще никогда не бывала в такой пещере. У одной из стен стоял стол с резными ножками, возле него – четыре стула. На другом столе, длинном и узком, лежали свечи и разные мелочи, а на третьем не было ничего, кроме аккуратно разложенных в ряд ножей.

– Садись к столу, – велел Хёд. – Я быстро.

Он достал завернутое в вощеную кожу мясо, отрезал толстый ломоть хлеба от замотанной в тряпку буханки. Поставил на стол перед ней сыр, вино и мед, выдвинул другой стул и сел сам.

– Прошу, ешь, – сказал он, и она накинулась на его щедрые дары.